Как отсюда выйти? спросил Кабанов, обращаясь ко всем работницам сразу.
Он не удосужился ни ответа, ни взгляда. Только страшная женщина, сидящая за ближайшим к нему столом, искоса глянула на него и свела к переносице безобразно разросшиеся брови. Кабанов схватил за мосластее плечо ее соседку в сером платке это была не то усохшая старушка, не то еще не выросшая девочка, но и эта труженица не оторвалась от своего занятия. Пение не прерывалось, даже, напротив, усилилось, и вся нора была наполнена вибрирующими монотонными звуками: «Му-ма-мима. Мама-мимо Бииииии-бизиииии» И то же самое по второму кругу, а потом снова и снова.
Кабанов решил, что они над ним издеваются. Задыхаясь от злости, он огляделся вокруг, словно выбирая, кого бить первой, и увидел небольшую дыру в стене, достаточную для того, чтобы пролезть в нее на четвереньках. Желание убраться отсюда восвояси было сильнее желания раскидать безумных теток по углам, словно тряпичных кукол. Кабанов, трижды плюнув в проход между столами, опустился на четвереньки и полез куда-то в темноту, еще более плотную и зловонную. Встав на ноги неосмотрительно резко, Кабанов ударился темечком о глиняный свод, и тем самым сорвал с него приличный кусок прессованного песчаника.
Он долго стоял, согнувшись в три погибели и потирая ушибленную голову, пока его глаза привыкали к мраку. Того ничтожного количества света, которое проникало через дыру, хватило, чтобы увидеть похожие на багажные полки двухъярусные нары. Кое-где валялись подозрительного цвета тряпки. С верхних полок свисали тонкие, плоские чулки, залатанные разноцветные носки, еще какие-то серо-желтые лоскуты со сморщенными резиночками, потертыми шовчиками и редкой щетинкой ниточной рвани Кабанова чуть не стошнило.
Блин Что это за херня? хотел крикнуть он, но его голос прозвучал на удивление глухо и тихо.
Он выполз назад. Пение вдруг прекратилось. Но Кабанов зря понадеялся, что теперь на него обратят внимание. Толстуха с тифозной стрижкой, сидящая в самом темном углу, где свеча уже давно сгорела и превратилась в затвердевшую лужицу, постучала пяльцами о стол и сказала:
Подождите, девочки. Тут лучше поделить на два голоса. Послушайте, я буду петь так И задрав вверх комковатый, словно неудавшаяся манная каша, подбородок, она мышиным писком издала: Бизи-бизи-бизиииииии!!! Быстро перешла на обычный низкий голос: А вы в это же время чуть пониже: «Му-ма-мима!» Хорошо? Давайте попробуем! И начали!
Пение возобновилось. Надо сказать, что звуки были достаточно мелодичными, и Толстуха успевала не только звонко пищать, но и ритмично отбивала пяльцами такт. Вот только Кабанову никак не удавалось разобрать слов. Впрочем, текст песни вовсе не интересовал нашего несчастного героя. Ему казалось, что эти омерзительные существа издеваются над ним.
Как отсюда выйти?! закричал он, пытаясь заглушить звонко-скрипучие голоса. Но не тут-то было! Песня зазвучала с удвоенной силой.
Дабы покончить с этим гнусным театрализованным действом, он схватил за хлипкий ворот халата Полудевочку-Полустарушку, оторвал ее от табурета и, тряся ее, словно шейкер с коктейлем, выдохнул ей прямо в мелкое обезьянье личико:
Как ты сюда попала?! Быстро говори, а то придушу!!
Стройность пения была нарушена, ритм сломался, голоса пошли вразнобой, а потом и вовсе затихли.
Не помню, печально ответило болтающееся в руке Кабанова существо, приторно пахнущее дешевыми карамельками. Суча ручками и ножками, оно добавило: Обдолбанная была. И в голову раненая. Женька не уберег
Кабанов разжал руку и оглядел нору в надежде встретить более-менее осмысленный взгляд. Но все вдруг затихли, пригнули головы, и только было слышно, как шуршат иголки: шик-шик-шик.
Кабанов шагнул к Толстухе. Он не стал делать глупой попытки поднять ее за ворот и лишь сдавил пальцами ее скользкий бугорчатый загривок.
А я была на празднике, торопливо заговорила Толстуха, часто моргая, и там вискарь пила, и экстази кушала, и так радовалась, так радовалась, что даже не заметила, как все вокруг изменилось.
Кабанов отдернул руку от скользкого загривка.
Так здесь что? Вытрезвитель? с надеждой спросил он. Наверное, его приняли за пьяного и потому привезли сюда. Если так, то он без труда докажет санитарам, что был оглушен, а не пьян.
Ну, вроде вытрезвителя, ответила страшная женщина, которую, как позже выяснилось, здесь звали Зойка Помойка, и уточнила: Вроде наркодиспансера.
Ну, вроде вытрезвителя, ответила страшная женщина, которую, как позже выяснилось, здесь звали Зойка Помойка, и уточнила: Вроде наркодиспансера.
Только лучше, намного лучше! добавила Полудевочка-Полустарушка.
И неужели никто не помнит, как его сюда занесли? с отчаяньем крикнул Кабанов. Как переодевали? Как мыли?
А здесь не переодевают. Тут все в своем, вздохнула Зойка Помойка, прокалывая иголкой ткань.
Лично я сам сюда пришел, вдруг донесся откуда-то снизу сиплый мужской голос.
Кабанов огляделся, но вокруг были только женщины.
Проснулся? ласково заговорила Полудевочка-Полустарушка тем размягченным и растянутым голосом, каким говорят с любимыми животными. Она встала из за стола и тотчас опустилась на корточки. Не спится, бедолага?
Не спится, буркнул кто-то из-под стола. Всё думаю о прошлом.
Может, покушаешь? Ты уже совсем ничего не ешь. На-ка! Она сунула руку в карман халата и вынула оттуда горсть чего-то похожего на крупные семечки.
Кабанов с брезгливым страхом приблизился к столу и тоже опустился на корточки. Не сразу он увидел тощего, снежно-бледного старика в красной вязаной шапочке, надвинутой на самые брови. На сморщенной, как у черепахи, шее был повязан красный ситцевый платок. Старик нехотя понюхал то, что лежало в ладони Полудевочки-Полустарушки, вяло, по-собачьи куснул, используя не столько губы, сколько язык.
Кушай, кушай, хорошенький мой, ласково приговаривала Полудевочка-Полустарушка.
Была б охота на него «Вискас» переводить, проворчала Толстуха.
Так он смешной, умиленным голосом ответила Полудевочка-Полустарушка, гладя старика по шапочке.
Медленно разжевывая твердые комочки, старик обратил свой взгляд на Кабанова.
А вот я сам сюда пришел, произнес он медленно, и взгляд его, пронзив Кабанова, сфокусировался где-то в далеком прошлом, которым, кажется, старик гордился. У меня спросили: хочешь быть великим и богатым? Я говорю: хочу, хочу, хочу!!! Он сделал паузу, вздохнул и еще раз лизнул ладонь кормилицы. Сначала меня везли на машине, очень громко играла музыка. Потом мне дали очень вкусный напиток, на бутылочной этикетке восход солнца был нарисован Потом показали фильм с голыми женщинами И тогда мне сказали: иди и властвуй!
Ну, дальше! нетерпеливо воскликнул Кабанов. И ты пошел. И как ты это сделал? Где эта дверь?
А дверей здесь нет. Зачем нам двери? пожал угловатым плечом старик.
Хватит, солнышко мое, хватит! сказала Полудевочка-Полустарушка, высыпая в карман оставшийся корм. А то у тебя снова понос будет. Она повернулась к Кабанову. Хорошенький, правда? Это наш бывший Командор.
Бывший? переспросил Кабанов. А кто настоящий?
Как кто не поднимая головы, откликнулась Зойка Помойка. Тот, кому ты пиджачочек подарил.
Азиат, что ли? воскликнул Кабанов.
Женщины зашипели и склонили головы. Кабанов заскрипел зубами от злости и жажды драки. Так этот чебурек неотесанный начальник этого загаженного вытрезвителя? Кому доверили судьбы людей?!!
Где он? воинственно крикнул Кабанов и, смахнув Полудевочку-Полустарушку с табурета, схватил его за ножку и поднял над головой.
В своем кабинете, выдал кто-то, но кто именно выяснить было невозможно.
Кабанов ринулся в темный коридор, пиная ногами стены, чтобы по звуку найти дверь кабинета. То, что азиат оказался не каким-нибудь отпетым мошенником, а должностным лицом, придавало Кабанову храбрости. Должностное лицо, каким бы негодяйским оно ни было, все-таки иногда придерживается норм цивилизованного общества. Значит, его можно убедить в том, что Кабанов попал сюда случайно.
От удара ногой вдруг гулко загремела железная дверь. Кабанов на ощупь попытался найти ручку, но дверь была совершенно гладкой, без каких-либо выступающих деталей. Он ударил по ней еще раз, потом двинул табуретом.
Лязгнул засов, и дверь широко распахнулась. Кабанову, чтобы не получить по физиономии, пришлось отскочить назад. На пороге стоял азиат. Он по-прежнему был в Кабановском пиджаке, надетом поверх куртки. Рукав пониже локтя уже был выпачкан в чем-то жирном. Командор вытрезвителя заслонял собой почти весь дверной проем, и все же Кабанов увидел сумрачную комнату с необыкновенно высоким потолком, посреди которого темнела крышка продолговатого люка. Через потолочные щели проникали тонкие лучи света, и пылинки делали их похожими на длинные мутные сосульки. Вдоль стен, обшитых рубероидом, были раскиданы грязные подушки, а дальний угол был даже застелен протертой ковровой дорожкой. Но самое разительная особенность «кабинета» заключалось в том, что здесь, как показалось Кабанову, был чистый и свежий, как горный родник, воздух. У Кабанова даже голова закружилась, и желание вырваться на свободу стало просто неконтролируемым.