Сомнамбула - Чижъ Антон 29 стр.

Выйдя на улицу, продуваемую октябрьским ветром, Лебедев помалкивал. Токарский тоже не склонен был начинать разговор.

 Не довольны результатом, коллега?  спросил он.

Аполлон Григорьевич только крякнул.

 Как вам сказать Дело в том, что господин Иртемьев умер несколько дней назад.

Токарский не удивился.

 Я так и думал,  ответил он.  Господину редактору внедрили мысль чрезвычайно крепко.

 Очень сильный гипнотист?  с невольной завистью спросил Лебедев.

 Позвольте, воздержусь от комментария

Доктор темнил, и это было странно. Влезать на территорию Ванзарова криминалист не рискнул.

 Ну, тогда поедем, проверим еще одного подопытного,  мирно предложил он.

 Не уверен, что справлюсь

 Верю в вас, коллега, как в себя.

С большой неохотой Токарский дал согласие. Аполлону Григорьевичу оставалось только гадать о такой внезапной перемене. Они направились к Невскому, чтобы поймать извозчика, но тут из толпы донесся отчаянный вопль:

 Господин Лебедев! Обождите!

За годы полицейской службы пристав повидал всякое. И члены отрубленные, и головы отрезанные, и ранения жуткие, какие причиняли жены неверным мужьям ножницами, когда те засыпали в супружеской постели. Однако зрелище, которое предстало в спальне пожилой дамы, было выше его сил. Полковнику по армейской пехоте стало дурно. Только глянув, Вильчевский ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Извинившись, он выскочил из спальни. Ванзаров остался. Он смотрел и защищался тем, что думал.

В большой кровати, оставшейся от прежних времен, с шелковым балдахинчиком и резными ангелочками на изножьях, лежала мадам Рейсторм. Одеяло было откинуто. Голова ее съехала с большой пуховой подушки, привалившись на плечо. Смотреть на старческое тело всегда стыдно. Но тут смотреть было невозможно. Вместо тела пожилой дамы кровавое месиво

На этом следует остановиться, чтобы не возбуждать и без того расшатанные моральные устои Того и гляди, совсем сломаются

В комнате стоял тяжелый дух крови и разложения. Ванзаров приказал открыть окно, пока запах не отравил квартиру. Можейко взялся бороться с тяжелым бархатом занавески, старательно не глядя на кровать.

Вильчевский сидел в кресле около шкафа с корабельными приборами и жадно глотал воду из кувшина для умывания. Вода стекала на мундир, он не замечал, пил и кашлял. Наконец пристав в изнеможении опустил сосуд, устроив на коленях.

 Это что же Родион Как же такое Зверство  хрипел он.

 Мадам Рейсторм нанесли не меньше двух десятков ударов ножом,  ответил Ванзаров.  Точно посчитает господин Лебедев.

Пристав булькнул и зажал рот. Раздувая ноздри и усиленно сопя, привел себя в норму.

 Бедная наша мадам Пират,  проговорил он со слезой в голосе.  Кто же мне теперь будет жизнь отравлять Милая, добрая, славная Елизавета Марковна

Кажется, Вильчевский окончательно расчувствовался. Как часто бывает с полковниками по армейской пехоте, и не только с полковниками, настроение его сделало резкий поворот. Пристав шмякнул кулаком по колену.

 Найду, кто это сделал, раздавлю гадину.

Обещанию следовало верить.

 Поищу орудие преступления,  сказал Ванзаров.  Не возражаете, Петр Людвигович?

Пристав был благодарен за такую помощь. Сейчас к следственным действиям он был не слишком пригоден. Приказал Можейко закрыть дверь в спальню и пошире распахнуть окна в гостиной, чтобы не страдать от запаха, который становился сильнее.

Ванзаров вернулся так скоро, будто знал где искать. Он держал большую жестяную банку, в каких с недавних пор стало модно хранить крупы, вместо того чтобы делать это по-старинке, в подвешенных мешках.

 Зачем притащил?  спросил Вильчевский.

Ванзаров предложил открыть. Убрав с колен кувшин, пристав водрузил на них короб. Откинув крышку, заглянул внутрь и отпрянул.

 Это что же,  проговорил он.

 Кортик капитана 1-го ранга Рейсторма, давно покойного.

 А в чем это он

 Господин пристав, служа в полиции, нельзя бояться крови,  ответил Ванзаров.  На лезвии подсохшие следы, остальное стекло на днище.

 Ой, ты Как же догадался, Родион, заглянуть на кухню?

Правда ничего бы не изменила, только запутала картину и без того тяжкую. Ванзаров сказал, что, пока ждал участок, осмотрелся на кухне и заглянул в банки. На всякий случай. Одна показалась подозрительно легкой и гремящей. В ней нашлось оружие преступления.

 Каким же извергом надо быть, чтобы ночью проникнуть в квартиру, зарезать старушку, спрятать в банке кортик ее покойного мужа и преспокойно удалиться?  изумился Вильчевский. Помощник Можейко тяжким вздохом скорбел о временах и нравах.

 Зададим этот вопрос мадемуазель Муртазиной,  сказал Ванзаров.

С явным облегчением пристав избавился от банки.

 Полагаешь, она что-то слышала?  спросил он, вставая и поправляя портупею.

 Там видно будет

В комнатке горничной не было окна. Она была настолько маленькой, что поместилась только железная кровать. Ванзаров протиснулся, а Вильчевский остался в дверном проеме. Муртазина сидела на скрипучем табурете, сжавшись и укутавшись в шаль. Переодеться не успела, осталась с босыми ногами.

 Госпожа Муртазина, сообщите, что делали вчера вечером,  сказал Ванзаров.

Она подняла посеревшее, выплаканное лицо.

 Что я делала?  переспросила.  Все, как обычно Уложила мадам в постель, как она пожелала Дала ей капли Дождалась, когда Елизавета Марковна заснет, пошла к себе Умылась и легла спать

 Кто приходил ночью?

Муртазина резко помотала головой.

 Да вы что Никто не приходил Спала как убитая, вам утром открыла, господин Ванзаров

 Значит, в доме гостей не было?

 Нет Что вы

 Кто же зарезал мадам Рейсторм?

Ответа не последовало. Горничная опустила голову и принялась покачиваться на табурете под мерзкий скрип.

 Вы никому не открывали, в доме никого не было,  продолжал Ванзаров.  В жестяной банке найден кортик со следами крови Мадам зарезана Какой вывод?

 Я не знаю Я не знаю Я не знаю  бормотала Муртазина, как механическая кукла.

Сделав полшага к кровати, Ванзаров откинул одеяло и приподнял подушку. Там, где у спящего человека лежит рука, виднелось засохшее пурпурное пятно. Узкий мазок того же цвета украшал верхний край пододеяльника. Пристав издал угрожающий возглас.

 Госпожа Муртазина, извольте снять платок

Уголки шали плотнее прижались к ее горлу.

 Что Что вы от меня хотите Я ничего не знаю.  Она глядела испуганно.

 Покажите правый рукав ночной сорочки.

 Зачем же так

 Покажи рукав!  рявкнул пристав так, что ус Ванзарова закачался, как от ветра.

Муртазина медленно стала стягивать шаль с плеча, пока не показался рукав. Ванзаров приподнял ее руку. На простеньком кружеве виднелось пурпурное пятно. Мелкие точки засохших брызг украшали беленую ткань.

 Все ясно, Петр Людвигович?

 Яснее не бывает. Била кортиком, рукав забрызгала, кортик спрятала в банку, руки помыла, а про сорочку забыла. Так и легла спать.

Муртазина бросила на него взгляд, вырвала руку, прижав к себе.

 Что за глупости Никого я не убивала

Вильчевский недобро ухмыльнулся:

 От ведь Ладно, барышня, собирайся, пойдем.

 Куда пойдем?

 Сначала в участок, потом в тюрьму.

 Я не хочу в тюрьму Я не пойду

 Там тебе самое место. Зачем только старую даму убила. Грех на душу взяла. Думала ограбить и скрыться? Эх, глупая, куда в России скроешься, всех поймаем Одевайся Чтоб через три минуты готова была.

Помотав головой, будто не согласна, Муртазина сложила руки на груди.

 Я не убивала мадам,  тихо проговорила она.

 На каторге будешь басни плести.

Она вскочила и крикнула прямо в лицо приставу:

 Я не убивала! Не убивала! Не убивала!

Порыв был столь силен, что Вильчевский подался назад. Но тут же схватился за кобуру.

 Упорствуешь? Я тебе сейчас покажу.

Пора было вмешаться. Ванзаров заслонил барышню, насколько было возможно в тесноте.

 Погодите, господин пристав. Убийца никуда не денется,  сказал он, ощущая спиной, как дрожь пробирает Муртазину.  Сейчас необходимо провести особое дознание по горячим следам. Согласны?

Только из дружеского уважения, которое Вильчевский испытывал к чиновнику сыска, он согласился не вязать злодейку, а приказал Можейко в точности исполнить инструкции, которые дал Ванзаров, чему Можейко обрадовался. Торчать в квартире, пропахшей кровью,  развлечение не для чиновника участка.

Директор гимназии, действительный статский советник Козенко, знал, что в обучении подрастающего поколения чудес не бывает. Если ученик туп, это навсегда. Сколько ни лупи ремнем, как ни заставляй зубрить, толку не будет. Запомнит правила математики, а ума не прибавится.