На фактах мы попытались показать, что подобные утверждения «правдолюбцев» не имеют под собой реальной основы. Слова же Сталина трактуются совсем просто: переговоры с западными военными миссиями, имевшими такие полномочия и такие планы (т.е. их не имевшими), считать чем-то другим, кроме комедии, попросту невозможно.
Но факт остаётся фактом: к 19 августа Сталин повернулся к Гитлеру. В ночь с 23 на 24 августа был подписан советско-германский пакт о ненападении.
* * *
Вопрос времени возникновения политических контактов с немцами, приведших к подписанию пакта Молотова-Риббентропа вопрос немаловажный. В самом деле, наличие интенсивных сношений может говорить за то, что Сталин стремился к договору с Гитлером, а переговоры с Англией и Францией были всего лишь камуфляжем (хотя камуфляж был чрезвычайно убедительным).
Вот факты. До 15 августа 1939 СССР не предпринимал реальных шагов не только по заключению с Германией каких бы то ни было политических соглашений, но и не обсуждал даже предварительных условий, которые могли бы привести к таким соглашениям. Правда, с 15 числа события развивались стремительно.
К вечеру 15 августа Молотов получил указание Сталина воспользоваться готовностью немцев к диалогу.
Вечером 15 августа1 советский нарком иностранных дел пригласил для встречи посла Германии в СССР Шуленбурга. Тот зачитал телеграмму
____________________________
1 Обратите внимание, счет, в прямом смысле слова, пошел на часы. А министр иностранных дел Франции Ж.Бонне позволил себе роскошь двое суток не докладывать своему правительству о ситуации на советско-французско-английских военных переговорах.
Риббентропа (министра иностранных дел рейха), в которой выдвигались предложения по нормализации советско-германских отношений. Как докладывал в Берлин Шуленбург, Молотов выслушал его «с величайшим интересом» и «тепло приветствовал германское намерение улучшить отношения с Советским Союзом»[88; 57-58]. Предметом обсуждения стала возможность подписания пакта о ненападении и оказание Германией влияния на Японию с целью улучшения советско-японских отношений. Молотов запросил мнение германского правительства о совместных гарантиях Прибалтийским странам. Кроме того, речь шла о заключении широкого хозяйственного соглашения [88; 58], [70; 199-200].
Уже к полудню 16 августа немцы дали положительный ответ на все обсуждавшиеся накануне вечером вопросы. Риббентроп сообщил, что готов прибыть в Москву в любое время после 18 августа [88; 58].
Но Советы не спешат. Молотов назначил встречу Шуленбургу только в 8 часов вечера 17 августа. На этой встрече он высказывается за поэтапное движение: сначала заключение торгово-кредитного соглашения, потом обсуждение пакта о ненападении. Предложение Риббентропа о визите в Москву Молотов воспринял положительно, но сказал, что объявлять официально об этом пока рановато. Шуленбург даже передал наркоминделу текст соглашения, но Молотов не был впечатлен [88; 58].
18 августа Молотов заговорил об отсрочке визита Риббентропа в Москву. Шуленбург был в отчаянии: кажется, подписание пакта с СССР срывалось. Но в 5 часов вечера германского посла вызвал к себе Молотов: СССР был готов немедленно подписать торговый договор, что в этот же день и было сделано [88; 58-59].
Утром 19 августа советская сторона дала согласие на приезд Риббентропа в Москву 26 или 28 августа, и Молотов вручил Шуленбургу советский вариант пакта о ненападении [88; 59].
Для Гитлера неделя долгий срок, и он лично обратился с письмом к Сталину, прося его принять Риббентропа не позже 23 августа, ссылаясь на напряженность отношений с Польшей и на то, что конфликт может разразиться в любой момент [88; 59].
Сталин дает ответ 21 августа вечером: Риббентроп может прибыть в Москву 23 августа [88; 59].
Кстати, 21 августа Германия предложила Лондону принять для переговоров Геринга. Англичане согласились! Гитлер отменил визит Геринга в Лондон 22 августа: фюрер отдал предпочтение соглашению с Россией.
Итак, перед нами два ряда событий. Первый связан с советско-франко-английскими отношениями, второй с советско-германскими. Попытаемся совместить два этих ряда.
До 14-15 августа советская сторона относится к переговорам с англичанами и французами вполне серьезно (несмотря на четырехмесячное мотание нервов и проволочки, несмотря на явное затягивание в отправке военных миссий, несмотря на низкий уровень военных делегаций англо-французов и даже несмотря на казусы первых двух дней переговоров (см. выше)). Но вот 14 числа выясняется, что никакими реальными планами и полномочиями английская и французская миссии не обладают, что западные политики и военные не урегулировали вопросы с Польшей и Румынией. После 14-го числа Сталин надеется, что это урегулирование будет проводиться сей момент: пока английские и французские военные сидят здесь, в Москве, английское и французское правительство надавят на поляков и румын. Но 15 августа ничего не изменяется. Сталину становится ясно, что то, что сейчас происходит в Москве, и впрямь, более походит на комедию. К вечеру 15-го числа он дает указание Молотову двинуться навстречу немцам. Последние еще с начала 1939 года начали зондаж возможности заключения с Советским Союзом политического соглашения. И Сталин, принимая во внимание неудачный опыт создания системы коллективной безопасности, опасаясь оказаться один на один с сильным агрессором, которого западные демократии явно подталкивали на Восток, стал держать в уме возможность политического урегулирования с немцами. Но, повторяем, до 15 августа 1939 года Советский Союз никаких реальных шагов в этом направлении не предпринимал. Все отношения с немцами сводились только к торговым связям.
Но и после 15 августа советское правительство не покидает надежда, что вопрос с поляками может быть урегулирован. Военные переговоры еще ведутся, а Молотов 16, 17 и 18 августа буквально изводит Шуленбурга своими благожелательными разговорами, из которых не вытекает ничего, кроме возможности подписания с СССР торгово-кредитного соглашения. Остальное пока неопределенно.
И только 19 августа, когда стало известно о срыве попытки французов и англичан убедить поляков 18 августа, Сталин «дает зеленый свет» началу политических переговоров с немцами.
Но опять: «А чего нам спешить, господа? Давайте подождем недельку или даже подолее». Чего ждут Советы? Уж не урегулирования ли вопроса с Польшей?
Гитлер близок к коллапсу (это не наше преувеличение, так свидетельствовали люди из окружения фюрера [88; 59]). Он лично пишет Сталину письмо. Одновременно Сталину становится известно о готовящемся визите Геринга в Лондон, о том, что англичане согласны его принять. О чем англичане и немцы будут говорить? О чем договорятся? И замаячил перед советским лидером призрак Англии-предательницы, «сдавшей» немцам чехов, постоянно плюющей на интересы своих союзников-французов. Англии, еще месяц назад ведшей секретные переговоры с немцами. Англии, которая и поляков может «сдать», как сдала чехов. Ведь она по сей день не заключила с Польшей не то, что военной конвенции, но даже договора о взаимопомощи, хотя еще в марте гарантировала ее границы. А Бек-дурак вновь 19 августа не поддался на уговоры французов и англичан (впрочем, последние не очень-то старались в уговорах). А Гитлер пишет, что война с Польшей может начаться в любой момент, и, вполне вероятно, жить тогда Польше останется считанные дни. И вот он Гитлер, у границ СССР. И до чего еще там договорится Геринг? Все. Сталин принял решение: Риббентропа ждали в Москве 23 августа.
* * *
Наконец, остается разобрать вопрос: а был ли советско-германский пакт о ненападении непосредственным детонатором немецко-польской и, следовательно, Второй мировой войны.
Не будем оригинальными и снова обратимся к фактам, потому что они, как известно, вещь упрямая, и против них «не попрёшь».
3 апреля 1939 года верховное командование вермахта издало директиву в отношении Польши. В директиве приводились слова Гитлера:
«Приготовления нужно осуществить таким образом, чтобы операция могла быть произведена в любое время, начиная с 1 сентября» [88; 40].
То есть уже в начале апреля 1939 года Гитлер сделал ставку на войну с Польшей. Его не смущали данные 31 марта полякам англичанами гарантии. Излишне говорить, что ни о каком пакте с СССР и речи тогда не было. Кстати, подписанные в Берлине военные планы предполагали выставление против Польши 98 дивизий. Немцы готовились к этой войне вполне серьезно и основательно (для информации: поляки могли противопоставить немцам 30 дивизий и 12 кавбригад) [88; 41].
А вот еще слова из этой директивы, которые дают четкое представление, к каким целям стремился тогда Гитлер, и на что он рассчитывал в их достижении:
«Цель уничтожение польской военной мощи и создание на Востоке ситуации, которая удовлетворяет требованиям национальной обороны Задачей является изоляция Польши. Развитие внутреннего кризиса во Франции и, как результат, осмотрительность англичан могут создать такую ситуацию в недалеком будущем. Вмешательства России едва ли следует ждать. Позиция Италии определена осью Рим-БерлинВойну следует начать неожиданными мощными ударами, добиваясь быстрого успеха» [88; 46].
Итак, Польша должна быть разбита и выведена из игры, Англия, Франция и Россия не вмешаются вот, собственно, планы Гитлера.
28 апреля 1939 года Германия разрывает с Польшей договор о ненападении.
23 мая 1939 года состоялось совещание Гитлера с высшим генералитетом рейха. Здесь, на этом закрытом совещании (вёлся всего один протокол личным адъютантом Гитлера), фюрер в словах не стеснялся и свои планы излагал предельно прямо и откровенно. Предоставим фюреру слово:
«Дальнейшие успехи не могут быть достигнуты без пролития крови Если судьба ведет нас к столкновению с Западом, бесценным является обладание большими территориями на Востоке. В военное время мы не сможем более рассчитывать на рекордные урожаи Не может быть вопроса о том, чтобы упустить Польшу, и нам оставлен один выход: атаковать ее при первой возможности Не совсем ясно, приведет ли германо-польский конфликт к войне с Западом, когда мы будем сражаться против Англии и Франции. Еслиже будет создан союз Франции, Англии и России против Германии, Италии и Японии, я буду вынужден нанести по Англии и Франции несколько уничтожающих ударов»[88; 47-48].