Я понимал это искусство. Для того, чтобы управлять сном, нужно было отринуть от себя своё «я» и превратиться в нечто подвижное и независимое не от чего. Лучше всего для этого подходил образ Дракона, который возвращается в глубины изначального моря своего подсознания. То есть нужно было раствориться в неком первозданном хаосе, где ничто никак не определено, а ещё лучше объять собой пустоту, которым и является Небо. И это небо лежит очень высоко, но оно находиться в нашем сердце. А это значит, что это сердце нужно увеличить до размеров неба. И чтобы превратиться из дракона в небо, необходимо дышать так глубоко, что дракон, улёгшийся на белом облаке, сам превращается в это облако и смешивается с небом. Вот что означало погрузиться в самого себя до глубины Неба. И там можно было отдаваться любым мечтаниям и иллюзиям. Это и называется «управление снами», когда Небо, олицетворяющее собой Творчество, само творит то, что ему вдумывается. Человек как бы отдаётся на волю Неба, и оно наделяет его особыми знаниями.
В другом своём трактате, в «Поэме о восхвалении мастерства сна» «» (ли шуй ши) мудрец Чэнь Си-и замечает, что обычные люди некогда не уделять должного внимания истинно важным вещам, хотя и придают большое значение сну, давая себе отдых. Во время сна душа Хунь покидает тело, а дух Шэнь неподвижен и остаётся на одном месте. Но пробуждение обычному человеку не даёт понимания, а его страстные желания сердца становятся ещё сильнее. Можно посмеяться над людьми бренного мира, не осознающими во сне, что это лишь сон и, что он лишь фантазия и иллюзия. Основой Совершенного Человека является отсутствие иллюзий и беспорядочных сновидений. А коренной основой его сновидений странствия в безграничном пространстве, где он путешествует в мире Бессмертных. Можно сказать, что основной тайной Истинного Человека является отсутствие сна, хотя он и спит. Для него важен не сам сон, а проплывающие облака и ясно-фиолетовая дымка, которая вводит его в другое измерение, благодаря которой он попадает в Новое Небо. И если у человека есть желание осознать сновидение во сне, то вначале ему необходимо познать Сокровенное (суань).
Для убедительности своих слов, я привожу его текс целиком:
Сháng rén wú suǒ zhòng wéi shuì nǎi wéi zhòng jǔ shì jiē wéi xī hún lí shén bù dòng Jué lái wú suǒ zhī tān qiú xīn yù nóng Kān xiào chén zhōng rén bù zhī mèng shì mèng Zhì rén běn wú mèng qí mèng běn yóu xiān Zhēn rén běn wú shuì shuì zé fú yún yān Llú lǐ jìn wéi yào hú zhōng bié yǒu tiān Yù zhī shuì mèng lǐ rén jiān dì yì xuán
Что же такое Сокровенное? И почему его необходимо познать? Мудрец Чжан Сань-фэнь в своём трактате «Стих старого рыбака» « « (ю фу си) раскрывает суть Сокровенного так:
«Спящий Дракон беззвучен и невиден, но в то же время имеет проявления, издавая свой голос, разъясняет, но слышишь его лишь внутри своего сердца. Так как дух Шэнь находиться в безмолвии, а энергия Ци безбрежная и таинственная, то Спящий Дракон хоть и спит, но во сне, спя, пробуждается в сфере высшего сознания».
Поистине, великие слова! И их стоит всегда иметь перед глазами, когда мы пытаемся проникнуть в Сокровенное и понять, что это такое.
Zhé lóng wú shēng qiě yǒu shēng shēng shēng shuō yǔ nèi xīn tīng Shén mò mò qì míng míng zhé lóng suī shuì shuì hái xǐng
Мне тоже предстояло стать Рыбаком, чтобы проникнуть в сферу изначального моря своего подсознания, чтобы выловить там Спящего Дракона и поговорить с ним. Поэтому я так жаждал попасть во Дворец Лазурного Дракона, но для этого мне нужно было овладеть мастерством особого сосредоточения для вхождения в это изменённое сознание. И тут опять мне помогли наставления патриарха Чэнь Туаня , который во время династии Сун встречался с императором Тай-цзуном, который, впечатлившийся мудростью и мастерством мудреца, пожаловал ему титул «Мастера невидимого и неслышимого» Чэнь Си-и .
Таким же титулом во сне наградил меня Небесный император после успешной сдачи моих экзаменов. «Си-и» и есть та Сокровенность, в которую я проник во время сна. Об этом мудреце я уже упоминал выше, когда цитировал его трактат «Поэму о восхвалении мастерства сна». Так вот, тайные наставления Чэнь Си-и гласили: «Все, кто изучает Путь-Дао и совершенствующиеся в понимании Истинного, являются достойными людьми. Тот, кто желает постичь Сокровенное (си и), должен овладеть тайным методом мастерства и практиковать его всё время».
Далее шли поэтапные рекомендации о том, что нужно делать, чтобы освоить это мастерство. Я прочитал их внимательно и, выписал на листке бумаги, повестил на стену над моей кроватью рядом с тремя парсунами моих любимых писателей китайского средневековья Пу Сун-лином, Юань Мэйем и Цзи Юнем. Их парсуны я купил накануне в китайской лавке. Они были выполнены литографическим способом на материи в стиле японского какемоно.
Все три парсуны были забавными, так как писатели на них изображались смеющимися. Лицо Пу Сун-лина было морщинистым, но глаза его показались мне умными и одухотворёнными. На головне его была одета коричневая шапочка, похожая на глиняную миску, а из рукава синего халата выглядывал белый манжет нательной рубашки. Левой рукой он подёргивал жиденькую длинную бородку и, казалось, был готов к знакомству и общению. Выглядел он довольно старовато, но производил приятное впечатление живого и общительного человека. Он умер за год до рождения Юань Мэя, когда ему исполнилось семьдесят четыре года.
Юань Мэй был изображён в халате бежевого цвета, в соболиной шапке и в оранжевых тапочках. Он имел холёную внешность, а лицо его было гладким и широким, и весь он казался вполне упитанным добряком, так как глаза его светились доброй насмешкой и умной проницательностью. В левой руке он держал цветок, а правой проводил по длинной и густой бородке. Всем своим видом он походил на человека, пребывающего в благоденствии и купающегося в роскоши. Сразу же было видно, что он прожил всю свою жизнь счастливо и, живя восемьдесят один год, был доволен собой и всем своим окружением.
На третий парсуне был изображён Цзи Юнь, родившийся на восемь лет позже Юань Мэя, но проживший на один год больше него. Лицо у Цзи Юня было гладкое, но худое, скулы немного выступали над щеками. И в отличие от седовласых Пу Сун-лина и Юань Мэя, его бородка и усы были чёрными. Головного убора на нём не было, но и иметь ему шапочку было незачем, потому что его голова была огромной и круглой, олицетворявшей собой само Небо. Обычно конфуцианцы носили на голове круглый головной убор, олицетворявший Небо. Но вот зато его обувь была чёрная и квадратная и соответствовала Земле. Такую обувь и полагалась носить всем конфуцианцам. На нём был свободный длинный халат серого цвета, из под которого были видны белые штаны. Его левая рука была опущена, а в правой руке он держал свиток. Глаза его были прищурены, как Владимира Ильича Ленина, поэтому возникало впечатление от его образа как о человеке скрытном и загадочном, способным предвидеть будущее и использовать его себе во благо.
Глядя на эти три парсуны, я подумал: «Я были ли они даосами? Ведь Пу Сун-лин был вечным студентом, и даже не доучился до конца, так как с трудом сдал средние экзамены, и поэтому не занимал высоких должностей. Всю жизнь он бедствовал, что давало ему способность мечтать о лучшей жизненной юдоли и писать о студентах, которых посещали по ночам прекрасные феи и дарили им радости и блаженство.
Юань Мэй же был выдающимся учёным и занимал высокие должности. Но он был бабником и любил женское общество, окружая себя всю жизнь красавицами, которых обучал различным искусствам. В возрасте Иисуса Христа он оставил службу и жил в роскошном поместье, радуя себя всеми прелестями жизни.
Цзи Юнь тоже был видным учёным, и до конца своей жизни отдавал всего себя службе. Жил он, также как и Юань Мэй, в роскошном особняке, где собирался весь интеллектуальный и чиновничий свет императорского двора.
Возможно, что Пу Сун-лин и был даосом, так как сама жизнь заставляла его обходиться малым, поэтому его склонностям отвечало учение Дао. К тому же, он жил среди народа, а народ часто отдавал свои предпочтения даосизму, потому что это учение было для него более понятно, чем философия монашеского буддизма и учёный мир конфуцианцев, для которого требовались незаурядные знания для подготовки к экзаменам.
Юань Мэй, наверняка, исповедовал даосизм, наряду с буддизмом и конфуцианством, так как слагал стихи. А стихи требовали особого настроя для возгонки сублимации, которую можно было достичь только через даосскую медитацию.
Цзи Юнь, вероятно, занимался даосизмом потому, что находил в нём отдушину от своих служебных дел, и с помощью даосских практик мог расслабиться и восстанавливать своё здоровье.
Как бы там не было, все эти три талантливейших литератора всю их жизнь писали о том, о чём не писал Конфуций (а Конфуций не писал о духах и необычных происшествиях). Это именно то, что занимало меня всю мою жизнь, и поэтому я выбрал их в сопровождающие для моих небесных странствий, о чём во сне я сказал Золотой Богине Запада Сиван-му».