Один комбат, настоящий герой, к слову сказать, сам рассказывал нам с искренним восхищением о своих парнях.
Удивительно, но каждый тут за родину жизнь отдаст и отдаёт каждый день, не задумываясь. На гражданке может, и ругали и выказывали недовольство, а здесь ни один не сомневается в том, что делает. Никто. Так-то. А мальчишки вообще воюют лучше всех, вот эти, пацаны зелёные.
Оно ясно, смерти не бояться, кивнул, соглашаясь, Игорек.
Ну и я поддакнул:
Чем моложе человек, тем менее реальна для него смерть.
Комбат посмотрел на меня, качая головой.
Все бояться смерти.
А я подумал, что бояться, когда она уже заглядывает в глаза, а если она берёт других, ты не веришь в неё, и ничего не боишься даже здесь. И особенно здесь. Удивительно, но это так.
Но в мае я получил-таки возможность испугаться, но, правда, слегка. Меня ранили, легко, но в момент, когда пуля ударила в моё плечо, стало сначала очень горячо, как-то онемело, и только потом загудело и стало очень больно, я увидел, что потекла кровь, и вдруг понял, что, оказывается, тело имеет слишком большое значение, такое же, как и для всех прочих людей, которых я видел ранеными и мёртвыми каждый день
Глядя на то, как кровь быстро пропитывает рукав, я подумал, могу ли я истечь кровью и умереть, или всё же нет. Пока смотрел, голова со страху начала кружиться. Кто-то из армейских, кто сидел рядом со мной в машине, а мы ехали в открытом уазике, заметил это, мы ехали быстро, потому что через «зелёнку мы ехали быстро и, пригибаясь, хотя и в бронниках и касках, но, пули посвистывали, а это было неприятно и, как оказалось, не без оснований.
Ну, что глядишь-то, Москвич? они так и звали меня здесь «Москвич», хотя я москвичом не был, в отличие от Игоря, у которого предки корнями уходили в московскую древность, но его прозвали «Глаз», объясняя, что камерой он смотрит как глазом. Перевязать надо и в санбат.
Игорь обернулся, увидел кровавый рукав.
Ух ну ты Платон, маслину, что ль, словил?
Нет, Игорёк, это я прыщик расковырял, сердясь, сказал я, пока солдат уже, достав санпакет, бинтовал мне плечо.
Да ладно, парни, хорошая рана, как самострел, пулю вынут, и всё как на собаке заживёт, усмехнулся солдат.
Вот так я и попал в санбат и здесь встретился с Лётчиком. Я сидел на старой кушетке в смотровой в палаточном городке медсанбата, опасаясь, что кушетка рухнет подо мной, так опасно она качалась. И тут я увидел Лётчика, но он не замечал меня, занимаясь своей работой: осматривал поступивших раненых, и, как он позже мне сказал, производил «первичную хирургическую обработку раны», это тем, кого не надо было оперировать. А кого надо уносили в операционную или грузили в автобусы, которые пойдут в госпиталь в город. Но меня, думаю, «почикают» здесь.
Лётчик загорелый, какой-то красивый, сероглазый и светловолосый, я раньше не замечал, что он почти что блондин, спокойно рассматривал раны, что-то говорил фельдшеру и сестре за плечом, где действовал сам, где, только осмотрев, давал указания негромким спокойным голосом, ласково и по-свойски называя медсестру Настенькой. Я хмыкнул невольно, качнув головой, а Лётчик, очевидно, не отказывает себе в удовольствиях. Мне стало даже немного обидно за Таню, «люблю-не могу», а сам отличным образом утешается вот с этой бесцветной Настенькой. Впрочем, если он знает, что Таня мертва
Поговорить с ним надо. Но сейчас я принуждён был дожидаться своей очереди, пока несколько раз заглядывал Игорь, безмолвно спрашивая глазами, «ну как?», но и без ответа ясно, что никак, и он исчезал.
Наконец, до меня дошла очередь, и Лётчик, не глядя мне в лицо, подошёл ко мне, пока меня раздевали, пока он ощупывал и осматривал мою рану. А я смотрел на него, который был почему-то на удивление довольным, хотя чего там «почему-то», чего ему не быть довольным? Спасает людей, Богом себя чувствует, небось, да ещё девочек пощипывает в перерыве.
Тэ-экс, что тут у нас?.. проговорил он, ощупывая моё плечо.
Я ждал, когда же он, наконец, взглянет мне в лицо, а он был озабочен моей раной.
Ну что в операционную этого. Ты не бойся, боец сказал, наконец, Лётчик и посмотрел мне в лицо, наконец. Платон?! Чёрт, неужто ты?!
И он схватился обнять меня, но задел раненое плечо, испачкался в крови, и смущённо отпустил, продолжая улыбаться во все щёки, надо ж, и правда щёки какие-то появились, потолстел даже, успокоился, похоже Только я, кажется, по Танюшке и скучаю.
И он схватился обнять меня, но задел раненое плечо, испачкался в крови, и смущённо отпустил, продолжая улыбаться во все щёки, надо ж, и правда щёки какие-то появились, потолстел даже, успокоился, похоже Только я, кажется, по Танюшке и скучаю.
Ох, прости, щас я Платон. Я сейчас тут вот ещё парня осмотрю, и займусь тобой. Насть, в операционную веди его и подмигнул. Под зад бы пнуть тебя, морда
В операционной мне сделали какой-то укол, потом ещё один.
Ну как, Настасья, Валерий Палыч, хороший доктор?
Не волнуйтесь, боец, отличный, невозмутимо ответила бесцветная девица. Ты не дёргайся, здоровенный такой, а трусишь.
Я вовсе не трушу
Да ладно, все так говорят, а потом в обморок бух! деловито возилась с моим плечом «Настенька», которая мне не нравилась потому, что, похоже, слишком нравилась Лётчику.
Да я зачем-то попытался оправдываться я.
Да ладно, лежи, уж, она обернулась к входу. Валерий Палыч, готов этот, я инфильтрировала новокаинчиком.
Лётчик снова заулыбался лучезарно, белозубый такой, куда там
Ты не бойся, я тебя невольно зарежу, он подмигнул мне, взяв в руки скальпель. Тем более, мы теперь родственники с тобой. И даже больше.
И р-раз, полоснул по коже, кровь заструилась широкой полосой, согревая мне плечо и локоть, и закапала в подставленный лоток, Лётчик запустил пальцы мне в рану, и Нет, боли я не чувствовал, только вот это копошение, но выглядело это так ужасно, что я пропустил мимо его слова.
Сейчас-сейчас, продолжил Лётчик, самозабвенно роясь в ране, Господи, в моём теле орудует Но вот, сверкая белыми зубами, улыбнулся и достал пулю. О-ат она!.. Всё, сейчас зашьём и выздоравливать Как ты?
Д-да, нормально погоди, Лётчик, я не понял Ты Таню нашёл?! я потянулся встать.
Да, мой дорогой Платон Андреич, и теперь я твой зять. Мы поженились с Таней.
Ч-чиво? я сел, но тут же с гулом и даже каким-то жужжанием закружилась голова, и я бухнулся обратно, чуть не свалившись со стола, Лётчик и удержал.
Оказалось, я ненадолго отключился, когда я снова увидел его лицо, он улыбался.
Что такая ужасная новость? Что ты подскочил-то? спросил Лётчик, снова радостно усмехнувшись.
Ты рехнулся, Валер, скажи честно? проговорил я пересохшими губами, отворачиваясь, меня тошнило. Сначала делает глазки своей помощнице, а потом заявляет, что они поженились с Таней. Точно спятил. Спятил на этой почве
А он, дурень патлатый, опять рассмеялся.
Ладно, Платон, тебе поспать надо, после поговорим.
Мне вкололи морфина и отправили в палату, где я проспал столько, что когда проснулся, увидел спящего рядом на стуле Игорька, похожего сейчас на старую цаплю. Плечо не болело, и тугая повязка казалась слишком тесной, я даже не сразу вспомнил, что я ранен. Впрочем, здесь такое ранение и правда за счастье, я видел такие раны, я видел сгоревших, разорванных в клочья людей, оторванные конечности и головы, вывалившиеся кишки, так что, из всех возможных вариантов мой самый лучший.
Сквозь окна палатки проникал радостный солнечный свет, какой бывает только в мае, а ещё, наверное, только в этих благодатных краях. Я вышел из палатки, свет ослепил меня, и ещё, будто обнял, словно я и не на Земле, а попал куда-то на другую планету. Может, я умер?
Садись, не стой, качаешься, спал почти сутки, не ел, поди? услышал я голос Лётчика, значит, на Земле я.
Я открыл глаза, Лётчик сидел на скамейке у палатки и курил, щурясь от солнца, он даже закрыл один глаз. Стянул шапочку, волосы свисали у лица, выбившись из-под резинки, был он бледен, но снова хорош, удивительно, до чего шло ему всё это.
Я сел рядом, ощутив здоровым плечом его плотное плечо рядом. Он полез в карман, я думал, сигарет даст, но он достал сникерс.
Вредно на голодный желудок курить, сказал Лётчик. И крикнул кому-то: Костя! Чаю принеси репортёру, и каши, если есть, и котлету!
Может, кофе? проговорил я почему-то хрипло.
Ну да, с коньячком. Ресторан тебе тут, что ли? усмехнулся Лётчик. А если серьезно, тебе кофе пока не надо, тахикардия разыграется.
Чиво? скривился я.
Да ничего. Спасибо, Кость, он кивнул белёсому парнишке, принесшему зелёную кружку. Я взял её, тоже буркнув своё «спасибо». Ты пока чай пей, окрепнешь, будет тебе кофе Что с котлетой?
Щас сбегаю, принесу, сказал Костя.
Ты сам-то спал? Или всё работаешь? откусил сникерс, он был тёплый, кривой немного из его кармана, но оказался таким вкусным, что я удивился, будто и не едал этой шоколадки никогда.