Пффф, неопределённо ответила та. Она сосредоточенно рассматривала свои ногти, поддевала под ними. Вот же блин, обломила всё-таки. Когда вылезали.
Они посмотрели друг на друга и громко захохотали, нагибаясь и распрямляясь. Будто примериваясь, получится ли тут сделать простирание, достаточно ли места.
Всё нормально? крикнул со своего места дежурный. Ему никто не ответил.
Синеволосая перемотала полотенце так, чтобы лицо и плечи были открыты. У неё обнаружился правильный овал лица, чуть вздёрнутая верхняя губа и выделяющиеся скулы. Красивая, подумал Хунбиш.
Чё смотришь? спросила она. За что взяли?
Как? не понял Хунбиш.
Почему сидишь тут?
Разбил телефон, сказал он. У богини.
Девушки опять переглянулись, выдержали паузу и покатились со смеху. У второй была короткая, под ёжик, стрижка и тату на шее с каким-то символом. В завершающей фазе смеха, перед шумным вдохом, она отчётливо подхрюкивала.
Ну я не могу, стонала синеволосая. Убейте меня. Мой живот.
Я не специально, на всякий случай уточнил Хунбиш. И вообще, это лошадь всё.
Чё лошадь? задыхаясь переспросила девочка-ёжик и затряслась ещё сильнее. Какая лошадь? Серьёзно?
Наконец они угомонились и обессиленно привалились друг на друга, закрыв глаза. Хунбиш видел, что полотенце у девочки-ёжика завернулось. Под ним была видна внутренняя часть бедра. Трусиков на ней не было. Кажется.
Эээ! Пялиться хватит! сказала она, не открывая глаз, а потом не торопясь запахнула ногу. Хунбиш смутился и стал смотреть на ветошь, в угол.
Ну, давай, потребовала синеволосая. Чё за богиня, чё за лошадь?
Да случайно, я же говорю, начал было Хунбиш, но тут в приёмной случилось движение, дежурный шумно отодвинул свой стул, и перед решёткой появился крепко сбитый мужик. Шеи у него не было, совсем. Голова была инсталлирована непосредственно в плечи, и для того, чтобы поглядеть вбок, ему приходилось поворачиваться всем телом. Короткий рукав поло держался из последних сил: бицепс у посетителя был, наверное, массивнее, чем две ноги Хунбиша вместе.
Мужик молча посмотрел на всех и на притихших подростков, и на Хунбиша, цыкнул и отвернулся.
Вот что, лейтенант, сказал он тихо дежурному. Я их обоих заберу, ты там оформи как нужно.
Вообще, только ближайшие родственники начал было дежурный, но крепыш прервал его ладонью. Жест вышел, на взгляд Хунбиша, неожиданно интеллигентным и в то же время убедительным. Противостоять ему не было никакой возможности.
Оформи, повторил мужик. Что там у них случилось?
И они двинулись к рабочему месту дежурного.
Налили фейри в фонтан, говорил едва слышно лейтенант, разделись, стали купаться. Ну, пена, понятное дело. Приехал наряд, бросили бутылкой. Публика тут же. Несанкционированная. Всеобщее веселье. Музыка. Нарушение режима тишины и покоя. Санпин два один два
Попали? остановился мужик.
Что? переспросил дежурный.
Бутылкой. Попали в кого, спрашиваю?
А. Нет, не попали.
Вот и ладушки, сказал крепыш. Оформляй, я Ленку её родителям завезу. Напрямую. Всё в порядке будет. Хочешь напиши, что её родители сами приехали, и ты им лично вернул. Всё, я в машине. Давай пиши и выводи. Вот паспорт. Держи. Нежнее только. Бумаги в машине тебе подпишу. Пять минут у тебя.
Он вышел. Хлопнула дверь. Девушки переглянулись. Лица их были серьёзны.
Дааа, блин, протянула светловолосая.
И не говори, согласилась красотка.
На выход, девушки, дежурный открыл дверь. Давайте, мне ваши данные нужны для протокола.
А можно тапочки? намеренно противным голосом протянула красотка. Бомжатник тут у вас, не пойду босиком.
Дежурный, не задумываясь, вытащил из кармана синие бахилы.
Вот всё что есть. Маноло бутика нет.
Чё? захлебнулась красотка. Бутика?
Ну или как там его, не растерялся полицейский. Давайте, мув ю бади. Сами же слышали пять минут. Надевайте.
Бутика, через прерывистые спазмы смеха выдавила она. Маноло так его бутика.
Отсмеявшись, девчонки натянули бахилы и, не особенно усердно придерживая руками сползающие полотенца, нависли над столом. Хунбиш слышал, как они медленно, изменяя показания, явно издеваясь над лейтенантом, сообщают ему фамилии и адреса. Потом дверь хлопнула и всё стихло.
Проснулся Хунбиш опять от двери. Вздрогнул, сел красиво, и только потом огляделся. Вспомнил.
Проснулся Хунбиш опять от двери. Вздрогнул, сел красиво, и только потом огляделся. Вспомнил.
Дежурный с кем-то разговаривал. Это был уже другой человек. Тощий, но при этом круглолицый. Вытянутый, в роговых очках. Форма на нём висела, и он часто одёргивал рукава.
Не могу я брать показания, сердито говорил он в трубку. Я дежурный. К Петренко пусть идёт. Ну, к Ахеджаковой тогда. А я что? Сейчас уже десять часов, сейчас начнётся. Как я обращения принимать буду? Там в клетке ещё один. С ночной ещё. Да чтоб
Он с досадой грохнул телефоном.
Ладно, давайте быстро, сказал он посетителю. Предварительно возьму, а детальные показания дадите позже. Когда кто-нибудь освободится. В тринадцать подойдёте в триста второй, к капитану Ахеджаковой. Без записи. У неё приём. Понятно? Громче говорите!
Я предполагал, что по таким резонансным делам вы изыщете ресурс, ответил дежурному невидимый голос.
Какое ещё резонансное? Давайте по порядку. Ваша фамилия, паспортные данные. Прописка.
Голос ответил.
Так. Теперь кратко и по существу.
Хунбиш подумал, что хостел оплачен только на одну ночь, и в двенадцать а это значит, что уже через пару часов с его вещами сделают непонятно что. Даже и не хостел, а как там оно? Капсульный отель. На ресепшне прыщавый подросток с лоснящимися волосами долго рассматривал его паспорт и переспрашивал написание.
Капсулы были размещены в два этажа, и в свою ячейку ему было нужно подниматься по неудобной лестнице. Сидеть внутри не выходило можно было только полулежать, подмяв подушку. В изголовье нашлись пара розеток, вытяжка и выключатель лампы. Рюкзак Хунбиш пристроил рядом с подушкой. На потолке висела ламинированная наклейка с паролем от вай-фая. Вход в ячейку закрывался запирающейся на ключ задвижкой.
Рядом с ресепшном находилась гардеробная, где можно было оставить уличную одежду и обувь. По причине тёплой погоды вешалки болтались пустыми. Наверное, туда рюкзак и вытащат, подумал он. Ничего особо ценного в рюкзаке у него не было, так, немного сменной одежды и кое-что по мелочи. Но всё равно вещи было жалко. Не унесли бы.
Да, они ударили консьержа, говорил голос в дежурке. Хунбиш прислушался. Избили. Нет, сам не видел. Да не в этом дело, поймите вы наконец. Нет, не знаю. Да сконцентрируйтесь на главном, ради Бога. Безотносительно от того, ходил он снимать побои или нет. Вы вообще-то отдаёте себе отчёт, что это раритеты? Не просто раритеты, а имеющие отношение. Весьма непосредственное отношение к истории. Истории страны! Там от одной описи Русский музей кипятком бы всё оросил. Увидел бы если. И, главное, размеры компактные. Это ж не ваза эпохи Мин или какая-нибудь персидская там капитель колонны.
Не отвлекайтесь, прервал его дежурный.
Да, легко согласился тот. Сейчас каждая минута дорога. Вы правы. Я и так пришёл не сразу, задержали меня. Эх, задержали, трейдеры недоделанные Прайват банкстеры. С этой их токсичной кармой. Нужно прямо по горячим следам! Вот сейчас!
Разберёмся, гражданин, привычно сказал дежурный. Продолжайте по существу. Под запись.
Да. Ценные вещи, дорогие вещи. Уникальные. Единственные в своём Смотрите на камерах, приметы ведь должны быть какие-то. Не могли же они.
Смотрим, сказал дежурный. Ещё что-то?
Да вы поймите. Я ведь про то, что это народное достояние! В прямом смысле!
Учтём, заверил дежурный. Ладно. Пока всё. Остальное доложите Ахеджаковой. С тринадцати в триста втором. Вот эти показания будут у неё на столе.
А вы сейчас уже проводите следственные мероприятия по моему делу? осведомился с подозрением голос. В эту минуту?
Проводим, безапелляционно сказал дежурный. Вот, держите. Пишите внизу вот ручка, возьмите. Да, вот тут. Пишите. С моих слов записано верно. Верно. Да. Мной прочитано. Дата. Время. Десять двадцать двадцать семь сейчас. Подпись. Да, вот здесь, ниже. Это ваше. Всё.
Но как же начал было голос.
Дело принято, сказал дежурный. Оно уже в работе. В тринадцать в триста вторую.
Зазвонил телефон, и дежурный, не снисходя до формального прощания, взял трубку.
Разного рода преступники, задержанные и посаженные в тюрьму, подвергаются удушению; когда же наступает срок, назначенный великим ханом для освобождения задержанных, что бывает каждые три года, то их отпускают, но при этом кладут им клеймо на одну щёку, чтобы после узнавать их.