Приставь её к ведьмовскому ремеслу иль найди какой ещё выход для её дара. Поверь, девочка моя, я вовсе не пытаюсь внушить тебе, будто избить девчуру мало не до смерти дело хорошее, но кто знает, как мы выбираем наши пути? Вот она угодила сюда, ко мне. У неё дар понимания. А нашла б она его, сложись всё иначе? Ты отлично знаешь, что смысл жизни в том, чтоб отыскать свой дар. Найти свой дар это счастье. Не найти беда. Ты говоришь, она простовата: подыщи ей наставника, который выявит в ней сложное. Эта девчура выучила непростой язык со слуха. Миру позарез нужны те, кто такое умеет.
Прозвучало это убедительно. Всё, что говорила кельда, звучало убедительно.
Помолчав, кельда промолвила:
Мне очень жаль, что барон умер.
Прости, покаялась Тиффани. Я как раз собиралась тебе рассказать.
Джинни улыбнулась.
Думаешь, кельде нужно сообщать такие вещи, девочка моя? Он был хорошим человеком, и ты обошлась с ним как должно.
А теперь мне пора отправляться на поиски нового барона, промолвила Тиффани. И мне потребуется помощь твоих ребят. В городе людей тысячи и тысячи, а Фигли здорово наловчились находить всякое-разное[23]. Тиффани оглядела небо. Ей до сих пор не доводилось проделывать путь до большого города верхом на метле, и лететь туда в темноте ей вовсе не улыбалось. Я отправлюсь в путь с первым светом. Но прежде всего, Джинни, мне, наверное, надо отвести Амбер обратно домой. Ты ведь соскучилась по дому, Амбер, правда? без особой надежды предположила она.
Три четверти часа спустя Тиффани летела на метле обратно в деревню, а в ушах её всё ещё звенели пронзительные вопли Амбер. Возвращаться домой она наотрез отказалась. Более того, своё нежелание покинуть холм изъявила самым недвусмысленным образом: растопырив руки и ноги, упёрлась в стенки норы и принималась визжать во весь голос всякий раз, как Тиффани мягко тянула её за собой. Когда же та наконец отпустила девушку, Амбер вернулась и снова уселась рядом с кельдой. Что ж, ничего не попишешь. Ты строишь для людей одни планы, а сами люди тем временем строят совсем другие.
С какой стороны ни глянь, но у Амбер есть родители: совершенно ужасные родители, что правда, то правда, и можно ещё добавить, что это вы им польстили. По крайней мере, надо им сообщить, что девушка в безопасности В конце концов, что дурного может случиться с Амбер под присмотром кельды?
Завидев на крыльце Тиффани, госпожа Пенни с грохотом захлопнула дверь и почти тут же распахнула её снова, заливаясь слезами. В доме дурно пахло и не только застоявшимся пивным духом и подгорелой стряпнёй, но ещё и беспомощностью и замешательством. Кот, грязнее и паршивее Тиффани в жизни не видела, явно вносил в атмосферу свой посильный вклад.
Госпожа Пенни, перепуганная до потери разума, уж сколько бы его там ни было, рухнула на колени, невнятно о чём-то умоляя. Тиффани заварила ей чашку чая, задача не для брезгливых, учитывая, что вся посуда, что нашлась в хижине, громоздилась в каменной раковине: грязная мутная вода плескалась у самого края и время от времени ещё и пузырилась. Тиффани в течение нескольких минут изо всех сил отдраивала чашку, прежде чем рискнула ею воспользоваться, а в чайнике между тем что-то побрякивало.
Госпожа Пенни, устроившись на единственном стуле с четырьмя ножками, бормотала что-то насчёт того, что муж её на самом-то деле человек неплохой, всего-то и надо, что ужин подать на стол вовремя да чтоб Амбер вела себя паинькой. Тиффани давно привыкла к такого рода безысходным разговорам, пока «ходила по домам» в горах. Порождал их страх женщины боялись, что стоит им остаться одним, и им ещё хуже придётся. У матушки Ветровоск тут был свой метод, а именно: внушить всем и каждому страх перед матушкой Ветровоск, но матушка Ветровоск вот уже много лет была, ну, матушкой Ветровоск.
По ходу осторожных, мягких расспросов выяснилось, что господин Пенни спит наверху, и Тиффани просто сообщила госпоже Пенни, что за Амбер присматривает одна очень добрая дама, пока та выздоравливает. Госпожа Пенни снова расплакалась. Это убогое, нищенское жилище действовало Тиффани на нервы, и она пыталась гнать жестокие мысли; но так ли трудно вылить на каменный пол ведро холодной воды и шваброй выгнать её за дверь? Так ли трудно сварить мыла? Из животного жира и древесной золы мыло получается очень даже сносное. И, как говаривала когда-то мама: «Любому бедняку под силу вымыть раму», хотя отец, просто чтобы подразнить жену, иногда переделывал фразу на: «Любому бедняку под силу вымыть даму». А в этой семье с чего прикажете начинать? И что там такое погромыхивает в чайнике и явно рвётся наружу?
Деревенские женщины в большинстве своём народ суровый. А как иначе, если приходится поднимать семью на батрачьи заработки? Существовало местное присловье, своего рода рецепт, как справляться с неуживчивым мужем. А именно: «Распекательный пирог, гуляш по двору да битки по рёбрам». То есть неуживчивого мужа распекали вместо ужина, спать выставляли за дверь, а если он поднимал на жену руку, то получал сдачи тяжёлой деревянной скалкой такая в каждом доме имелась. И мужья обычно осознавали свои ошибки ещё до того, как заиграет лютая музыка.
Может быть, вам следует переехать куда-нибудь ненадолго, отдохнуть от господина Пенни? предложила Тиффани.
Женщина, бледная как слизень и тощая как метла, в ужасе отшатнулась.
Ох, нет! вскричала она. Он же без меня пропадёт!
И тут всё пошло не так, ну, то есть ещё хуже, чем было. А ведь начиналось так безобидно Бедняжка выглядела такой разнесчастной, что Тиффани не удержалась.
Ну что ж, тогда я хотя бы у вас в кухне приберусь, весело заявила она. И всё бы ничего, если бы она просто-напросто схватила метлу и взялась за работу, но нет, хватило же у неё ума посмотреть на закопчённый, затянутый паутиной потолок и обронить: Ладно, я знаю, что вы тут, вы же за мной всегда ходите, так что принесите-ка пользу и отдрайте эту кухню до блеска!
В первые несколько секунд не произошло ровным счётом ничего. Тиффани навострила уши и услышала приглушённое бормотание под самым потолком:
Вы слыхали? Она бум-бум, что мы тута! И как так она завсегда просекает?
Эт потому, что мы завсегда за нею хвостимся, ты мал-мал дурила! послышался другой фиглевский голос, лишь самую малость отличный от первого.
Ах-ха, это-то я кумексаю, но я к чему гну, разве ж мы не мы не давали честна-пречестна словеса не хвоститься за ней больше?
Ах-ха, самое клятвенное словесо!
Точнякс, так что я мал-мала грущеваю, что мал-мала громазда карга сумневается в клятвенных словесах. Больно обидственно оно для чуйств.
Но мы ж клятвенное словесо уже порушили; таков обычай Фиглей.
Эй, а ну кыкс живей, чучундры, она уж ноготопсы топсит! послышался третий голос.
На замызганную кухоньку обрушился смерч[24]. Вокруг башмаков Тиффани, что и впрямь нетерпеливо притоптывали, взбурлила пенная вода. Надо признать, по части устроить кавардак Фигли не знают равных, но, как ни странно, умеют они и по-быстрому навести порядок, причём даже без помощи синих птиц и разнообразных лесных созданий.
Раковина мгновенно опустела и наполнилась мыльной пеной. Деревянные тарелки и оловянные кружки взмыли в воздух, в очаге вспыхнул огонь. Бум-бум-бум: дровяной ящик заполнился сам собою. Тут и вовсе поднялся дым коромыслом: вилка, подрагивая, воткнулась в стену у самого уха Тиффани. Туманом заклубился пар; из глубины его послышались странные звуки; сквозь непривычно чистое окно хлынуло солнце, заполнив комнату радугами; стрелой пронеслась метла, гоня прямо перед собою остатки воды; закипел чайник; на столе воздвиглась ваза с цветами правда, некоторые торчали стеблями вверх, и внезапно кухня засияла чистотой и свежестью и уже не пахла гнилой картошкой.
Тиффани подняла глаза к потолку. Кот, цепляясь за него всеми четырьмя лапами, одарил гостью на диво выразительным взглядом. Расстроенная кошка способна переглядеть даже ведьму: она непременно одержит верх, тем более уже вися наверху.
Тиффани наконец-то заметила госпожу Пенни: та скорчилась под столом, закрыв руками голову. Когда её удалось выманить наружу, и усадить на удобный, чистенький стул, и уговорить выпить чаю из до блеска отдраенной кружки, она с величайшей готовностью согласилась, что да, так стало гораздо лучше. Хотя позже Тиффани неохотно признала про себя, что та согласилась бы на что угодно, лишь бы гостья убралась наконец восвояси.
Словом, Тиффани не то чтобы добилась впечатляющих успехов, но, по крайней мере, в доме стало заметно чище, и госпожа Пенни наверняка будет ей признательна, когда хорошенько обо всём поразмыслит. Уже выходя из запущенного сада, Тиффани услышала глухой стук и утробный рык: не иначе, кот отцепился-таки от потолка.
На полпути к ферме, с метлой через плечо, Тиффани подумала вслух:
Наверное, это я сглупила.
Не изводись, раздался голос. Кабы нам времечка достало, так мы бы и хлебца спекли.
Тиффани опустила глаза: разумеется, это был Явор Заядло с полудюжиной собратьев, известных как Нак-мак-Фигли, Маленький Свободный Народец, а порою Подзащитные, Обвиняемые, те, кого разыскивает полиция для допроса и иногда даже «вон тот, второй слева, я клянусь, это был он».