Верни мой цветочек в вазочку, он завянет, мрачно бурчу я, но шевелений активных не проворачиваю, не стимулирую.
Ну, в смысле завянет, ты же потрошишь букеты всегда в первый же день. Ванну с ними принимаешь. Кир снова начинает рисовать извилистую кривую по моей спине. Начинает всегда от шеи, заканчивает у копчика.
Принимаю, мурлычу я, неспешно потягиваясь, ты не запретишь мне красиво жить, Лисицын.
Ты халтурно красиво живешь, Кир фыркает и, дурачась, шлепает меня бутоном розы по плечу, где ананасы в шампанском? Где рябчики в мандариновом вине? Где бассейн из верблюжьего молока?
О, так ты уже составил план работ? улыбаюсь я. Это очень хорошо, можешь приступать к его реализации.
Слушаюсь и повинуюсь, неожиданно Лисицын решает поддержать мое дурачество и, соскочив с постели, улетает в гостиную.
Ну, эй! Я в возмущении! Я, между прочим, рассчитывала на все полагающиеся доброму утру бонусы!
К моему разочарованию Кир не возвращается. И даже начинает говорить с кем-то по телефону.
Смотрю на время и вздыхаю. Презентация в час, сейчас восемь тридцать. Честно говоря, для бонусов уже и времени-то нет. Только и времени позавтракать с мамой, покормить Карамельку. Максимум, что мне светит успеть до этого утянуть Кира с собой в душ. И то все будет «по-быстрому».
Будто подслушав мои мысли, из гостиной доносится радостный голосочек моей малышки.
Мама, мама, кусать, кусать
Облом. Обойдусь без душа. Моя рыбка хочет «кусать», и горе всем, если мы её не накормим.
Тут уж кровь-неволя приходится выползти из-под одеяла и спрятаться в халат. В платье для презентации я пока не полезу, увы, я знаю способности Каролинки она во время завтрака может обстрелять пюре из брокколи всех в радиусе двух метров от стола.
Выхожу в гостиную, застаю тут пляшущую у кресла Каролинку и маму, что сидит в соседнем кресле с несколько расслабленной улыбкой и избегает смотреть на Кира, который стоит у окна и что-то там вдохновенно втирает по телефону.
Я бросаю взгляд на него и, смущенно ойкнув, улетаю обратно в спальню за вторым халатом. Набрасываю его на широкие плечи своего мужчины, пряча от глаз любопытных горничных его исцарапанную спину.
Подслушиваешь? фыркает Кир, когда я обнимаю его за пояс, сводя полы халата на рельефном животе.
Заметаю следы, сообщаю шепотом ужасной преступницы. Потому что, может быть, мне и самой чуть-чуть неловко.
А-а, Кир фыркает и вешает трубку гостиничного телефона, не хочешь всем показывать, что вчера чуть не сняла с меня кожу живьем?
Вот если бы тебя можно было за деньги показывать, мечтательно вздыхаю я, и то бы не согласилась. А за бесплатно пусть тем более обломаются.
Мама тихонечко улыбается. Никак не комментирует. Она вообще говорит гораздо меньше, чем было до комы но все-таки говорит. Борис Анатольевич говорил, что это естественно. Потому что кома это неизбежный урон для мозга.
Эй, давай садись за стол, Кир щиплет меня за бедро.
Сейчас завтрак привезут.
Ну, вот и устраивайся поудобнее. И Карамелину устрой. Не собираешься же ты за три часа до своего триумфа сама стол накрывать?
Ну, вообще-то я собиралась как раз. Не люблю горничных в гостиницах, не люблю, как они вечно облизывают Кира глазами.
Да, красивый, да, мускулистый, да темноглазый. Вот только этот паршивец с лисьими глазами мой! Это меня он в прошлом году в пять утра поднял таким стуком в дверь, что было странно, что он её не вынес. Это у меня и у мамы заодно чуть не случился инфаркт, потому что из-за двери нам грозили судами и разорением, потому, что я якобы топлю его величество. Это я его потом чуть не избила огромным букетом роз, который ожидал меня за дверью. И повезло ему, что Карамелька моя не проснулась от его концерта. А то парой царапин эта лисья рожа бы не отделалась.
И вот, после всего этого, чтобы я и позволила какой-нибудь тощей телочке в коротеньком платьишке сервировать для Кира завтрак? Наклоняться в его сторону вырезом декольте, да еще так, чтобы юбочка поднималась еще выше?
Да щас!
Пусть закатают губешки и роняют слезки за закрытой дверью!
Но вот сейчас, он какой-то таинственный-таинственный, загадочный-загадочный. И сразу видно, спорить бесполезно.
В такой ситуации мне остается только сдаться. Сесть за стол и приготовиться к худшему.
В конце концов, сюрпризы от Кира, они бывают очень разные.
Чем дальше в лес тем веселее волки.
Пока нам поднимают завтрак, Кир успевает смотаться в спальню и даже нормально одеться. И выйти ко мне при всем параде черные брюки по фигуре, белая рубашка, галстук бабочка в красную клетку.
Если бы не галстук, я бы подумала, что ты собираешься сообщать мне что-то плохое, замечаю я, нетерпеливо постукивая по столу пальцем.
Кир приостанавливается у зеркала, критично изучает галстук.
Кажется чисто из вредности врожденной думает сейчас ударить по лбу и возопить что-то вроде: Ах, прости меня милая, что ввел тебя в заблуждение. Я умираю! Вот тебе мои ужасные новости!
Честно говоря с несерьезностью он иногда перегибает. Может выскочить из ванной голышом, намалевав себе пеной для бритья на груди какую-нибудь рожу.
Но
Строго говоря
Этот недостаток я ему вполне прощаю.
Просто попросила на всякий случай в следующий раз надевать трусы. А то мало ли там кто У меня, в конце концов, мама, да и Каролинка она, конечно, ничего не запомнит, в таком возрасте, но чем черт не шутит!
Мама, на учки, учки
Каролинке надоело трясти попой у кресла она толкнулась и долгой перебежкой проносится ко мне, цепляясь теплыми ладошками за колени.
Уговаривать меня не надо. К моей сладкой плюшке у меня всегда по умолчанию распахнуты руки, и губы готовы целовать эти сладкие щечки. И носиками потереться мы тоже любим. И защекотать мою вкусную конфеточку.
Два года прошло, а я никак не наиграюсь.
В любой непонятной ситуации начинаю тискать.
Мать-маньяк, вот она кто я!
Мелочь радостно пищит явно соскучилась за вчерашний вечер, как и я. Вот как вообще какие-то мужественные женщины умудряются отдавать своих шестимесячных малышек в ясли, по кой-то черт бегать на работу. У меня за двадцать четыре месяца с Карамелькой никак запас умиления не закончится. Скважина у меня там, что ли? Если да, то какой глубины? С Марианскую впадину?
Сеньоры и сеньориты! Кир прокашливается над нашими головами, требуя внимания. Мы с Каролинкой затихаем, делаем вид, что мы не вот эти громкие хулиганки, что бесятся за столом, нет-нет, вам показалось. Мама заинтересованно склоняет голову к плечу.
Надеюсь, вы не возражаете против сладкого завтрака? Вы все так обворожительны, что не вам бояться лишних калорий!
На самом деле Кир мог бы не тратить время на красноречие. Карамелина услышала уже про главное достоинство завтрака и начинает нетерпеливо дрыгать ножками, не слезая с моих колен, восторженно мурлыча себе под нос:
Съядко, съядко
Горе тебе, если у тебя нет ничего, чем может подкрепиться моя Конфетка. Мы тебя съедим тогда, я посылаю Киру предупреждающий взгляд, но он не ведет ни ухом, ни усом. Не боится!
У меня есть все. Только совесть, как всегда, в спящем режиме, провозглашает он гордо и распахивает дверь перед горничной с сервировочным столиком на колесиках. Выражение лица у него такое будто английскую королеву пускает в наш номер.
Ва-а-а-а, Карамелька заходится восторженным возгласом. И я в принципе с ней согласна. Потому что привезли красивое.
Для Карамельки красивая розетка на тонкой ножке. В ней взбитый йогурт и кусочки вишни и черники. Так Главное мне эту красоту подальше отставить. Все равно кормить с ложечки буду, так хоть розетка выживет. Она того стоит!
Для меня
Эй, ну у меня же слипнется, смеюсь, принимая из рук Кира блюдечко с песочной корзиночкой. Маме полагается почти такое же, только мое пирожное украшено клубникой, а мамино вишней.
Ну, если слипнется, мы с этим вместе разберемся, милая, не переживай, Кир подмигивает мне и улыбается похабно. Эй, ты чем там разлеплять собрался, нахал?
Выставив горничную за дверь, Кир занимает свое место за столом, но садиться не спешит. И вот тут я понимаю, что вместо чашек с кофе на столе вообще-то шампанское.
Шампанское и чашка молока для Каролинки.
Катерина, Кир прокашливается и явно очень старается, чтобы его голос звучал как можно пафоснее, в этот знаменательный день
Секундочку, пожалуйста, виновато стреляю глазами к Киру и поворачиваюсь к маме. Она тянется за своим бокалом осторожно, явно очень надеясь, что я не замечу, как трясется у неё мелко правая рука.
Держи, осторожно вкладываю бокал в мамины пальцы, мамуль, не стесняйся просить, пожалуйста.
Она кивает, но я знаю, что в следующий раз снова придется это повторять. Она так отчаянно переживает, что мне приходится о ней заботиться, что совершенно забывает себя беречь.