Кто сказал это, кто здесь? Пресловутый честный мент? Раскаявшийся грешник? Все они, Макаров. Все хором. А с ними человек, которым надо оставаться везде и всегда.
Ладно. Принуждать не будем. Только, попомни мое слово: придет время, и ты пожалеешь, что сразу не ставил таких к стенке. Без суда и следствия.
Он что, прикололся? опешил Макаров: Если шутишь, капитан, то это не смешно. А если серьезно, то либо тебе пора в дурдом, либо мне вставать на лыжи!
Ты подожди. Вот, придут такие к власти, узнаешь, откуда в хлебе дырочки. Слышал, что они устроить хотят? Люстрацию. Ага! добавил ужаса Младший Анаколий.
Лю Люстрацию? Это что такое? спросил дежурный, рефлекторно сжав ноги вместе.
Это движение не ускользнуло от взгляда Анатолия Ильича, и он усмехнулся:
За них не переживай! Не тронут. Люстрация, это когда тебя, только за то, что ты полицейский, ссылают в Сибирь на вечное поселение. С волчьим билетом. И никем, кроме дворника, ты не устроишься. И все, кто тебя знал, едут за тобой.
Честно, Макаров не знал, что означает слово «люстрация», но все равно не поверил ни одному слову начальника розыска. Главное, что от него, вроде, отстали и он выдохнул с облегчением.
Фомиченко, не помнишь, тебя оппозиционер не оскорблял? По-моему, по матушке послал. переключился Андрей Степанович на помощника дежурного.
Все может быть! заговорщически откликнулся тот.
Вот, это другое дело! И чего ты тут штаны просиживаешь? Шел бы ко мне, в ППС, я б тебя замом своим поставил. На, вот. Пиши рапорт. Знаешь, как писать?
Писарь из Фомиченко был неважный, и он написал донос под диктовку.
Макаров слушал и искоса смотрел на них: Да, капитан, бери его к себе в замы. Доведется, он и на тебя напишет, глазом не моргнет. Как ты не понимаешь этого!
Сейчас он не представлял, что пять минут назад мог сам писать эту мерзость. Переспрашивать про падежи и запятые. Мять один испорченный лист и начинать новый.
На смену неловкости пришла гордость за себя. Как бросивший курить, преодолев первую, мучительную тягу к сигарете, он испытывал подъем. Желание немедленно пойти дальше, доказать себе и другим, что возврата к вредной привычке не будет. Спалить фуру с сигаретами!
И тут его впервые посетила дикая, совершенно безумная мысль: Отпустить парня.
Как безмассовое нейтрино, пролетела справа налево, не встретив сопротивления, и исчезла. Сейчас ей не за что было зацепиться. Потому, что как? Каким образом? С чего? Лишь одно ощущение осталось, что полетела она дальше не по прямой, а по замкнутой траектории.
Сейчас же Макаров встал и потихоньку вышел в коридор с камерами. Здесь, в углу, были свалены в кучу пожитки задержанных. Среди хлама и рванья он отыскал запечатанную бутылку минералки и картонную коробку с нетронутым гамбургером. Взяв их, подошел к обезьяннику и протянул студенту:
На, вот, возьми. Чем могу, как говорится.
Спасибо. отозвался Антон.
О! Сейчас поедим! потер руки Копытин.
Не поедим, а поест. Не тебе подгон! осадил его Василий Иваныч.
Ладно. Я чё? Я ничё. обиженно отозвался Копытин.
Вот то-то!
Ну что, звоним комитетским? Пусть приезжают, оформляют, как положено! бодро начал Николай Павлович.
А как же свидетели? обеспокоился Анатолий Ильич.
Скажем, ушли на маршрут. Завтра придут, все подпишут. разрулил вопрос начальник ППСа.
Старший Анаколий набрал дежурного следователя следственного комитета.
А, привет-привет! Как вы там, все празднуете? громко отозвались из трубки.
Отпраздновали уже. У нас тут по вашей части. Оскорбление сотрудника при исполнении.
Да? Что исполняли?
Задержали человека, а он матом попер. Оскорбил.
Вас можно оскорбить? Ха-ха, шучу. И что, свидетели, кино есть?
Кино нет, а свидетели да. Сослуживцы.
Понятно. сказал собеседник без энтузиазма: Собирайте материал и присылайте. Разберемся.
А вы сами не подъедете?
Зачем?
Ну, задержание оформить
Материал, говорю, присылай. С задержаниями потом видно будет.
На этом разговор со следаком закончился.
Что, слышал говнюка? с раздражением спросил Николай Павлович.
Слышал. Говнюк не впечатлился. отозвался Младший: Состряпает отказной или дело на тормозах спустит. Сначала на подписке побегает, потом условным отделается.
Еще немного и майоры впали бы в уныние, но Андрей Степаныч снова пришел на помощь:
Мужики, ничего страшного. Ну, да, оскорбление Жидковато конечно. Это уж если кого в главке закажут, так из пальца статью высосут. Есть другая тема!
Анаколии жадно изготовились слушать.
Вот что! продолжил капитан: Применение насилия к представителю власти! За это точно укатают. Метода та же: Фомиченко доложит, ребята подтвердят. Там, собственно, какого-нибудь толчка достаточно, а условняк по этой статье манной небесной покажется!
Майоры смотрели на него с неподдельным восхищением. Так-то, и ППС, и его начальника они считали законченными тупицами, а тут такой самородок оказался. Красавец-мужчина!
Стремительно подойдя к пульту, они попользовали Фомиченко вторично. И опять под диктовку.
Забрав рапорт, Анаколии поднялись в кабинет Николая Павловича. Из дежурки решили не звонить. Должное Андрею Степанычу они отдали, но дальше, милый друг, мы уж без тебя. А-то, гляди, еще и этот примажется!
По-хорошему, им бы немного обождать, но так свербило в одном месте, что уже через полчаса Старший звонил следователю с новой вводной.
Майор, что непонятно? с раздражением спросил следак: Я же сказал: присылай материал, будем смотреть. Разберемся!
И положил трубку.
Говнюк!
Опять, это его «Разберемся!» За версту ясно, ни в чем он разбираться не будет.
Да и будет стремно как-то. Наши дураки двух слов связать не смогут. Начнут их на допросах крутить-вертеть, они и запутаются. Вон, этот, Фомиченко! Много ему надо, что б поплыть?
Да, может и к лучшему. А-то, расколют, как детей. И будет оппозиционер еще и потерпевшим ходить. Про полицейский беспредел рассказывать! согласился Анатолий Ильич: Ну его в баню!
Что делать будем?
Давай отпустим. Завтра он сюда вернется с Валежниковым и всем кагалом. Опять на всю область прославимся.
Майоры пристально посмотрели друг на друга. Одна мысль посетила их сейчас на двоих. Звали мысль Федор Романыч.
Не могу сказать, что они бросились к телефону наперегонки. Смутное ощущение, что это перебор и форменная дичь, все-таки было у обоих. Что это даже не из пушки по воробьям, а прямо ядерной ракетой в муравейник!
Думаю, принимай они решение в одиночку, отделался бы Антон подпиской и условным сроком. А может и просто испугом обошелся. Но, коллективное сознание отличается от индивидуального. И показаться перед коллегами жестче, чем ты есть, всегда предпочтительнее славы размазни.
В общем, пара минут на принятие решения у них ушла.
Наверное, когда-нибудь, кто-то или что-то, раздающее всем по заслугам, тоже задумается перед отправкой их в кипящий котел. Даст и им пару минут на позднее раскаяние.
Но, минуты истекли, и Николай Павлович набрал по внутреннему телефону начальника ОБНОа.
Гудков десять прошло, прежде чем Федор Романыч ответил. Не привыкший скромничать на мероприятиях, он сразу взял с места в карьер, приговорив на корпоративе флакон водки и теперь спал богатырским сном у себя в кабинете. Проснулся он, соответственно, тяжело и не в лучшем расположении духа.
Слушаю!
Романыч, спускайся в дежурку, началось! От Валежникова человек явился. Всех по матушке обложил, права качает, провоцирует, короче. Наши сладить с ним не могут. Давай, спускайся. Гражданин Нежданов. Твой клиент!
Будто Вию, подняли Анаколии тяжелые веки начальника ОБНОНа, указав, в каком углу притаился горемыка Хома.
Провоцирует? Это он зря. Как обычно? уже чуть бодрее осведомился тот.
Как обычно мало. Заряжай-ка, Романыч, по тяжелой!
Что такое «по тяжелой» майоры не разъяснили и даже думать об этом не хотели. Словно это нежелание оправдывало их, переводило стрелы на Романыча.
Да, на него. Федора Романовича Луценко.
Нет никакого желания копаться в его личности, а придется. По мне, так это он не должен отражаться в зеркале. Потому что всему живому, включая тени и отражения, надо бежать от Федора Романыча, как черту от ладана.
Он и политика никак не пересекались. Валежников, оппозиция и прочие малопонятные слова были ему до лампочки. Романыч просто любил котиков и не любил остальных. Людей, оленей, дятлов Всех!
Но, можно просто не любить. А он не любил активно, с использованием служебного положения и нехитрых манипуляций руками. И показатели из своей нелюбви делал отличные.
Будь я у них штатным психологом, посоветовал бы Федору Романычу терапию: представлять граждан милыми, пушистыми котами.