Бред какой-то, выдохнул Паша.
Мы разберемся, бред это, или не бред. Посты в фейсбуке, твиттере не отрицаете? Посколитов явно сел на любимого конька. Хождение по митингам?
Не отрицаю. Что спрашиваете, вы же и так все уже проверили?
Вопросы здесь задаю я. Итак, Занозин Павел Андреевич, вы признаетесь, что были организатором теракта в московском метрополитене утром 8 сентября? После заключительной фразы Посколитов приоткрыл свой рот и демонстративно медленно облизнул зубы кончиком языка в ожидании ответа.
Пашино сознание словно раздвоилось. Он вроде бы находился одновременно и в этой непонятной комнате с двумя незнакомыми и до омерзения неприятными людьми, говорящими ужасные вещи, и еще где-то далеко. В том далеке было спокойно, темно и уютно. В этой темноте Паше хотелось свернуться калачиком и никогда больше не появляться на свет. Ему хотелось, чтобы его бытие навеки замерло в том самом спокойном, уютном месте. Сказать «да»? Будет ли это концом всего? Короткое и простое слово так и просилось с языка. Но что-то иное пробилось сквозь уют и тьму. Что-то злое кольнуло пашин затылок острыми коготками.
Нет, прошептал он.
Нет. Я не делал ЭТОГО. Паша посмотрел в застывшие маски лиц напротив него. Я не отрицаю ничего из того, что вы мне тут зачли. Ни антигосударственного настроя, ни размещения абсолютно правдивой, к вашему сведению, информации про творящееся в нашей стране, в моей стране! беззаконие, ни поездки в Лондон, ни даже того, что ходил на запрещаемые нынешней властью митинги!
Но ваше обвинение в совершении теракта это что-то за гранью добра и зла, дорогой вы мой гражданин дознаватель, передразнил манеру обращения гсбшников Паша. И дед мой был замечательным ученым, болеющим за свою страну! Больше мне нечего сказать. Я хотел бы выбраться отсюда как можно скорее, если у вас больше ко мне нет вопросов. Или доказательств моей вины!
О, дайте нам только время, Павел Андреевич, дайте время! Посколитов заложил руки за спину. Я рад, что мы с вами поговорили начистоту. Возможно, понадобится еще не одна беседа. Но сейчас, я вижу, вы несколько поистрепались он вдруг сделал быстрый шаг к изголовью пашиной кровати и протянув средний палец правой руки, собрал им со лба Паши несколько застывших там капель пота, а затем, не торопясь, поднес его к своему рту и облизнул. Не говоря больше ни слова, он развернулся и размеренным шагом вышел из комнаты.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Оставшийся здесь Гурвич молча разглядывал Пашу со своей позиции в ногах его кровати. Паша переваривал случившийся диалог и поведение психованного гсбшника. Перед его глазами, словно заслоняя собой от недавних переживаний, стояла смутная фигура деда, Федора Константиновича Занозина.
Дед для Паши был каким-то полумифическим созданием, с всклокоченной бородой и венчиком пушистых волос вокруг основательной лысины, которое очень редко, но всегда очень ярко врывалось в пашину детскую жизнь, принося с собой множество забавных историй и необычных подарков.
Дед проводил почти все свое время в арктических экспедициях, охотясь за упавшими на Землю метеоритами, но, когда возвращался оттуда, обязательно находил время, чтобы навестить внука. Пока дедушку не упекли в тюрьму, он был частым гостем в их квартире. Рассказы про белых медведей, морозы, любопытных песцов, братство полярников и, конечно же, про небесные камни далекие гости из других миров, неизменно приводили Пашу в радостное возбуждение, длившееся неделями после очередного дедушкиного визита.
В пашиных снах поселялись ручные пингвины, с помощью которых он находил осколки комет и астероидов, становился знаменитым на весь мир и получал в подарок огромный радиоуправляемый луноход. Он хотел стать как дед, великим ученым, астрономом, первооткрывателем космических глубин. Однако, как это часто бывает в жизни, ему пришлось довольствоваться более скромным умением продавать 3Д принтеры и комплектующие.
Прокрутив через свое сознание мысли о деде, Паша машинально потер рукой забинтованную грудь. Там, оправленный в серебро, на цепочке должен был висеть небольшой кусочек метеорита, который когда-то подарил ему дед. Паша никогда не снимал с себя этот артефакт, но теперь его, конечно же, не было.
Куда цепочку дели, ироды? произнес Паша в воздух, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
Цепочку? Какую цепочку, Павел Андреевич? Гурвич сразу включился в разговор, живо наклонившись вперед.
Цепочку? Какую цепочку, Павел Андреевич? Гурвич сразу включился в разговор, живо наклонившись вперед.
Цепочка на шее у меня была. Серебряная. С камушком.
Павел Андреевич, ваша грудь была достаточно существенно повреждена взрывом. Мы не находили при вас цепочки. Ее, наверняка, смело взрывной волной. Мы поищем в вещдоках, я вам обязательно ее доставлю, как только найдем. Гурвич был сама вежливость.
Кстати, как ваше самочувствие? спросил он. Сможете встать?
Хм, попробую.
Паша быстро провел внутренний аудит своего состояния и с удивлением обнаружил, что, несмотря на эмоциональную выхолощенность после обескураживающего наката Посколитова, физически он чувствовал себя достаточно крепко, чтобы хотя бы попытаться встать. Жутко чесались грудь и тот забинтованный бугорок, что оставался от правой руки, но Паша боялся к нему прикасаться.
Давайте, я помогу вам, Гурвич поднялся со своего места и, подойдя ближе к изголовью кровати, посредством нескольких манипуляций отключил Пашу от шлангов.
Все, можете вставать, он протянул Паше руку.
Паша, проигнорировав руку Гурвича, откинул с ног одеяло и слегка покряхтывая от долгого лежания и легкой тревожности нового опыта, перевернулся на бок и осторожно опустил свои босые ступни на пол, а затем и встал, немного покачиваясь из стороны в сторону.
Постояв так с минуту, он сделал сначала один, потом другой шаг к дальней стене, оттесняя Гурвича рукой в сторону. Тот не препятствовал, лишь молча следил за пашиными передвижениями. Чуть закружилась голова, но затем быстро прошла. Паша посмотрел направо и увидел белую, в цвет стен, матовую поверхность двери без ручки. Справа от нее располагался небольшой квадратный экранчик сенсорной панели.
Прелестно, буркнул себе под нос Паша. А где тут душ, туалет? Я думал, у вас тут все удобства в персональных номерах должны быть. Кстати, а почему я не хочу в туалет? У вас хоть «утка» есть? Вы же мне вводите какое-то внутривенное питание, я правильно понимаю? Должно же это как-то перерабатываться в отходы?
Павел Андреевич, вам не нужно об этом думать. Утку вам принесут, как только вы перейдете на другой тип питания. А пока Наши коктейли превосходно сбалансированы, все идет только в нужное русло, поверьте.
Чудеса.
Как ваша грудь, Павел Андреевич? Гурвич подошел к Паше и коснулся бинтов.
Да ничего, гораздо лучше вчерашнего. Чешется
Рези нет? Дышать не больно?
Нет, все нормально.
А в ногах слабости нет? продолжал опрос Гурвич.
Может быть, чуть-чуть.
Отлично. Что ж, на сегодня с нас, пожалуй, хватит Ложитесь, я вас подключу обратно. Гурвич запустил руку в карман халата, доставая уже знакомую Паше ампулу со смесью.
Паша послушно вернулся на кровать и улегся на исходное положение.
Что ж, теперь я вас оставлю, Гурвич быстро управился с рутинной процедурой и направился к выходу. Набирайтесь сил. Он уже почти завернул за угол, но в последний момент обернулся и добавил, будто вспоминая, Да и подумайте насчет признания, Павел Андреевич. Может, так будет проще для всех?
Раздался шум открываемой двери, и Паша остался в одиночестве.
Проще для вас, блядей! крикнул он в пустоту, немного подождав.
Куда уж проще. повторил он. Работать не хотите, суки. Нашли козла отпущения. На меня повесить все? Конечно, это лучший для вас выход! Попался, блин, в пасть к дракону Паша забормотал скороговоркой, ощущая как коктейль Гурвича обволакивает его сознание тугой пеленой, начиная свое действие. Твари, вместо того чтобы искать настоящих террористов, делаете из жертв преступников. Знаем мы ваши методы и порядки У, гнусные он провалился в сон, отметив под конец, что свет в комнате погас.
Во сне он увидел мужчину, который сидел на скамейке возле одноэтажного деревенского дома, качая на коленях мальчика лет пяти-шести. Мальчик вертел в руках игрушечную ракету. Был один из тех замечательных раннеосенних дней, когда солнце одаряет вас нежным теплом, а легкий ветерок играет с волосами в салочки.
Пап, а когда люди поселятся на других планетах?
Не знаю, сынок. Может, когда ты вырастешь и станешь как твой дедушка Федя.
О, так долго ждать? Пап, а побыстрее никак?
Ну, может и побыстрее.
Привет, раздался вдруг сквозь сон незнакомый голос.
Что? Кто это? спросил Паша, вертя по сторонам бестелесной головой. Отец с сыном были погружены в беседу, и голос не принадлежал никому из них.