Проголодаешься, можешь слизать, сказал он и вышел из комнаты оставив меня одного.
Кто знает, возможно время спустя я пал бы настолько, что стал бы слизывать его сперму, в тот горький унизительный момент я решил закрыть себе рот, но больше не пить даже если это будет вода, я решил умереть. Пришла она и мне отчаянно захотелось жить.»
Последние строки были написаны на ларабавском, другими чернилами и, видимо, намного позже. Эйшан бросила взгляд на свитки и заметила еще такие приписки. Скорее всего Искандер перечитывал их, обдумывал.
«И тут пришла она. Тристакинния. Создание небесной красоты, я никогда не видел таких красивых женщин. Она была похожа на Фрея, и я надеялся, что это его сестра. Она принесла мне попить и большой кусок хлеба. Рядом с северной красавицей стоял Фрей.
«Он же умрет!» сказала она.
«Не умрет. Я его сломаю.»
«Посмотри, какой он красивый!»
Наверное, я влюбился в нее, в этот момент.
«Красивый,» согласился Фрей, «поэтому я и пленил его.»
Красавица протянула руку сквозь прутья решетки и погладила меня по лицу. Мне нужно было дернуть ее за руку, пусть бы Фрей разозлился и убил меня тогда, но я не мог. Разум оставил меня.
Она сказала мне что-то ласковое. Что-то спросила. Я кивнул, не понимая. Фрей перевел мне: она спрашивает, будешь ли ты слушаться.
Я был согласен на все, что она просит. Только бы видеть ее, хоть иногда, жить, зная, что она где-то рядом.
Я признал Фрея хозяином. Меня выпустили из клетки, помыли в бочке с дождевой водой, холодной. Лето на севере свежее, но теплое. Меня накормили, одели и отправили работать таскать воду и другие тяжести, не сложно для сильного мужчины, как я. Служанки и высокородные северянки смотрели на меня. Я не знал их языка и не мог говорить с ними, поэтому я только улыбался на их слова. Я помню, как Фрей какое-то время смотрел, как я работаю, потом подозвал меня, внимательно и зло осмотрел мое лицо, вынул нож и полоснул меня по щеке. Кровь залила мне лицо, а Фрей провел ладонью по ране, втирая что-то. Я сдавленно закричал, чувствуя жжение.
«Эти потаскухи больше не будут смотреть в твою сторону» прошипел Фрей.»
Эйшан снова разрыдалась, ее грудь словно не могла вынести рыданий, разрывалась, перекрывая дыхание. Ее не пугал страшный шрам, она так хотела оказаться в тот момент рядом с Искандером, она бы утешила его, поддержала бы его, помогла снести тяготы плена, пусть даже сама была бы рабыней.
Глава 5.
«Работа была не сложной. Но Фрей скоро снял меня с работ по дому, оставив личным рабом. Я живу у него в комнате, сплю в ногах, на его постели или, когда он спит в закутке, где стояла клетка, то на лежаке, тоже в ногах. Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая свое унижение, когда ловил губами мочу Фрея. Я не злю его, но он злится сам, без повода.
Слуги пытались вымещать злость на мне, но я вспылил и ударил в ответ одного из них, и тогда смотритель дома сказал, что пожалуется на меня Фрею. Я опасался наказания, но не стал просить его ни о чем. Смотритель пожаловался, что я его не слушаюсь, Фрей усмехнулся.
«А он должен слушаться меня, а не тебя.» сказал викинг. Больше слуги ко мне не приставали. Только зло шипели что-то, проходя мимо, и то, когда Фрея не было дома. Когда он возвращался, он сразу тащил меня с собой. Заставлял раздеваться, и ощупывал меня, небрежно сжимая гениталии, играя с сосками, чтобы напомнить мне, что у меня нет никаких прав. Если я пытался закрыться, он зверел и бил меня. Как-то, он заставил меня развести ноги и пинал по гениталиям, при этом, я должен был петь какую-то песню шлюх на северном. Я сгорал от стыда, было больно и стыдно. «Молодец,» похвалил он меня, склонился и поцеловал в губы. Чтобы еще изощреннее унизить. Всю ночь я мучился от боли, гениталии распухли и ныли. Несколько дней мне было больно ходить и мучительно было мочиться.
А потом я снова увидел ее. Я постоянно выискивал возможность увидеть Тристакиннию, но никак судьба не сводила нас. Как-то я увидел ее во дворе. Она стояла и улыбалась, видимо, радовалась своей красивой и беззаботной жизни. Я невольно подошел ближе. Мне хотелось, чтоб она заметила меня. И она заметила.
Иска! Ты?
Я подошел, любуясь ее небесной красотой. Видимо, мой взгляд был слишком дерзким, она свела красивые брови и спросила:
Что ты так смотришь?
Что-то нашло на меня, и я сказал:
Я люблю тебя!
Я уже понимал северный язык, рабы, я сам, и иногда Фрей, обучали меня.
Иска! Ты?
Я подошел, любуясь ее небесной красотой. Видимо, мой взгляд был слишком дерзким, она свела красивые брови и спросила:
Что ты так смотришь?
Что-то нашло на меня, и я сказал:
Я люблю тебя!
Я уже понимал северный язык, рабы, я сам, и иногда Фрей, обучали меня.
Я знал, что меня накажут за эти слова, но для меня словно смысл жизни вложился в них. Это было счастье, после которого можно и умереть. Как познавший божественную истину, я не боялся наказания.»
Эйшан возненавидела эту глупую северянку. Красавица глотала слезы, уже не пытаясь их сдержать. Какая дрянь, неужели она не понимает, что любой молодой воин, увидев красивую женщину тешит взгляд. А рабов наказывают за взгляд на госпожу, особенно если господин такой мучитель. Зачем же привлекать к этому взгляду внимание? Дура.
«Тристакинния оторопела от неожиданности и дерзости, робко перевела свой небесный взгляд, на Фрея.
Я не видел, как он подошел. Разум забывал об осторожности, когда я видел ее.
Пытаешься соблазнить мою невесту? усмехнулся Фрей, а тебе, Кинния, нравится, конечно.
Новый удар. Она не сестра ему. Было глупо на это надеяться.
Нет, хозяин, но ее нельзя не любить, я не пытался оправдаться, я понимал, что просто пользуюсь поводом восхвалять любимую женщину, ты прекрасна, как райская дева и добра, как богиня. Я невольник тут, но мое сердце в еще большей неволе Фрей ударил меня, сбивая с ног.
Сколько же бед принесла мне эта любовь!
Меня привязали голым к дереву, облив сахарной водой. Под деревом был муравейник. Я дергался, пытаясь стряхнуть насекомых, кричал, хуже всего, что дерево не давало тени и солнце палило прямо на меня. Северные большие мухи слепни, больно жалили. Пытка была невыносимой. Фрей и Тристакинния находились тут же, вместе с другими викингами. Я вел себя неподобающе мужчине, я выл и дергался, я мало что осознавал, я не хотел так умирать. Фрей подошел и ударил по дереву палкой. Тогда я понял, что пытка только началась. Фрей побеспокоил осиное гнездо, и осы тут же накинулись на меня, жаля.
Не оставляй меня, хозяин! помню, крикнул я. И опустилась тьма.»
Эйшан словно сама билась в агонии, она осыпала проклятиями ненавистную Тристакиннию, которая не вступилась за Искандера, она проклинала ее на кельтском и ларабавском, желала, чтобы взгляд ее мужа отвратился от нее, желала, чтобы дети отступили от нее, чтобы некому было вступиться за нее перед Элохом, как не вступилась она за мужчину, так любящего ее.
Теперь она знала, что за образ хранит Искандер в своем сердце, но сейчас ей было не до ревности. Эйшан, словно переместилась во времени, и вставала на место грязной северянки, на место страдающего мужа, Эйшан не удавалось только понять Фрея, встать на его место. Тристакинния была недостойной, Искандер молодым и романтичным, а Фрей, такие отродья вальхана5, были непонятны ей. Не могло существовать такого бесчувственного злодея. Неужели можно наслаждаться чужими страданиями? Эйшан тут же зло одернула себя, о, да. Она бы наслаждалась, наслаждалась местью этим демонам. Но наслаждаться местью это одно, а Фрею было не за что мстить Искандеру.
«Я очнулся в постели Фрея. Мне все еще казалось, что по мне ползают муравьи и жалят осы. Я плохо видел, не понимая почему, потом я уже узнал, что от укусов слепней все опухает. Обгоревшая кожа горела. Я заскулил. Фрей был рядом. Он сам отпаивал меня каким-то отваром, чтобы вернуть мне силы и рассудок. "Ты и правда думал, что я тебя оставлю?" усмехнулся он. Фрей чем-то натирал мои раны, иногда кожу начинало жечь сильнее, иногда, наоборот, боль утихала. Я скулил от боли, боясь рассердить его. Но он не сердился. Через какое-то время я понял, что та мазь, от которой жгло кожу, тоже лекарство, а не новая изощренная пытка викинга.
Я не мог вспомнить, что делала Тристакинния, просила ли она Фрея сжалиться? В тот момент я бы занят своими ощущениями. Уверен, что она не была равнодушной. Возможно, она и прекратила мою пытку.»
Зачем тебе нужна такая грязная неверная? проплакала Эйшан, она тоже была уверена, что даже сейчас, после того, как она видела его унижение, увидь эта северянка Искандера, она бы быстро пала к его ногам.
Свитков в шкатулке осталось всего ничего, но Эйшан казалось, что этот кошмар не кончится. Холодная змея шевельнулась где-то на позвоночнике женщины, она испугалась за мужа в свитках, хотя видела и знала наизусть все его раны.