Отпустите его немедленно! Куда вы его несете?!
Майстер Гобрих медленно поворачивается и вглядывается в темноту. На дрожащих ногах Агата делает шаг вперед, к узкой полоске света из ближайшей двери в этом зале много-много разноцветных дверей, красных, синих, зеленых, голубых. Не говоря ни слова, майстер Гобрих быстро подходит к Агате и вцепляется длинными тонкими пальцами ей в плечо, да так крепко, что Агата взвизгивает. Быстро-быстро Гобрих тащит Агату за собой к низенькой серой дверке.
Пустите меня! Да пустите же! кричит Агата, чуть не плача от боли в плече, но майстер Гобрих словно вовсе не слышит ее дверка распахивается, он проталкивает Агату внутрь, укладывает сонного, уже ворочающегося мальчика на софу, а сам садится в широкое, низкое бархатное кресло и принимается рассматривать Агату, как занятную зверушку в Зверином Доме, куда папа часто водил маленькую Агату смотреть на редких голубых габо, и на медведерров, и на крошечных ручных единорогов, жевавших мох в маленьких стеклянных клетках.
Маленькая грязнуля, говорит с усмешкой майстер Гобрих, как же ты сюда попала? Первый раз вижу ребенка, который пришел сюда своим ходом. Откуда ты взялась, а, маленькая грязнуля?
На секунду Агате становится стыдно за то, что вся она и правда перемазана кладбищенской грязью с ног до головы того и гляди, испачкает что-нибудь в этом удивительном кабинете с прекрасными картинами, резными столами, бархатной мебелью и подранными обоями, но миг и Агатин стыд сменяется злостью: вот еще, будет она стесняться какого-то похитителя детей, пусть и разряженного, как святой Винсент! Она уже готова выпалить в лицо майстеру Гобриху, что ей надо попасть на пятый этаж, в город Азувим, готова потребовать, чтобы он показал ей, как туда подняться, но в последний момент что-то подсказывает ей, что откровенничать с этим человеком плохая идея. «Сама разберусь», думает Агата, а вслух говорит:
Я Я заблудилась.
Майстер Гобрих смотрит на нее и кривит губы.
Ах, значит, заблуди-и-и-илась, говорит он. Интересно. Ну что ж, считай, что теперь ты пришла, куда следует. Тут тебе будет нет, не хорошо и не плохо, а ровно так, как надо. Как тебя зовут, девочка?
Агата, говорит Агата.
Нет, девочка, терпеливо говорит майстер Гобрих. Так зовут твою святую, верно? Мы здесь не очень-то верим в святых, у них слишком много правил, а мы не любители правил если, конечно, не мы их устанавливаем. Каждый человек должен называться собственным именем и гордиться тем, кто он есть. Мы здесь гордимся тем, кто мы есть, и если ты будешь очень хорошо себя вести, ты, может быть, даже узнаешь мое имя, хотя я в этом очень сомневаюсь. А у тебя, девочка, есть, мне кажется, кое-какие поводы гордиться собой. Давай попробуем еще раз: как тебя зовут, девочка?
Агата чувствует, что у нее в животе медленно разрастается большой холодный шар, словно кто-то катает там снежок, и этот снежок все растет, и растет, и растет. Она отлично знает, о чем говорит этот человек, вот только имя, коротенькое имя, о котором он спрашивает, нет, это никому не называют, это для самых родных, самых любимых, тех, кому ты готов доверить свою жизнь и смерть, это имя папа шепчет Агате иногда, целуя ее на ночь, это имя из всех Агатиных друзей знает только Торсон Агата помнит, как они с Торсоном назвали друг другу собственные имена, сидя в замке в тот ледяной день, когда бабушка Торсона заболела, и потом долго молча глядели в ледяную воду Но тогда тогда все было иначе, тогда Торсон был рядом, а в колледжии у Агаты была команда, которой Агата доверяла, как самой себе (и даже гладенькому Берту немножко доверяла!), и мама с папой А сейчас Агате страшно, очень страшно и она одна, совсем одна. Если назвать этому человеку свое собственное имя, он наверняка поверит, что Агата готова быть хорошей послушной девочкой, и будет легче выяснить, что это за место и как поскорее отсюда выбраться, но в эту секунду сонный полный мальчик, принесенный сюда мамми и паппи, привстает на диване, трет кулаками глаза, смотрит на Агату в недоумении и Агате вдруг мерещится, что это Торсон, Торсон недоуменно смотрит на нее, Торсон не понимает, как она вообще
Агата, твердо говорит Агата. Меня зовут Агата.
Майстер Гобрих смеется, и смех этот очень не нравится Агате.
Так-так-так, маленькая грязнуля. Характер у тебя есть. Что же мы будем с тобой делать? Для балерины ты слишком неуклюжа, петь тебя не заставишь, о том, чтобы пустить такую грязнулю на кухню, мне и подумать страшно Шить Ты умеешь шить?
Майстер Гобрих смеется, и смех этот очень не нравится Агате.
Так-так-так, маленькая грязнуля. Характер у тебя есть. Что же мы будем с тобой делать? Для балерины ты слишком неуклюжа, петь тебя не заставишь, о том, чтобы пустить такую грязнулю на кухню, мне и подумать страшно Шить Ты умеешь шить?
Я не собираюсь шить, раздраженно говорит Агата. Послушайте, мне надо
Молча-а-а-ать! внезапно страшным голосом кричит майстер Гобрих, и лицо его под маской делается совершенно багровым.
Что-то мелькает у него в руке, и Агата понимает, что золотая рукоятка, которая до сих пор была пристегнута к роскошному поясу майстера, это рукоятка хлыста. Хлыст с грохотом ударяет в хрупкие половицы прямо у ног Агаты. С визгом Агата отскакивает, а полный мальчик на софе начинает рыдать взахлеб. В ту же секунду майстер Гобрих опять улыбается и щурится на Агату.
Я как раз говорил, что вряд ли ты умеешь шить, верно? произносит он совершенно спокойно. А вот характер у тебя есть. Выправка и выучка тебе не хватает выправки и выучки. Две-три недели хорошей муштры и сидения на хлебе и воде и из тебя получится отличный воин, Агата.
«Молчи, говорит себе дрожащая Агата, молчи и кивай, или он своим хлыстом перерубит тебя пополам. Как только он выпустит тебя из этой комнаты, ты побежишь и О господи, спрячешься где-нибудь в темных залах и будешь искать выход на пятый этаж. Или Или найдешь ту дыру в полу и спустишься обратно на третий. Нет, нет, я должна доказать Торсону И мама с папой Но здесь так страшно Нет, не сейчас, не думай об этом сейчас, просто молчи и кивай Молчи и кивай Ну же!»
Но происходит очень странное: голова Агаты как будто отказывается кивать. Агата стоит и смотрит на Веселого Майстера Гобриха, а тот смотрит на нее, и лицо его под маской становится все багровее.
Я не буду никаким воином, говорит Агата слабым голосом. И вообще, война кончилась. Я должна попасть на пятый этаж. Скажите мне, как это сделать, и я никому не расскажу про про мамми и паппи.
Хлыст взвивается в воздух, Агата закрывает глаза, и тут женский голос, очень знакомый голос быстро говорит откуда-то из двери:
Прекратите, Гобрих. У меня есть идея.
Сцена 10,
посвященная памяти святопреставившегося новомученика и героя, брата ордена святого Макария Федора. Его собственное имя было «Зи», он принял судьбу своего святого, был тихим братом своего ордена, хорошим садовником и строгим человеком. Мы помним, что во время войны он отказался исполнять запрет ундов хоронить милитатти по полному обряду
Агата уже не идет, а бежит из залы в залу, из залы в залу, мимо десятков цветных дверей светлые залы давно закончились, пошли темные, еще обшарпаннее, пахнущие мышами и старым деревом, но даже сюда доносятся музыка и смех, а Ласка все шагает впереди и не оглядывается, и Агата уже не знает, что думать. Ей хочется поблагодарить Ласку за спасение от майстера Гобриха, но Ласкина идея так ей не нравится, что слова благодарности застревают в горле. Ей бы поговорить с Лаской хоть минуту, но Ласка явно ужасно сердится на нее, и Агате страшновато.
Пожалуйста, остановитесь! кричит Агата Ласке в спину. Ну пожалуйста!
Ласка резко оборачивается и быстро-быстро идет к Агате, ее маска с пышными перьями и огромными, ярко подведенными вырезами для глаз блестит серебряным шелком. Агата невольно пятится.
Твои родители, наверное, с ума сходят! яростно говорит Ласка. И я боюсь себе представить, как ты сюда добиралась! Я бы отправила тебя домой, если бы Если бы не
Вы их боитесь, да? тихо спрашивает Агата.
Ласка подносит руку ко лбу и молчит.
Вы можете пойти со мной на пятый этаж! вдохновенно говорит Агата. Мы придем в город Азувим, и найдем там левитана то есть тогда нам понадобятся два левитана, потому что один мне нужен для родителей, а второй будет для вас, но вы тогда забудете все плохое и останетесь там, а потом я схожу за папой и мамой, только я уже не знаю, как я их, таких растерянных, проведу через Через все это Но я не могу не Потому что Торсон Я не могу остаться дома
Вот странное дело Агате надо убедить Ласку пойти с ней, но чем дальше, тем менее убедительны слова: что-то очень сильно скребется у нее в горле, а в глаза кто-то словно песка насыпал.
Агата запрокидывает голову и глотает слезы, но они текут по лицу все быстрее и быстрее и вдруг, к своему огромному стыду, Агата заходится рыданиями, настоящими рыданиями, и начинает говорить, и говорит Ласке про все, про все: и про маму с папой, и про бедного бывшего капо альто и его последний крик, и про ужасные песенки мамми и паппи, и про сладкий запах «макариевого дыхания», и про страшные видения, которые оно несет, но главное про Торсона, про Торсона, про Торсона, Агата говорит про Торсона и не может остановиться. Агату так давно никто не обнимал, а Ласка обнимает ее так крепко, что золотые бусины с ее роскошных рукавов впиваются Агате в щеку, и, потихоньку успокаиваясь, Агата с изумлением замечает, что некоторые бусины срезаны, и на их месте торчат короткие ниточки. Не удержавшись, Агата тянет за одну ниточку. Ласка отдергивает руку.