Что за дрянь? С какой стати вы мне спать не даете? и вдруг Агата понимает, что это не фонари мерцают на улице это тени, огромные тени заслоняют их собой, со свистом и клекотом пролетая мимо окон дормитории, одна за другой, одна за другой.
«Я сплю, говорит себе Агата. Я сплю и мне снится это». Быстро-быстро Агата вытягивает руки и изо всех сил пытается сделать так, чтобы указательный палец начал расти; этому ее научил дедушка Андрей: когда человек во сне понимает, что спит, или когда ему просто кажется, что он спит, он может приказать своему пальцу вытягиваться: сработает значит, и правда сон. Но палец Агаты остается самым обыкновенным пальцем Агаты, с коротеньким заусенцем слева от ногтя и темной кромкой, потому что у Агаты не было сил как следует вымыть руки на ночь. Медленно-медленно Агата подходит к окну.
Воздух заполнен габо.
Они летят сверху вниз оттуда, с верхних этажей, их сотни, если не тысячи, и Рита визжит:
Они убьют нас! Глаза нам выклюют!.. но беззвучно возникший в дверях Ульрик резко говорит:
Помолчи, Рита, и становится у окна рядом с Агатой и Мелиссой.
Что они делают? спрашивает Мелисса в ужасе.
Не понимаю, говорит Ульрик, я не понимаю, и Агата не понимает тоже: она видит только, что габо садятся в палисадниках перед домами, что в каждом палисаднике перед домом словно бы намело огромные белоснежные сугробы, а вот что габо делают не разобрать. В коридор, командует Ульрик, и они, забыв про запрет покидать дормиторию до подъема, бегут в коридор, к окнам, выходящим на палисадник, и видят, что за белыми крыльями и длинными шеями не видно ни маленьких статуй святых, ни цветных алтарей, ни голой промерзшей земли, на которой, конечно, не растут никакие нарциссы.
На секунду Агате приходит в голову дурацкая мысль, что габо проголодались на верхних этажах («Интересно, чем они там вообще питаются?» не к месту думает она) и прилетели есть хлебные дары, лежащие на алтарях но тогда бы они хватали дары и улетали; нет, габо явно заняты каким-то другим делом, а сверху спускаются все новые и новые огромные белые тени, и вдруг Ульрик кричит:
Статуи! Они забирают статуи!..
Это так странно, что Агата не верит своим глазам: помогая друг другу, габо сильными лапами и твердыми, как железо, клювами, выламывают статуи святых из земли и помогают друг другу взгро моздить их себе на спины, прямо между крыльев, а потом снова тяжело поднимаются в воздух.
Зачем они им? тоненьким голоском растерянно спрашивает Сонни. Разве они верят в святых?
Они не летят обратно, говорит Ульрик. Они не летят вверх.
И правда, Агата видит, что габо тяжело кружатся в воздухе, и тут раздается страшный грохот, от которого Рита взвизгивает так, что у Агаты звенит в ушах. Сначала Агата видит только облако пыли и много-много габо прямо над ним, словно сгустились огромные плоские облака, а затем Ульрик говорит:
Мост.
Через расщелину, расположенную точь-в-точь над игрушечным магазином мистресс Хенны и мистресс Юлии магазином, где для взрослых была большая дверь, а для детей маленькая, больше нет двойного моста над ней больше нет вообще никакого моста.
Они разбили клювами мост, говорит Ульрик очень спокойно, и в ту же секунду сотни габо со статуями на спинах устремляются вниз, в расщелину словно льется огромная струя густых сливок, только вот смотреть на это почему-то очень страшно.
Снова слышен грохот, и пыль поднимается над другой расщелиной, той самой расщелиной над лавкой старого Лорио; и над ней тоже закручивается водоворотом белая струя; грохочет еще и еще.
Я не понимаю скулит Шанна, я не понимаю, и тогда Ульрик очень спокойно говорит:
Они летят под воду.
Агата чувствует, как ее щеки от ужаса медленно леденеют.
Я не понимаю! взвизгивает Шанна, и Ульрик поворачивается к ней и говорит таким голосом, как обычно говорит брат Йонатан, точно идет самый обыкновенный урок, и они не стоят босиком в коридоре в одних пижамах и халатах, и габо за окном не летят вниз, вниз, вниз, и не грохочут рушащиеся мосты:
Если все габо одновременно уйдут под воду, да еще и со статуями на спине, уровень воды поднимется очень высоко. Совсем высоко. Понимаешь? Совсем высоко. Они договорились с ундами. Они летят под воду. Сейчас они затопят первый этаж и всех, кто на нем. Сейчас они затопят первый этаж. Понимаешь? Сейчас они затопят первый этаж. Вот сейчас они затопят первый этаж. Вот сейчас.
Воздух заполнен габо.
Они летят сверху вниз оттуда, с верхних этажей, их сотни, если не тысячи, и Рита визжит:
Они убьют нас! Глаза нам выклюют!.. но беззвучно возникший в дверях Ульрик резко говорит:
Помолчи, Рита, и становится у окна рядом с Агатой и Мелиссой.
Что они делают? спрашивает Мелисса в ужасе.
Не понимаю, говорит Ульрик, я не понимаю, и Агата не понимает тоже: она видит только, что габо садятся в палисадниках перед домами, что в каждом палисаднике перед домом словно бы намело огромные белоснежные сугробы, а вот что габо делают не разобрать. В коридор, командует Ульрик, и они, забыв про запрет покидать дормиторию до подъема, бегут в коридор, к окнам, выходящим на палисадник, и видят, что за белыми крыльями и длинными шеями не видно ни маленьких статуй святых, ни цветных алтарей, ни голой промерзшей земли, на которой, конечно, не растут никакие нарциссы.
На секунду Агате приходит в голову дурацкая мысль, что габо проголодались на верхних этажах («Интересно, чем они там вообще питаются?» не к месту думает она) и прилетели есть хлебные дары, лежащие на алтарях но тогда бы они хватали дары и улетали; нет, габо явно заняты каким-то другим делом, а сверху спускаются все новые и новые огромные белые тени, и вдруг Ульрик кричит:
Статуи! Они забирают статуи!..
Это так странно, что Агата не верит своим глазам: помогая друг другу, габо сильными лапами и твердыми, как железо, клювами, выламывают статуи святых из земли и помогают друг другу взгро моздить их себе на спины, прямо между крыльев, а потом снова тяжело поднимаются в воздух.
Зачем они им? тоненьким голоском растерянно спрашивает Сонни. Разве они верят в святых?
Они не летят обратно, говорит Ульрик. Они не летят вверх.
И правда, Агата видит, что габо тяжело кружатся в воздухе, и тут раздается страшный грохот, от которого Рита взвизгивает так, что у Агаты звенит в ушах. Сначала Агата видит только облако пыли и много-много габо прямо над ним, словно сгустились огромные плоские облака, а затем Ульрик говорит:
Мост.
Через расщелину, расположенную точь-в-точь над игрушечным магазином мистресс Хенны и мистресс Юлии магазином, где для взрослых была большая дверь, а для детей маленькая, больше нет двойного моста над ней больше нет вообще никакого моста.
Они разбили клювами мост, говорит Ульрик очень спокойно, и в ту же секунду сотни габо со статуями на спинах устремляются вниз, в расщелину словно льется огромная струя густых сливок, только вот смотреть на это почему-то очень страшно.
Снова слышен грохот, и пыль поднимается над другой расщелиной, той самой расщелиной над лавкой старого Лорио; и над ней тоже закручивается водоворотом белая струя; грохочет еще и еще.
Я не понимаю скулит Шанна, я не понимаю, и тогда Ульрик очень спокойно говорит:
Они летят под воду.
Агата чувствует, как ее щеки от ужаса медленно леденеют.
Я не понимаю! взвизгивает Шанна, и Ульрик поворачивается к ней и говорит таким голосом, как обычно говорит брат Йонатан, точно идет самый обыкновенный урок, и они не стоят босиком в коридоре в одних пижамах и халатах, и габо за окном не летят вниз, вниз, вниз, и не грохочут рушащиеся мосты:
Если все габо одновременно уйдут под воду, да еще и со статуями на спине, уровень воды поднимется очень высоко. Совсем высоко. Понимаешь? Совсем высоко. Они договорились с ундами. Они летят под воду. Сейчас они затопят первый этаж и всех, кто на нем. Сейчас они затопят первый этаж. Понимаешь? Сейчас они затопят первый этаж. Вот сейчас они затопят первый этаж. Вот сейчас.
Норманн быстро дергает Ульрика за рукав пижамы, и Ульрик резко замолкает, но Агата давно не слушает и не слышит его. «Однажды хитрый и нахальный лис Тимоно поспорил с другими зверями» Папа, папа, папа, папа, папа, папа гордость своей команды, папа, у которого разбито сердце, папа, у которого, может быть, осталось совсем мало сил. Унды убивают всех утопленников сразу, на месте. Папа, папа, папа, думает Агата и вдруг понимает, что Рита визжит и хватает ее за руки но поздно: Агата уже сжимает в кулаках оба конца того самого дорогого и тонкого волосяного пояса с немеритовой вышивкой, которым был подвязан Ритин халат, надетый поверх пижамы. «Что я делаю?» успевает изумленно спросить себя Агата и прежняя, довоенная, сильная, бесстрашная Агата отвечает ей с усмешкой: «Сама знаешь», и в следующую секунду Агата уже стоит на подоконнике перед распахнутым окном, и ледяной холод вместе с ветром от крыльев габо пробирают ее до самых косточек. Кто-то цапает ее за ногу, кто-то кричит, но Агата ничего не слышит. Ей невыносимо страшно но еще страшнее ей при мысли, что вот сейчас она не сделает то, что должна. Огромный сильный габо со страшным, как строительный крюк, ярко-желтым клювом заходит на разворот прямо под их окнами. «Худшее, что случится, говорит себе Агата, я упаду и погибну. Но я должна это сделать, я должна, должна, должна». В следующую секунду Ритин пояс плотно охватывает шею габо. С воплем ужаса Агата прыгает вперед и уже сидит на широкой спине птицы, прямо между мощными крыльями. Вжавшись в габо всем телом, уперевшись босыми пятками ему в бока, до боли в кулаках вцепившись в пояс, Агата, зажмурившись от страха, ждет, что вот-вот соскользнет с птичьей спины, и тогда конец, конец. Габо мечется влево и вправо, то взмывает, то резко уходит вниз, и тогда Агата начинает повторять про себя: «Однажды хитрый и нахальный лис Тимоно поспорил с другими зверями Однажды хитрый и нахальный лис Тимоно поспорил с другими зверями Однажды хитрый и нахальный лис Тимоно поспорил с другими зверями» и тут ее габо, сдавшись, устремляется к расщелине. Агату обдает идущим снизу жаром, тела других габо совсем близко, чьи-то крылья бьют ее по лицу, обломок железного прута, торчащего из опоры сломанного моста, раздирает ей плечо и вот уже Агате в глаза бьет солнечный свет, и она почти ничего не видит. «Вот сейчас, говорит себе Агата, вот сейчас», и вдруг решает, что ее сердце остановилось такой ледяной кажется ей вода канала, куда погружается ее габо. «Только не отпускай, говорит себе Агата, только не отпускай: отпустишь все пропало». Ей нельзя выныривать, ей надо вспомнить все, вспомнить, чему учил ее маленький габо по имени Гефест, вспомнить, как дышать водой, а если сейчас она отпустит своего габо она, во-первых, задохнется от паники, а во-вторых, спускающиеся сверху габо просто сметут ее, не заметив, забьют когтями и крыльями. Огромная птица увлекает ее все глубже и глубже, боль в груди нарастает, Агата понимает, что вот-вот обернется утопленницей, и этот страх так силен, что она наконец отпускает Ритин пояс, и тот тут же исчезает среди лап, крыльев и клювов. Агата успевает нырнуть под огромный шевелящийся коралл прежде, чем водоворот птиц увлечет ее на самое дно, у нее звенит в ушах, и она чувствует, как медленно-медленно наползает последняя темнота. И тогда Агата заставляет себя сделать так, как ее учил Гефест, маленький Гефест, лучший габо в мире: она начинает дышать водой так, будто умеет дышать водой. Так же медленно, как пришла, темнота отступает от Агаты, боль в груди не уходит, но становится выносимой. Агата дышит, и открывает глаза,