Идущий в ночь. Сборник - Римид Нигачрок 3 стр.

«Замедлив бег, продлишь агонию,
Нет цели ясной  нет погони,
Свободен ли, в цепях в темнице,
С тобою было только то, что снится

А ветер времени дающий, тебя грабит,
Ему не нравится ни вольный дух, ни рабий.
Стань ветром сам иль облаком гонимым,
Врат адских кущ не пронесешься мимо.

Живым  живое, мертвый всем доволен:
Во что одет, зарытый, брошен в поле,
Не возмутится он, и мудр, и спокоен,
Молчит и слеп, не шевельнет рукою.

Агония борьбы  не творческие муки,
На миг возвысит духом, без поруки
И творчество  раздавит и прославит.
Замедлить бег ты можешь, но не в праве

Упрек бросать судьбе за неудачу,
Душа твоя смеётся, горько плачет 
На пользу ей, а ты лишь плоть земная»
А правильно размысли ты, не знаю,

Сумбурно, юно, в выводах неточен,
И убедить не весть кого ты хочешь,
Что медленность не век твой увеличит,
А лишь агонию, итог всему вторичен.

Сгореть звездой, упавшую с небес,
Разрушить город, поджечь собою лес,
Чтоб люди помнили, не это ли ошибка?..
Я повторю, по сути вывод зыбкий,

Не форма бега лучшее занятье,
Иди, беги, ползи на сколько хватит,
Душа твоя излилась бы довольно
И на прямой, и на путях окольных

Он слушал хмуро, спорить не хотелось,
Нет мудреца, кто утверждает смело,
Что наша цель  найти себе занятье,
Не думать, что у смерти ты в объятьях.

Перечеркнуть, как нет работы проще,
Чем текст, прочтенный раз, перечеркнуть.
Там было так: «Снег, вытоптанный в роще,
Твои следы хранит, но не укажет путь»
Пролог и фабула желают эпилога,
Как у любой судьбы конечная дорога.

А текст, написанный поспешно и небрежно,
Не тронет чувств, забудется и сгинет:
«Мой океан стихийный и безбрежный,
Меняет цвет, то черный, желтый, синий,
Как и душа  подвижна и капризна»
Читающий воскликнет с укоризной:

А где романтика любовных приключений?!
Она и он одни на острове, к примеру
Здесь звери дикие и буйствуют растенья,
Спасенья ждут в любви с надеждою и верой,
Однажды к берегу причалит катерок
Ты, автор, выдумать историю бы мог.

Конечно да, но это так банально,
Найдете вы похожее в романах,
Трагедию любви и остров дикий дальний,
Историю великого тирана
Душевный текст правдивый, откровенный,
Без приключений, забудется мгновенно.

Перечеркнуть его и автору несложно,
Он, как читатель первый и последний,
Ему повествование покажется ничтожным,
Что рукопись хранить не стал бы и наследник:
«Я породил  убить имею право!..
Что мог, сказал, не ожидая славы»

Я не свободен: преданностью занят,
А в совокупности недремлющая совесть
Грозится муками, готовит мне экзамен
Раскаянья, и приговор оценочный суровей,
Чем тот, что нес за молодость шальную,
Что надо бы простить, но я не протестую.

Не тяжки правила, оковы гордой чести,
Пришлось не всё по росту и по силе,
Но и давали мне свободы чувство вместе,
Держаться в рамках вежливо просили.
Не сразу я, пройдя через страданья,
Сообразил: наряд помехой в жизни станет.

Ложь доброты и ложь корысти сестры,
Им брат молчание и дядя подлой лести,
А месть и ревность нож готовят острый,
Друзья и недруги, когда сойдутся вместе.
Я не свободен: преданность превыше,
И совесть остается, но голос её тише

Без мысли ясной, контур тени полог,
Рукой не сдвинуть бестелесность,
И нудный фон, протяжный, долог,
Нет стен вокруг, а душно, тесно
Мне ветер нужен свежий, резкий,
Сквозняк сорвал бы занавески,

И створки б настежь распахнулись
Лежу недвижим, как распятый
Гвоздят тире и точки, трасса пули
Полёт подсветит, мне не спрятать
И тело смертное в бессмертие
Душевной сущности, но в тверди

Найдет она покой бесславный,
Могильный камень, крест с портретом
Подъем мерещится мне плавный,
Звон колокольный слышан где-то,
И выше вдруг паденье в бездну,
Подумал: я сейчас исчезну

Кошачьей лапкой луч щекочет,
Проснись, мол, выгляни в окошко,
Рассвет там зимний, между прочем.
Отстань, я подремлю еще немножко,
И вспомнил: падаю бескрылый!..
Глаза открыл  вернулись силы.

Для шалостей лет в восемь словно умер,
И с крепкой памятью, начитан, остроумен,
Найдешь его за книжкой, за мольбертом,
Он зиму учится, но краткий отдых летом,

Без принуждения найдет себе занятие,
Полночи трудится, как дня ему не хватит,
Друзей-приятелей под стать себе разыщет,
Духовной ум питает, тело грубой пищей,

Вне праздности, но в праздник знает меру,
Перепроверит факт, чтоб взять его на веру,
Душевно он богат, а внешне очень сдержан,
И к матери своей с любовью скромно нежен,

В пятнадцать лет, певец, поэт, и полиглот,
Душой не в этом мире, казалось, он живет.
Земная твердь ему всего лишь как опора,
Природа вдохновляет, но утомляет город

На Землю он сюда попал с другой планеты?
В глубинах космоса его дом отчий где-то?
Нет, он земной, и плотью с нами схожий,
Таких, как он, шлет в каждом веке Боже,

Как концентрация всех лучших достижений,
Порой и худших, и тогда  злой этот гений.
Предполагаем мы, они счастливы даром 
Они несчастливы душой, развитой, старой.

Публично скромные, и с цельною натурой,
Огромный вносят вклад в науку и культуру.
На миллион один с рожденья одаренный.
Предположить, что есть особенная зона,

Где обитают некто с высоким интеллектом,
Не духи-ангелы, не общество, не секта 
Цивилизация, вперед ушедшая в развитии,
Что заурядно им, для нас великое открытие.

Так в человечество, в основе примитивное,
По капельке вливается разумное, активное,
Тем самым подтянуть до высшего предела,
И добровольцы гении идут на риск для дела.

Не справляюсь вес бы мне занизить,
До нельзя опасно  слабых презирают.
В дорогом костюме, в старенькой ли ризе,
Но судья и строгий, страж, служитель рая,
Вижу, скажет, вижу всё до подноготной.
По спине мурашки, лоб холодный, потный.

Люди, всюду люди, ты один из многих,
Те же знаешь беды, то же счастье кушал,
Голова дурная, как-то держат ноги,
Не предал: похвально, растранжирил душу
В пустяках и страхах, грешен ты, безгрешен,
Мне какое дело, с червячком орешек.

Не справляюсь чувства мысли множат,
Нынче тошно, пусто, завтра будет хуже?..
И не понял даже, как свой век я прожил,
Криво, неказисто, был кому-то нужен,
Взяли, что хотели, выжатым лимоном
Брошен и забытый, нет, я просто сонный.

Радуйся, мне скажут, ты такой и всякий,
Утро всегда свежее, и прекрасно лето,
Именины, свадьба так скучны без драки,
Жизнь к тебе терпима, войны гремят где-то
Не судья, советчик в голове, незримый,
Выткал тебе саван из мечты и дыма

Прости её: характер не изменит,
Клянется пусть, но верить ей не стоит,
Негодованье твоё, твоё недоуменье,
Ведь не её  тебя лишат покоя,
Оставь желание исправить, переделать
Её, твоё терпение у самого предела.

Обезоружить могут наигранные ласки:
Коварный хищник готовится к удару,
И разговор, как топь болота, вязкий,
Закончится знакомой тебе сварой
Прости её: не склеить битой чашки,
Перетерпи, пусть на душе и тяжко

Глупее фразы нет: ревнует, значит любит,
А любовь и ненависть, что магнит, едины.
Нам и невдомёк, кто растратил рубль
По копейке без явственной причины
Он, она  трагедия, слово не прибавить,
Даже эту фразу: Бог судить их в праве.

А если ты не прячешься, то манишь
Так скромно, что становится неловко,
Как будто кукиш греешь ты в кармане,
И хвалишься писательской сноровкой,
Мол, убедитесь, я чего-нибудь да стою,
Хотя бы речью и забавной, и простою.

Невежество твоё исправить невозможно,
Не излечить калеку телом от рожденья,
Вот и причина отчего ты осторожный,
Синица соловьиному не выучится пенью.
Безумством храбрых кто-то восхищенный:
Они герои, слава на подвиг обреченным!..

Имеет право и глупец на самовыражение,
И похвалить грешно, грешно и порицанье,
От чтива опуса одно лишь раздраженье,
Но вспомните, что так писали сами
Вы юными с душой обильной страсти,
Влюблённые и жаждущие счастья

А если ты не делишься, скрываешь,
То обречен на вечное забвение,
Душа изноется в страданиях живая,
Как если бы никто не слышал пенье
Весною птиц, казалась б роща мёртвой,
И жухли травы, казался воздух спёртым.

Безумство чувств нам дар и наказанье,
Верна и фраза: он пишет, словно дышит,
Душа бездонная, как космос, мироздание,
Дар дан иль нет, придет призванье свыше
К тому, кто верит, пробует, дерзает
Хвала ли критика в твой адрес, я не знаю.