Пусти, прошептала Янка, останавливаясь. Я кому сказала! Фу! Сидеть! Пусти!
Никакой реакции. Взгляд собаки глаза в глаза показался откровенно насмешливым и внимательным. Только тут Янка вспомнила, почему же собака ей знакома.
Это был пёс Лены.
Янка огляделась зажмурилась, вслух досчитала до семи и снова открыла глаза.
Улица, собранная из разномастных заброшенных домов, никуда не делась. В ближайшем пыльном окне отражалось крохотное красное солнце, зависшее над самым горизонтом настолько тусклое и маленькое, что не разгоняло густые синие сумерки.
Мамочки Одной рукой накрыв спрятанную под толстовкой рыбку, а другой вытаскивая из ушей бесполезные наушники, Янка тщетно пыталась рассказать себе, что опять неудачно заснула.
«С-спи-шь? Когда во с-сне так холодно, ты просыпаеш-шься, вс-сегда» заметил чересчур проницательный внутренний голос.
Заткнись, шёпотом сказала ему Янка.
Но голос и сам уже довольно замолчал, зная: возразить ей нечего. Из ловушки мёртвого города выхода нет.
Некоторые галлюцинации бывают чересчур убедительными пробормотала Янка, пытаясь отойти в сторону, но пёс не дал. Ему для этого даже не нужно было сдвигаться с места так, качнуться достаточно.
Несколько секунд они стояли неподвижно, но эту игру в гляделки Янка проиграла с треском.
Хоро-оший пёсик, пробормотала она. Или ты собачка?
Впрочем, хватило одного взгляда, чтобы понять: в природе этого громадного пса с почти медвежьей мордой было отнюдь не нянченье щенков.
Немигающий взгляд тёмных глаз гипнотизировал. На очередном «п-пусти, хороший пёсик» пёс многозначительно приподнял верхнюю губу, демонстрируя набор прекрасных белоснежных клыков, и Янка заткнулась.
«Мамочки Нет, соберись, Ян, соберись, Офелия, ну пожалуйста, кто-нибудь, спасите меня, мамочки надо бежать холодно Соберись, ради Бога!»
Пёс одним шагом преодолел разделяющее их расстояние, заставляя прижаться спиной к стене, и внутренний монолог сорвался в беспомощное подвывание.
А пёс спокойно уселся, не сводя взгляда с Янки и с невидимой под толстовкой рыбки.
Когда мысленная паника достигла своего пика и мир вокруг словно зазвенел от напряжения, Янка запустила руку за ворот, сжала рыбку так, что горячий металл до боли впился в кожу и с ошарашившей её саму твёрдостью решила: выждать, пока пёс отвлечётся, и прыгать вбок, и бежать, бежать! Иначе напряжение разорвёт её в клочья куда раньше, чем это сделает пёс.
Низкое солнце рождало длинные-длинные неверные тени, и Янке показалось, что у пса тень не одна, а целых три, причём две куда меньше. Пёс, убедившись, что пленница стоит смирно, вдруг широко зевнул и улёгся белоснежной горой.
«Так, Ян Соберись! Три, два»
Перед глазами словно вспыхивают привычные надписи:
До начала боя осталось
00:03!
00:02!
00:01!
Бой начинается!
Пёс ещё не успел опустить на землю морду, а Янка невероятным прыжком кинула себя вправо, упала, вскочила и бросилась бежать, на волосок ускользнув от клацнувшей у капюшона пасти. Нырнула в переулок, надеясь выгадать пару секунд, запнулась, кубарем полетела вперёд
Успел, удовлетворённо сообщил знакомый голос, и чьи-то руки подхватили, не давая упасть.
«Это сон Только сны могут так повторяться», с облегчением поняла Янка.
С бело-серого капюшона задорно пялились вышитые глаза.
Там там Янка попыталась предупредить, что за ней гонится гигантский пёс, но Тот мягко потянул её за плечо вниз, заставляя присесть, а силы в его руках оказалось куда больше, чем представлялось Янке.
Чш-ш, выдохнул он, всё хорошо. Я тебя сейчас выведу. Почему ты опять сюда провалилась, а?
Я Янка запнулась, озираясь, но ни пёс, ни Лена так и не появились. А без доказательств рассказ про страшную собаку, непонятного мужика и парк выглядел невнятным и сомнительным.
Ну, у тебя же, небось, родители, друзья, братья-сёстры есть? Пацан откинул капюшон и уселся по-турецки прямо на мёрзлой земле.
Янка впервые сумела рассмотреть его лицо.
Лохматый, черноволосый каким и запомнился. Вот только при свете стало ясно, что не такой уж он и малявка если и младше Янки, то не сильно. Обманывали рост и порывистые движения, нелепая пижама и скрывающий лицо капюшон А лицо у Тота оказалось взрослее.
А ещё у него были синие глаза. Невозможные не голубые, не серые, густо-синие. Как у котят или новорождённых.
Эй, Тот пихнул Янку и тут же ухватил за плечо, не давай потерять равновесие. Заснула?
Нет, пробормотала Янка, стряхивая наваждение. Просто нету у меня никого.
Как так?! ошарашенно моргнул Тот, болезненно напомнив этим Вика. Ты бы тогда уже Короче, не, не может быть. Не у тебя. Мама там, друзья, возлюбленный, всё такое?
Мать есть, согласилась Янка. Только ей на меня плевать. У неё этот служебный роман, во.
Воспоминание о Лере резануло по сердцу. Надо же, в памяти ни лица, ни фигуры, ни даже одежды. Вообще ничего, не человек, а живое мамино предательство.
А
Она меня одна воспитывает. И парня у меня нет, Янка поняла, что ещё один вопрос, и Тот получит за всё: за бесцеремонность, за таинственность, за Вика до кучи
И за то, что где-то за поворотом затаился громадный белый пёс.
Понял, понял, сник парень, поднимая ладонь. Ты так смотришь, будто укусишь сейчас.
Что? у Янки вырвался нервный смешок.
Тот демонстративно выдохнул и слитным движением вскочил на ноги, протягивая руку:
Пойдём!
Куда?
Нам нужны рельсы, важно, но непонятно объяснил Тот. И идти. Конечно, у нас впереди ещё целый день, но лучше поторопиться.
Он замер, словно к чему-то прислушивался.
Подожди! вдруг сообразила Янка, вскакивая, и обернулась, высматривая в проходе между домами солнце. Но ведь сейчас закат разве нет?
Не-а, утро ещё. Солнце здесь вообще не поднимается высоко, так и ползёт вдоль горизонта Это же ноябрь.
Октябрь, машинально поправила Янка. Ещё только тридцатое.
«Боже, о чём мы говорим Там по нашему следу гигантский белый пёс сейчас приведёт Лену, а я время и дату уточняю!»
Ты не поняла, пожал плечами Тот, уже шагая по переулку вперёд.
Чего не поняла? Тридцатое сегодня точно!
Да хоть сто сорок первое. Здесь ноябрь. Не по календарю, а навсегда Считай это названием.
Янка поёжилась: и впрямь холодный ноябрь, вон даже кое-где невесомой пудрой белеет первый снег Но навсегда? Круглый год? Это значит это значит
Знаешь, осторожно начала она, довольно сложно вот так вот поверить в существование она запнулась, параллельного мира.
Какого нафиг параллельного? удивился Тот, оборачиваясь. Такие пространства, как Ноябрь, часть мира.
Ну Янка смутилась. Тогда где мы? Я ведь бежала по парку, но там совершенно точно нет всего этого. И если я была в парке, то сейчас-то мы где?
С этой точки зрения ну, нигде, пожал плечами Тот, неохотно замедляя шаг. Если ты про тот твой парк. Мы на изнанке. На чердаке мира. Просто в Ноябре, в конце концов.
Не успела Янка нагнать своего провожатого, как тот резко затормозил и обернулся, так что она по инерции сделала ещё два шага вперёд и уткнулась в него.
«Всё-таки ниже, довольно отметила она, глядя на лохматую макушку. Полголовы, кажется».
А Тот вдруг привстал на цыпочки, сунул руку ей за ворот толстовки и зашарил там и футболка вмиг показалась слишком тонкой. Но прежде чем Янка успела стукнуть бесстыжего мальчишку, он сноровисто уклонился от кулака и осторожно поцеловал рыбку.
Сердце обожгло жаркой болью, выбивая дыхание, словно Янка проглотила огонь, но пульс не пропал, наоборот, заколотился, как бешеный.
Гигантский пёс внезапно стал совсем неважным и нестрашным.
А цепочка была слишком слишком! короткой, чтобы отшатнуться.
Ян, приходи завтра, попросил Тот очень серьёзно, прижимая рыбку к щеке, и та в его ладони сияла маленьким солнцем. Мне тут не справиться без рыбки, а значит без тебя.
Что? Янка вздрогнула. Куда приходить? В парк?
Зачем в парк? удивился в свою очередь Тот.
Янке не нужно было прикасаться к рыбке, чтобы понять, что она горячая. Глядя на Тота, она сама почти ощущала металлический огонёк у щеки.
Ну, оба раза я попадала сюда из парка по дороге от метро, понимаешь? Янка вконец смутилась, опустила взгляд и принялась старательно рассматривать выщербленный асфальт и россыпь навечно вржавевших в него монеток.
А! Ты думаешь, в парке находится портал или, там, телепорт? рассмеялся Тот. Да нет, просто первый раз тебя в Ноябрь выбросило. А второй раз не должно было, но почему-то всё равно выбросило тоже. Просто совпадение.