Задумавшись, я не сразу заметил, что из темноты выплывает встречный вагон. Значит, мои пассажиры причаливают к "Кругозору". Ярко-красный экипаж, раскачиваясь, вошел в проем между платформами. Я поставил рычаг в нейтральное положение и снова взялся за телефон. Безрезультатно!
Ладно! успокоил я сам себя. Через торцевое окно они сами выберутся на платформу, и на станции найдут приют. Не дети! В конце-концов, там двое взрослых мужчин.
Необходимость выходить сейчас на мороз, под порывы ледяного ветра, отравляла сознание, но я не стал тянуть время, наступив на горло минутной слабости. Больше всего сейчас меня беспокоила судьба Мэд. Перед старым Гельмутом я отвечал за девушку головой. Даже если это сказано слишком громко, то гонораром это уж точно.
Я уже готов был выйти из диспетчерской, как уловил едва различимый звук. Мне показалось, что в коридоре скрипнула дверь. Идиот! мысленно выругался я, вытаскивая из-за пояса топор. Надо было проверить комнаты, прежде чем заходить в диспетчерскую.
Еще некоторое время я прислушивался к тишине, прижавшись ухом к щели, затем приоткрыл дверь, осмотрел пустой коридор и, держа топор на уровне груди, медленно пошел вперед. Со стороны я, должно быть, выглядел достаточно комично и напоминал Чингачгука, телодвижениями рассказывающего соплеменникам о своих подвигах. Если террористы все же спрятались в комнатах станции, то уже пора было готовиться достойно принять грудью порцию свинца. И все же у меня была слабая надежда, что на станции кроме меня и перепуганного до смерти техника нет никого.
Я дошел до середины коридора, остановился, затаил дыхание, превратившись в одно огромное ухо. Казалось, что стук моего сердца эхом отзывается в конце коридора. Прошла минута, другая За моей спиной тихо скрипнула дверь и тотчас захлопнулась.
Круто повернулся на пластиковых каблуках, подскочил к двери, ткнул в щель лезвие топора, но дверь была не заперта, и я распахнул ее настежь. На какое-то мгновение я увидел два глаза с застывшем в них ужасом, а затем мне в лицо полетела подушка, и я неловко шлепнул ее топором.
Между прочим, заметил я, поднимая подушку с пола, это имущество числится за управлением канатной дороги.
На кровати, забившись в угол и накрывшись одеялом, сидела Лариса.
Это ты! с облегчением прошептала она, вскочила и кинулась мне в объятия. Наконец-то! Я уже схожу с ума!
Все нормально, ответил я, покрывая ее лицо поцелуями. Все идет по плану. Ничего не бойся Ты отлично сыграла свою роль!
Да, да! шептала она, ощупывая меня, словно хотела найти травмы. И эти тоже Нет, мы никогда не умрем с голода, нас всех возьмут в театр
Она тихо смеялась, но смех был нервный. Я пошарил рукой по стене в поисках включателя.
Не надо света! взмолилась Лариса.
Чего ты боишься? задал я глупый вопрос. Кто-нибудь еще, кроме нас, есть на станции?
Не знаю Наверное никого. А меня они оставили. Я подумала, что так даже будет лучше.
А остальные? Немка и этот очкарик?
Они на кресельной канатке поехали выше.
Значит, террористы уже на ледовой базе, подумал я.
Я могу отправить тебя вниз, на "Кругозор". Там безопаснее, предложил я.
Она отрицательно покачала головой.
Нет. Я хочу быть ближе к тебе.
Я сам не знаю, где буду завтра.
Тогда я поднимусь на Приют. Там встретимся.
На Приюте сейчас полно альпинистов. Боюсь, что они станут ухаживать за тобой.
Она снова принялась меня целовать и шепотом повторяла:
Пусть ухаживают, какая все это чепуха! Главное, чтобы с тобой все было в порядке.
10
Если судить по взятому темпу, думал я, бандиты могли не остановиться и на ледовой базе. Неужели они погнали заложников еще выше? Обоих или все же оставили Мэд с дедом?
Я прошел по скрипучему снегу до фанерной постройки с кассовым окошком, перилами и дверью, ведущей на посадочную площадку к креслам. В стылом воздухе, как стая фантастических птиц, покачиваясь, поскрипывая, двигались одиночные кресла. Левая стая плыла в мою сторону, ныряла под козырек, лязгая металлом разворачивалась по вращающемуся валу и, снова выстраиваясь в цепочку, плавно летела над склоном вверх.
Я прошел на посадочную площадку, встал на рифленный металлический квадрат, слегка согнул ноги. Сзади подплыло кресло, мягко ткнуло под зад, и меня потащило вверх. Я сел удобнее, накинул страховочную цепочку. Через минут пять я спрыгнул на платформу, отпуская свою красную птицу в обратный путь, и стал подниматься по вырубленным в снегу ступеням на взлет. Если они ушли, то куда? думал я, помогая себе топором, как айсбайлем. Ближайшее место, где можно переночевать Приют Одиннадцати на высоте 4200. До него час ходу по тропе, пробитой альпинистами в глубоком снегу. Но тропу наверняка занесло снегом, заблудиться или угодить в трещину проще простого. А впрочем, террористы люди отчаянные, их риск окупается миллионом долларов, который им передала служба безопасности. Я остановился, успокаивая дыхание. К высоте трудно привыкнуть. Дышишь и надышаться не можешь. Недостаток кислорода особенно ощущаешь при хорошей физической работе. Холодная металлическая стена кухни, к которой я прислонился лбом, остудила распалившееся чело. Я сорвал с крыши сосульку и с хрустом разгрыз ее. Сейчас, досчитаю до двадцати и пойду, думал я.
Осторожно заглянул за угол кухни. Хорошо утоптанная минувшим вечером снежная площадка между бочками, кухней и моим вагончиком сейчас была покрыта толстым слоем рыхлого снега. Несколько темных цепочек следов пересекали ее крест-накрест. В кухне было темно, в моем вагончике тоже. В бочке Гельмута горел свет.
Я пригнулся и быстро пересек площадку, нырнув в плотную тень моего вагончика, прижимаясь к стене, обошел вокруг и замер у двери. Так и есть, замок сорван. Грубая работа, петля вырвала довольно крупную щепку. Приоткрыл дверь, скользнул в щель.
В полной темноте я мог только расквасить себе лицо, тыкаясь, как слепой котенок, в стены и шкафы. Пришлось рискнуть на несколько секунд чиркнуть зажигалкой. Прикрывая пламя рукой, я быстро осмотрел свое жилище и был приятно удивлен: террористы, если и похозяйничали в моих аппартаментах, то сделали это интеллигентно. Во всяком случае, мебель стояла на своих местах, книги на полках, кровать застелена, на столе мой привычный бардак.
Я подсел к радиостанции и загасил огонь зажигалки. Провел рукой по крышке корпуса наушников нет. Нашел их за тыльной стенкой. Я никогда туда их не клал, значит, станцией кто-то пользовался. Нащупал тумблер включения, щелкнул раз, второй станция молчала. Проверил наощупь гнездо аккумуляторов. Так и есть! Ниша пуста, батареи унесли.
А чему я удивляюсь, думал я. Эти два бравых бойца не пионеры из команды Тимура. Может быть, не достаточно обученные, не совсем опытные, но, тем не менее, до сих пор диктуют правила игры Тьфу, я уже думаю словами Эда!
Нагнувшись, я выволок из-под кровати свой старый китайский пуховик, надел его взамен бушлата, отыскал запасную пару перчаток, отстегнул ботинки, опустив босые ноги на прохладный пол и сел на стул напротив маленького слепого окошка, полностью залепленного снегом.
Что дальше?
Привычная обстановка моей холостяцкой берлоги действовала успокаивающе. Еще некоторое время я сидел в полном оцепенении, чувствуя, как жизненная сила медленно возвращается в измученные ноги. Топор упирался рукояткой в ребра, я вытащил его из-за пояса и кинул на кровать. Кажется, в качестве оружия он мне не пригодится, надо будет утром вернуть его поварам, иначе плакали шашлычки! Да, мысленно согласился я с тем, во что очень хотел верить, все мы отделались легким испугом. На базе террористов нет. Даже самый неопытный, самый глупый бандит обязательно позаботился бы о личной безопасности и не допустил бы, чтобы на базу кто-либо вот так просто мог проникнуть. Скорее всего, они ограничились коротким отдыхом и пошли дальше. Вопрос в том, одни пошли или взяли с собой заложника?
С книжной полки, прибитой над столом, я снял толстую тетрадь, вырвал из него лист бумаги, зажег свечу и стал писать письмо своей тетке в Красный Рог. Собственно, это было не письмо, а короткая записка. В ней я просил подготовиться к встрече Впрочем, об этом позже. Письмо я спрятал в конверт, написал подробный адрес и спрятал между страниц томика стихов Бернса.
Потом нехотя натянул на ноги альпинистские ботинки на высокой шнуровке и вышел из вагончика. Кажется, метель выдыхалась. Где-то над Эльбрусом, пока невидимым из-за тумана, пробивался неоновый свет полной луны. Ветер слабел, мороз усиливался.
По кругу, обойдя все бочки с тыла, я подошел к светящемуся окну. Бочка стояла на металлической опоре, и окно находилось гораздо выше моей головы. Пришлось карабкаться по ржавым, обледеневшим трубам, подтягиваться, хватаясь за монтажные скобы.
Окно было завешено шторкой, и я мог заглянуть только через узкую щель. Пластиковый откидывающийся стол, вроде тех, которые установлены в плацкартных вагонах, был заставлен консервными банками и кружками. На тарелках лежали кружочки колбасы, тонко порезанный хлеб, соленые огурцы и еще какая-то снедь. Рядом, на кроватях, сидели Гельмут, Мэд, а чуть дальше на стуле очкарик Глушков. Все молча жевали.
Я спрыгнул с карниза в снег. С души свалилась гора. С души свалился Эльбрус! Не таясь, пошел по пояс в снегу, разгребая его руками, как культиватор. На пороге отряхнулся, попрыгал и толкнул дверь "предбанника".
Эй! крикнул я, наощупь отыскивая ручку второй двери. На ночь есть вредно! Ферштеен зи михь?
Вредно! подтвердил кто-то.
Дверь распахнулась, и мне в грудь уткнулся ствол автомата. Я, холодея, поднял глаза. Напротив меня, улыбаясь во всю ширину небритого лица, стоял Тенгиз.