Повернулась на месте и только-только подняла ногу, чтобы сделать шаг от него подальше, как до слуха донеслось тихое, почти болезненное:
Подожди.
Гордая собой, с трудом подавила злорадно-триумфальную улыбочку.
Ты что-то сказал? спросила я, небрежно глянув за плечо.
Подожди, говорю, Рамиль рывком встал на ноги, отряхнул пятую точку и протянул ко мне руку. Дай воду.
А что насчет волшебного слова?
Рука его в ту же секунду безвольно повисла. Уставший и почти молящий взгляд болотистых глаз на секунду был обращен небу.
Молится, поди, на меня.
Пожалуйста, произнес он, наконец, и даже выдавил корявое подобие улыбки, чтобы затем добавить язвительное. Заколебала.
Можно было ограничиться «пожалуйстом», всё же, протянула ему бутылку, которую он жадно осушил наполовину. Вкусно тебе?
Нормально, выронил глухо, силясь отдышаться после столь частых глотков живительной влаги.
Поешь, протянула ему контейнер с бутербродами.
Заглянув внутрь, парень брезгливо поморщил нос.
Не хочу, мотнул кучерявой головой.
Ну, знаете ли! Я эти огурцы и помидоры сама выращивала! Как и листья салата, вообще-то!
Ты не ел утром. Скорее всего, вчера тебя тоже не особо сытого занесло в наше село, а сегодня ты проработал уже полдня. Так что возьми и поешь. Можешь жевать и мысленно молиться на мишленовские звездочки, к которым скоро вернешься. Не захочешь есть сам, я начну пихать тебе это в глотку при всех своих друзьях, и твой образ крутого парня со сверкающим ремнем на коротких джинсиках быстро будет разрушен. Ну, так что? повела я вопросительно бровью. Ешь сам или я помогаю?
Сделав еще глоток воды, но уже не такой жадный, Рамиль окинул меня взглядом слегка прищуренных от солнца глаз.
Ты не пробовала быть немного помягче и женственнее, что ли?
Я вожу трактор и иногда кидаю навоз лопатами. Куда уж женственнее?
Ну, да, чуть улыбнулся он, кажется, поняв мой сарказм.
И? Есть будешь? качнула контейнером. Не хочешь бутеры, есть еще тыквенный пирог и копченое мясо. Если это всё, конечно, не съели, пока ты тут ломаешься. Следующий перекус только вечером и дома.
Давай уже, вырвал Рамиль из моей руки контейнер и неторопливо взял один из бутербродов, решая, с какой стороны менее опасно начать его есть.
Что нужно сказать? подначивала я его.
Спасибо, скривил парень комичную рожицу.
На здоровье, повторила его мимику и тон, и, кажется, поймала некоторое подобие искренней улыбки на его губах.
По-моему, мне уже начинает нравится доводить его и нервировать.
Ну, вот! всплеснул руками Лёха, когда я вернулась к друзьям, оставив жующего Рамиля наедине с собой красивым. Парень ест только с Гуськиных рук. Так что, Ленок, втягивай свои когти- шансов у тебя нуль.
Больно надо, фыркнула она, гордо подставив лицо ветру.
Глава 4. Рамиль
Я грязное, вонючее чмо. Об этом можно заявить официально и спорить с этим уже нет смысла.
Футболка давно превратилась в тряпку, которой теперь будет стремно даже подтереться. Ещё вчера белоснежные кроссовки сегодня превратились в огрызки обуви, цвет которых невозможно определить из-за налипшей пыли и соков травы и цветов.
А эти ребята.
Серьёзно, они так друг к другу и обращаются ребята. Я будто в старый Ералаш попал, где все, как один, дружные и работящие. От такой картинки рябило в глазах и уже начинало подташнивать.
Складывалось впечатления, что трактор из лужи выкинул меня в прошлое, где «ребята» дружно колхозяться в поле. Парочка, во главе которой Лёха, смотрятся, вообще, карикатурно. Одна их сельхозромантика чего стоит: она ему сплела венок из цветов (и это тогда, когда на моих руках лопались мозоли от интенсивной работы), а он ей, походу, за неимением навыка плести венки, просто положил на башку три цветочка. Но всем эта тошниловка, почему-то, показалась смешной и забавной.
Ещё эта как её? Лена. Назойливее мухи я представить себе не мог. Столько чуши, сколько вываливалось из её рта ежесекундно, я не слышал ещё ни от одной из своих бывших.
Бывших
Рука с граблями в ней непроизвольно дёрнулась. Перед глазами снова мелькнула картинка из клуба, на которой моя бывшая, отношения с которой зашли настолько далеко, что я познакомил ее с отцом, орудовала языком, как раз, во рту моего отца, сидя на нем сверху с широко разведенными ногами.
Кажется, я не пытался доказать отцу Гусыни, что мне не слабо уехать в какое-то неизвестное поле и покидать сено. Я просто хотел в очередной раз убежать, и, похоже, у меня это получилось даже лучше, чем я планировал.
Телефон сдох ещё утром. Искать меня начнут, разве что, друзья. Но не отец. Есть время остыть и всё взвесить, а ещё пожрать хоть что-нибудь.
После бутеров прошло уже часа четыре. Не знаю, на каком таком волшебном навозе Гусыня и ее батя выращивали огурцы, но хотелось ещё. Телега, которую «ребята» называли возом уже была полная. Сена не осталось нигде, да и сам народ уже лениво бродил по поляне, пока двое парней, один из которых в очках, а второй водитель, обтягивали стог сена на телеге веревками.
Всё? Едем? спросил водила, которого, кажется, звали Витей. Все всё сделали? Писать, какать никто не хочет? А-то нам еще прилично ехать обратно. И не очень быстро.
Поехали уже, дал отмашку Лёха. Жрать хочу и помыться.
Блин! Как я его понимаю!
Тогда грузитесь, кивнул Витя на телегу. Кто на воз? Гу́ся, ты?
Естественно, фыркнула девчонка и первой полезла на крышу шишиги, чтобы затем забраться на самую макушку горы сена и завалиться там.
Кто ещё? спросил очкарик.
Наверное, как обычно, вклинился Лёха, тоже взбираясь по кабине шишиги. Остальные девчонки в кабину, а мы все на воз. Да, Рамиль?
Угу, выдавил совершенно безрадостно.
Как на этой шаткой конструкцией, которую от ветра не спасут даже веревки, можно куда-то ехать?
Ну, так залезай, раз «угу», крикнула мне оттуда Гусыня. Тебя только ждём.
Твою мать! ругнулся себе под нос и полез тем же путем, что до этого на сено залезли «ребята».
И за что здесь держаться? спросил я нервно у тех, кто просто лежал и пялился в небо, совершенно не заморачиваясь о своей безопасности.
Ну, если хочешь держи в зубах соломинку, как все, хохотнул Лёха, между зубами которого как раз торчала соломинка.
Прости, поддержала его Гусыня. Забыли для тебя прихватить детское автокресло. Можешь сесть в кабину к девчонкам и Витьку.
Стерва.
Едем? крикнул водила откуда-то снизу.
Все молча уставились на меня.
Ну? подтолкнула меня Гусыня. Еще поноешь или с нами поедешь?
Едем, крикнул я в ответ, не сводя взгляда с этой бесячей девчонки.
Она лишь усмехнулась и лениво подцепила пальцами веревку, которой было обтянуто сено. Повторил за ней, но за веревку ухватился двумя руками. От чувства того, что я еду на куске холодца, когда тронулась машина, перехватило дух.
Девчонка внимательно за мной наблюдала и, я уверен на двести процентов, ржала. Потом еще и бате своему расскажет.
Только проехав реку, я смог успокоиться и даже расслабиться рядом Гусыней, которая, грызя соломинку, мечтательно смотрела на плывущие над нами облака.
Ну, и как тебе? спросила она.
Что? чуть повернул к ней голову.
Сенокос, езда на сене, природа выбирай сам.
Нормально, буркнул я, поняв, что ей от скуки захотелось до меня доколупаться.
Нам сейчас ещё разгружать всё это, словно между делом, ненавязчиво, добавила она.
Твою мать! почти взвыл я, спрятав лицо в ладонях.
Девчонка лишь тихо хохотнула.
Походу, издевательство над людьми, которые, вообще, не в теме, это любимая развлекуха её и её бати.
Приехали! крикнул водила, когда машина остановилась, а двигатель затих.
Практически не чувствуя спину, сполз вслед за всеми с воза и увидел перед собой деревяные ворота, покрашенные зеленой краской, которая уже выцвела и потрескалась.
Очкарик суетил в стороне от ворот, зачем-то разбирая забор.
Ребята! распахнулась калитка и из нее вылетела какая-то тетка в желтой панамке. Ребята, да вы что?! Вы с ума сошли что-ли?!
Мам, вынеси, пожалуйста, нам всем попить, сказал очкарик и отдал ей свою рубаху.
Конечно, ребята. Я вам сейчас стол накрою!
Не надо! оживился вокруг меня хор голосов. Все как один были против пожрать, хотя, пока ехали, только и говорили о том, как бы пожрать.
Мы не голодные, Анна Васильевна, произнесла спокойно Гусыня.
Ну, вы даёте! покачала женщина в панамке головой. Спасибо вам, ребята! Мы уж с отцом думали, что всё сгниёт наше сено, и коров надо будет продавать. Спасибо! Я сейчас отцу скажу. Он хоть из окна на вас посмотрит.
Мам, перестань! очкарик явно смущался своей мамки. Мы сейчас разгрузимся, и баню растоплю.