Я слушала подругу и кивала, мне кажется, что она не может ошибаться. Я смотрела на неё, как заблудившийся путник смотрит глазами на появившейся огонёк вдали, в надежде, что там его ждёт спасение.
23.02.2014
Гонка на пределе человеческих возможностей, не иначе: я б так не смогла, но не факт.
Лыжи касаются снега так, будто парят. Я пью чай, жую пирожки с вишней, смотрю Олимпиаду, наши парни просто герои! На них держится страна!
Я беру второй пирожок, радуясь, что сын спит уже второй час, в такие редкие дни я могу спокойно погладить белье, поработать за ноутбуком, сварить обед, прибираться в квартире, иногда посмотреть телевизор.
И вот сейчас смотрю на экран, переживаю изо всех сил за наших спортсменов, на лице улыбка, будто они это делают ради меня тоже, гордость страны, одним словом.
Беру третий пирожок, сажусь, вижу, что осталась финишная прямая, выскакиваю со стула и решаю досмотреть, уже стоя. Их имена останутся в истории навеки, а такие, как я канут в лету, уже через лет шестьдесят обо мне и не вспомнят, да? возникает в голове риторический вопрос. Или вспомнят мои правнуки? Вернее, если вспомнят, то что?!
Комментатор начинает истошно кричать, что победа уже почти у нас в руках.
Я запиваю свой сытный обед чаем, и продолжаю думать:
И так правнуки вспомнят, что жила-была баба Лена, и всё! Что я сделала великого? Да ничего? Только если пирожки вот эти с вишней, да кому они сдались! Дима уже три дня в командировке, Паше их не дашь.
Из телевизора в это время доносится гул зрителей: «Вперёд! Вперёд!»
Я смотрю и вижу, как сегодня утром ехала домой с магазина.
Сильный холодный ветер хлещет в лицо, будто дает затрещины мокрой тряпкой, колёса коляски глубоко вязнут в снегу, прокручиваются и ещё глубже «тонут» праздник ведь, а тропинки чистить надо только в рабочие дни, в руках моих большой пакет с едой, пачку подгузников я засунула в ящик над колёсами коляски.
И я иду так домой, вернее, гребу, как танк, гребу, повернув коляску на себя, чтоб Паше было удобно, а сама выгнулась вся, борясь даже не с ветром, а, кажется, с невзгодами материнства.
Но я знаю, я сильнее этого ветра. Одна рука отчаянно толкает коляску с Пашей, как будто мы идём не домой, а в бой, пакет с едой почти волоку по сугробам. Вот виднеется подъезд, будто финишная прямая у наших спортсменов-биатлонистов, осталось лишь выстрелить точно последний раз, чтоб не было штрафного круга, в моем случае надо просто дойти до лифта, и всё получай награду, в моем случае, поднимайся спокойно на пятый этаж и выдыхай, но осечка, как так-то осечка, и штрафной круг лифт сломался, а это значит на себе тащить и коляску с сыном, и тяжёлый пакет, и подгузники, но сдаваться нельзя.
По пролётам! Буду поднимать по пролётам, проносится в голове. Штрафной круг почти преодолён, но трибуны не скандируют отчего-то: «Лена, вперёд! Давай! Давай!», и зрителей никаких нет, но я пру. И это, наверное, моя гонка на пределах человеческих возможностей.
А на экране парни, что есть мочи, несутся, мои глаза не успевают следить за их скоростью, лыжи разрезают снег, как я утром коляской сугробы, палки втыкаются и взмывают вверх, как мои руки, несущие коляску от этажа на этаж, один из трёх (чувствуется, весь пьедестал будет наш) берет в руки флаг, как и я, взявшая после очередного падения пачку подгузников подмышку всё финиш я открываю дверь! Победа!
И пусть мое имя не впишут в историю страны, но если она останется в памяти моих внуков, то это уже будет Подвиг, моя «личная медаль за жизнь», ведь каждый из нас проживает каждый день свою гонку.
01.03.2014
Мне кажется, это полная чушь! до меня доносится голос Димы, и я включаю на всю мощь воду, чтоб заглушить его голос. Нервно мою морковку, всё же ожидая, что муж продолжит разговор, но он молчит, нервно сжал губы и молчит.
Я не выдерживаю первая:
А ты много книг прочитал по психологии? Прям в этот разбираешься? Да?
Дима встаёт и подходит ко мне, не близко, а чуть поодаль, будто боится прикоснуться:
Лен, остановись, пожалуйста, обдумай всё ещё раз. Да, я прочёл про воспитание меньше книг, чем вы с Катей, но я уверен, что это полный бред, он взял паузу. И пользы от этого меньше, чем от
Я громко отставляю вбок терку, и мелкие кусочки моркови сыпятся на недавно вымытый пол:
А вот ты увидишь результаты уже через год, увидишь и пожалеешь о своих словах.
Я громко отставляю вбок терку, и мелкие кусочки моркови сыпятся на недавно вымытый пол:
А вот ты увидишь результаты уже через год, увидишь и пожалеешь о своих словах.
Я стою, чищу картофель, и так больно внутри, я пытаюсь быть супермамой, а Дима норовит усомниться в том, что я говорю, в том, что пишут эксперты, в том, что советуют специалисты, он будто пытается проверить их знания «на зуб». Без конца всё взвешивает, оценивает, вот и сейчас опять его скептическое «зачем сыну нужны эти развивающие занятия», если б знала, то не стала бы просить Диму рвать на мелкие кусочки вату для завтрашнего урока, сама б сделала.
Скажи честно, ты просто не хотел помогать? Верно? мне хотелось, чтоб муж признался, чтоб сказал правду.
Нет, Лен, всё не так. Вообще не так, продолжал он упираться. Я думаю просто, что больше пользы дать Паше незаметно эту самую вату, и посмотреть, что он станет с ней делать: рвать, грызть, теребить. А эти занятие в семь месяцев это, мягко говоря, бред.
Мне осталось почистить последнюю картошку, но я не могла, от услышанного было желание разбить всё вокруг вдребезги, казалось, что муж не слышит меня:
Я лишь пытаюсь дать ребёнку Лучшее, нашему ребёнку. А что может быть лучше образования, а? я повернула голову в сторону мужа, который ещё больше отстранился и смотрел на меня, оценивая. Да, суп можно есть и, если добавить целую огромную картошку с кожурой, просто вари, Дим, подольше, и делов-то, но вкуснее суп будет, когда ты ножичком кожуру срежешь, на брусочки всё нарежешь, так ведь и в жизнисуп супу рознь.
Дима подошёл ко мне и обнял, я почувствовала, что он понял всё, что я хотела донести, а затем услышала его:
Где вата, которую надо тебе нарвать? Давай!
03.03.2014
«Давай, ауф видерзеен» скажу я карьере дружно, или, как говорит мой папа «родила, Лен, сиди спокойно и супы вари! Имеешь на это право!».
Почти полгода приходило это осознание не могу я работать в полную меру! Не могу! Срываюсь на сына и мужа из-за того, что не успеваю в срок, волнуюсь, что не додаю им, когда вечерами отправляю вдвоём гулять, играть, а сама запираюсь на кухне, даю себе отчёт, что перестала кайфовать от работы, она стала в тягость, ну не могу я «кайфануть», когда заводишь будильник на четыре утра, чтоб часа два поработать до начала «мамско-декретного дня», но все же последней каплей стал клиент-мебельщик.
И я ведь отдала ему все документы за два дня до оговорённой даты, а он размахивает перед моим лицом бумагами с таким видом, будто я ему по ошибке под нос подсунула грязный подгузник сына, размахивает и с ухмылкой так снисходительно произносит:
Видать, Елена Андреевна, материнство вас расслабляет не на шутку, или нет? Мне вот вас посоветовали, как специалиста, а что на деле? Сто тринадцать слов не переведены.
Я смотрю на этого тучного высокого дядьку, от которого пахнет смесью карамели, пыли, сигаретами и слюной; ни разу прежде не чувствовала такого, будто не изо рта воняет, а прям во рту бежит такая мерзко-зловонная река слюней.
Затем я перевожу взгляд на семь листов перевода, выполненного по ночам, выполненного с привычной мне скрупулезностью отличницы и не понимаю, что он имеет в виду.
А он с ещё большей ухмылкой продолжает, рассказывая мне, что посчитал все слова в оригинале на немецком языке и в переводе на русский, и в результате не досчитался ровно ста тринадцати.
Я пытаюсь объяснить сначала с улыбкой, что нельзя сравнивать количество слов в разных языках, что структуры отличаются, что в немецком, например, есть артикли, а глагол в прошедшем времени может состоять из нескольких слов.
Но это вообще не действует, и я слышу в ответ
Дескать, «недоработочка» вышла, раз артикли не смогли перевести? как поступать будем? Снижать стоимость за перевод? Нет, тут, ЕленАндревна, не в деньгах дело, я могу скидочку сделать, как молодой маме, которая ещё не пришла в рабочую форму. Тут дело в том, что вы оправдываетесь, а не признаёте свой «косячок», так сказать.
Я смотрела на него, и этот тучный высокий дядька на глазах превращался в моем сознании в моего семимесячного сына, который полюбил недавно облизывать обувь, и я, наивная, ему сначала пыталась объяснить, что грязь, заболеть можно, что не надо так делать, а Паша продолжал.
Он взглядом хищника в саванне, выслеживающего жертву, которая пришла на водопой, выслеживал, когда гости или я случайно оставляли ботинки у порога, быстро полз к двери и начинал лизать, потому что на мои доводы ему было всё равно он хотел лизать и лизал!