Нет, меня это точно не касается! А Серый с друзьями обойдутся они вообще на меня напали. Я не дура, я не пойду их проверять чтобы они продолжили начатое? Вот уж нет!
С чёрного, беззвёздного неба срывается ледяная морось. Я тут же принимаюсь стучать зубами от холода и хорошо, это придаёт мне сил и скорости. Надеюсь, мама уже разобралась со своим Володей, потому что прямо сейчас мне плевать, увидит он меня или нет. Я замёрзла, устала, разбита и хочу только одного упасть в тёплую постель. И никогда-никогда больше не вспоминать этого как его Дзумудзи?
Что за имя такое, откуда оно у меня в голове?
А, неважно! Бр-р-р, как же холодно!
Прежде чем дверь подъезда захлопывается, мне чудится чей-то силуэт под фонарём у крыльца. Я даже оборачиваюсь, но тут же останавливаю себя. Мало ли, прохожий?
А с меня хватит!
Глава 4. Обречённый
Дзумудзи
Комната смертной такая же серая и унылая, как и всё вокруг. Вдобавок, она ещё и бедна. Ты и правда лишилась разума, Шамиран, раз согласилась жить в таких условиях, думаю я, оглядываясь.
Выцветшая бумага, которой в этом мире оклеивают стены, пузырится и отслаивается. Пол, застеленный даже не ковром, а чем-то вроде переработанной смолы кажется, здесь эту смесь называют линолеумом местами продавлен, а рисунок или стёрт, или покрыт пятнами. Мебели так много, что свободного места почти нет низкая кровать упирается в стол, рядом ютится подобие кресла.
Так теперь выглядит твой храм, Шамиран? Неужели он тебе по нраву?
Я знаю, ты там в теле смертной девочки, которая спит сейчас так крепко, что не слышит, как крадётся к двери её мать. Это так нелепо, что даже смешно.
Если хотя бы на мгновение представить, Шамиран, что у тебя получилось, и ты действительно переродилась в человека неужели выбрала родиться у такого ничтожества? У испуганной, запутавшейся, стареющей женщины, которая боится тебя, но не как должно жрице с благоговением, а как соперница с завистью?
Нет, это невозможно. Даже без сил ты нашла бы кого-нибудь интереснее и богаче. С нищими ты, бывало, развлекалась и даже утверждала, что в твоих глазах смертные равны. Но благословляла только царей.
И уж конечно, жена моя, ты встретила бы меня, украшенная рубинами сердцами мужчин, которые тебе приглянулись. Они сделали бы тебя сильнее и подарили удовольствие, которое ты так ценишь.
Что ж, Шамиран, воля твоя. Знаю, ты меня услышала. Я понял это, ещё когда ты обвинила меня в нашем разладе. И позже, когда повторила свои последние слова те, что бросила, уходя. Помнишь? Вот и вся любовь. Они тонули в вое галлу, но я услышал.
Не знаю, какую игру ты ведёшь, Шамиран, и для чего сделала смертную похожей на тебя но лишь внешне. Меня это не касается.
Пусть люди в нашем мире умрут, мне нет до них дела. Я пришёл лишь потому, что не хотел обращаться в камень. Помнишь, Мать грозила проклясть любого, кто снова поднимет руку на её смертных игрушек? Она наверняка имела в виду Отца, потому он, быть может, и не захотел сделать всё сам. Но мне от этого не легче. Наша Мать безумна, она никого не пощадит тем более, сына, который так похож на её постылого мужа.
Но ты и так это знаешь, Шамиран. Тебе всё равно. Для тебя я один из многих. Первый, но не единственный. К чему меня жалеть?
Оно и к лучшему. Надеюсь, став камнем, я наконец обрету покой. Без вечности в нижнем мире, на которую я согласился бы ради тебя, жена, такой исход и правда кажется большой удачей, если не счастьем. Глупец, не стоило искать тебя, Шамиран. Не стоило. Снова я угодил в прежнюю ловушку: решил, ты нуждаешься во мне, и мы поможем друг другу. Забыл, что тебе не нужен никто, меньше всех я.
Что ж, прощай. Мне довольно знать, что ты жива, что ты есть. Безумная, но, быть может, по-своему счастливая.
Я бросаю последний взгляд на смертную девочку она вздыхает во сне и улыбается так знакомо, что моё каменное сердце теплеет. Мысли вмиг исчезают, намерение уйти кажется жалким в этот момент я готов остаться и служить ей, как последний дух, только бы рядом. Всего лишь потому, что она похожа.
Мария Сакрытина
Смертная
Пролог
История Шамиран из уст Сун-леги-уннонни, III таблица в пересказе
Всё видавший до края мира поведал однажды, как задумал Отец-Небо истребить род человеческий, ибо погрязли люди во грехе. Скорбью исполнилось сердце бога и пожалел Отец, что создал людей, ибо взяли они слишком много от безумной Матери-Земли.
Но не желал он ссориться с женой, ибо ей люди были угодны. Позвал он тогда старшего сына, бога Дзумудзи, и повелел ему сжечь посевы, обратить воду в кровь и наслать на людей мор. Затрепетал Дзумудзи, предвидя гнев Матери. Умолял он Отца смилостивиться, но тот был непреклонен. Не ты ли повелеваешь бурями? сказал он сыну. Разве не про тебя говорят люди, что не знаешь ты жалости, ибо сердце твоё камень?
Не посмел Дзумудзи противиться отцовской воле, но решил пойти на хитрость. Позвал он Эрешкигаль, повелительницу подземного мира. И сказал ей: Позволь увидеть жену мою, прекрасную Шамиран. Знал Дзумудзи, что не раз Шамиран заступалась за людей, и утихал гнев Неба, ибо сладостны речи богини любви, и ведомо ей, как смирять мужские сердца.
Выслушала его Эрешкигаль и ответила: Нет её в моём царстве.
Удивился Дзумудзи: Разве не томится Шамиран под землёй в холоде и тоске? Разве не пускаешь ты её наверх увидеть солнечный свет, вкусить жизни?
Сказала тогда Эрешкигаль: Сама спустилась ко мне Шамиран, а тебе ведом закон: никто не уйдёт из царства смерти, не предложив себе замену.
Отвёл взгляд Дзумудзи, ибо как ни любил он жену, умереть ради неё не хотел.
Не пожелала Шамиран вечности подземной, продолжила Эрешкигаль. Сбежала в другой мир, к другим богам. Там ищи её, брат, но не разочаруйся, ибо стала она человеком.
(Далее до конца таблицы от текста сохранились только ничтожные фрагменты)
Глава 1. Неправильная
Лена
В кофейне сладко щекочет нос аромат свежих булочек. Ваниль и корица. Господи, как же есть хочется!
Поехали со мной в Куршевель?
Я поправляю фартук официантки и наклоняюсь к столику.
Даш, если это шутка, то не смешная. Ты заказывать будешь?
Она улыбается сначала мне, потом возникшему за стойкой Андрею. Делает большие глаза, мол, кто это?
Владелец, шёпотом отвечаю я.
Даша кивает, потом оглядывает пустой зал.
Пообедай со мной, а?
Даш
Пожалуйста, она повышает голос и смотрит поверх моего плеча на Андрея. Я её надолго не задержу, честное слово!
Андрей поджимает губы, но кивает. А потом сам приносит нам салат с кедровыми орешками, сливочный суп и курицу с апельсинами.
Я падаю в кресло рядом с Дашей и накидываюсь на еду.
Фпафифо!
Да я просто хотела посмотреть, сколько ты ешь, смеётся она. Как тебе удаётся не располнеть с таким рационом? Порции здесь огромные! В меня десерт, наверное, уже не влезет.
Очень зря, Андрей круто печёт. Я оглядываюсь на витрину с тортами. Видишь меренговый рулет с киви? Ты такой нигде не попробуешь, он просто тает во рту. А вон ещё
Нет, правда, как? перебивает Даша, окидывая меня внимательным взглядом. Лен, ты что, ведьма?
Ха-ха. Я добрая фея из твоей сказки. Между прочим, как там э-э-э
Игорь? Никак. Врут карты, он герой не моего романа.
Я киваю. Даша год была безответно влюблена, но старшекурсник из Бауманки в упор не замечал девушку, увешанную ловцами снов, как новогодняя ёлка шариками. Тогда Даша носила платья-балахоны, огромные рюкзаки и дреды. Сутулилась, не отрывала взгляд от пола, говорила тихо, потому что считала себя скучной и некрасивой.
Сейчас она улыбается, смотрит прямо, двигается плавно и щеголяет в костюме от Шанель. В руках у неё сумка-малютка Боттега, а волосы уложены мягкими волнами. Впрочем, в ушах всё равно болтаются ловцы снов от модного московского дизайнера. Ей идёт. Настоящая красавица какой всегда и была. Словно Золушка, нарядившаяся к балу.
Он двух слов связать не может и вечно зовёт меня в клуб. Даже не знаю, что я в нём раньше находила? Умопомрачение какое-то.
Я снова киваю. Внешность модели, дизайнерские шмотки и самомнение, купленное на деньги папы-депутата вот и весь Игорь. Действительно, умопомрачение.
В Третьяковку с ним точно не сходишь, добавляет Даша. Я предложила пойти на выставку Врубеля, так он сказал, что ночные клубы там отстой, а Врубель это от врубаюсь? Говорю же, герой не моего романа Лен, ты и правда фея. Как ты это со мной сделала? Я же думать ни о чём, кроме него, не могла.