Хор. Мы боимся! Ах, если бы только поднялся ветер
Диего. Я тоже боюсь. Это помогает кричать о своем страхе! Кричите, ветер вам ответит.
Хор. Мы были народом, а стали массой! Раньше нас приглашали, теперь нас вызывают! Мы продавали друг другу молоко и хлеб, теперь мы снабжаемся. Мы топчемся на месте! (Топчутся.) Топчемся и твердим сами себе, что никто не может ничего изменить и каждый должен ждать на своем месте, в указанном ему ряду! Какой смысл кричать? Лица наших женщин больше не похожи на цветы, как прежде, когда мы задыхались от желания, глядя на них. Испания погибла! На месте шагом марш! О горе! Мы топчем самих себя! Мы умираем от удушья в этом наглухо замурованном городе! Ах, если бы только поднялся ветер
Чума. Вот это, я понимаю, благоразумие! Подойди сюда, Диего, теперь, я думаю, ты все понял.
В небе сверкают молнии.
Диего. Мы ни в чем не виновны!
Чума разражается хохотом.
Диего(кричит). Тебе знакомо, палач, слово «невиновность»?
Чума. Невиновность? Что это такое?
Диего. Тогда подойди! Пусть тот из нас, кто сильнее, убьет другого!
Чума. Сильнее я, невинный. Взгляни!
Чума делает знак стражникам, те надвигаются на Диего. Диего убегает.
Чума. Взять его! Не дайте ему удрать! Тот, кто убегает, по праву принадлежит нам! Пометьте его знаком чумы!
Стражники бегут за Диего. Разыгрывается пантомима погони. Свистки. Вой сирен.
Хор. Он бежит! Он боится. Признался сам, что боится. Он не владеет собой, он потерял голову. А мы стали благоразумны. Нами теперь управляют. Но в безмолвии канцелярий слышен нескончаемый затаенный крик разлученных сердец. Они кричат о море под полдневным солнцем, о вечернем аромате тростника, о прохладных руках женщин. Наши рты закрыты наглухо, каждый наш шаг на виду, каждый час учтен и расписан по минутам, но сердце восстает против молчания. Оно отвергает списки и номера, отвергает бесконечные стены, решетки на окнах, рассветы, ощетинившиеся винтовками. Отвергает, как этот беглец. Он бежит, спасаясь от цифр и теней, пытаясь укрыться в каком-нибудь доме. Но единственное спасение это море, от которого нас отделяют стены. Пусть же поднимется ветер, чтобы мы смогли наконец вздохнуть
Диего и в самом деле бросается в какой-то дом. Стражники останавливаются перед дверью и ставят там часовых.
Чума(орет). Пометьте его чумным знаком! Пометьте их всех! Они не говорят ни слова, но слышно, о чем они думают! У них уже нет сил протестовать, но они очень громко молчат! Зажмите им рты! Заткните кляпом! Заставьте их учить слова-заклинания, пока они сами не начнут механически повторять одно и то же и не станут наконец благонадежными гражданами, которые нам нужны!
С колосников обрушивается дождь раскатистых лозунгов, выкрикиваемых через громкоговорители. С каждым повторением они становятся все громче и громче и заглушают умолкающий хор, пока не воцаряется полная тишина.
Чума и Народ едины! Концентрируйтесь, казнитесь, хоронитесь! Одна хорошая чума лучше двух демократий! Ссылайте, пытайте враги всегда останутся!
Свет в доме судьи.
Виктория. Нет, отец, вы не можете выдать властям нашу старуху служанку под тем предлогом, будто она заразилась. Неужели вы забыли, что она меня вырастила и безропотно служила вам всю жизнь?
Судья. Я так решил, и никто не смеет мне противоречить!
Виктория. Вы не можете один решать все. У страдания тоже есть свои права.
Судья. Мой долг уберечь этот дом от заразы. Я
Вбегает Диего.
Судья. Кто позволил тебе войти сюда?
Диего. Меня пригнал страх! Я бегу от Чумы.
Судья. Ты не бежишь от нее, а несешь ее с собой. (Указывает Диего на знак чумы, который появился у него под мышкой. Пауза. Вдали слышатся свистки.) Покинь этот дом!
Диего. Позволь мне остаться! Если ты меня выгонишь, они бросят меня к остальным, в общую свалку смерти.
Судья. Как служитель закона, я не могу дать тебе приют в своем доме.
Диего. Ты служил старому закону. А новому ты служить не обязан.
Судья. Я служу закону не ради того, что он гласит, а потому что это закон.
Диего. А если закон преступен?
Судья. Если преступление становится законом, оно перестает быть преступлением.
Диего. И в этом случае наказуема порядочность?
Судья. Да, если она имеет дерзость выступать против закона.
Виктория. Отец, тобою движет сейчас вовсе не любовь к закону, а страх!
Судья. Ему тоже страшно.
Виктория. Но он пока никого не предал!
Судья. Не предал, так предаст. Все предают, потому что все боятся. Все боятся, потому что никто не чист.
Виктория. Отец, я с вашего согласия принадлежу этому человеку. Не можете же вы отнять его у меня после того, как вчера сами нас соединили!
Судья. Мое согласие касалось не твоего брака, а твоего отъезда.
Виктория. Я всегда знала, что вы не любите меня!
Судья(глядя ей в лицо). Все женщины до единой вызывают у меня отвращение. (Громкий стук в дверь.) Кто там?
Стражник(за дверью). Дом этот взят под арест, здесь укрывают подозрительного. Все обитатели берутся под наблюдение.
Диего(хохочет). Закон милостив, конечно! Но он немного изменился, и ты с ним еще плохо знаком. Судья, обвиняемые, свидетели все мы теперь братья.
Входят жена судьи, его маленький сын и вторая дочь.
Жена судьи. Нам заколотили снаружи дверь!
Виктория. Дом взят под арест.
Судья. Из-за него! Но я его выдам! Тогда они нас освободят.
Виктория. Честь не позволит вам этого, отец.
Судья. Честь дело мужское, а мужчин в нашем городе больше не осталось.
Слышатся свистки, приближается топот бегущих. Диего прислушивается, в панике озирается по сторонам и вдруг хватает ребенка.
Диего. Смотри, служитель закона! Если ты сделаешь хоть один шаг, я ткну твоего сына лицом в знак чумы!
Виктория. Диего, это подло!
Диего. Ничто не подло в городе подлецов.
Жена судьи(бросаясь к мужу). Обещай, Касадо! Обещай этому сумасшедшему все, что он потребует.
Дочь судьи. Не подчиняйся ему, отец! Нас с тобой это не касается.
Жена судьи. Не слушай ее! Ты же знаешь, что она ненавидит брата!
Судья. Она права. Это нас не касается.
Жена судьи. Ты тоже ненавидишь моего сына.
Судья. Вот именно, твоего сына.
Жена судьи. О, это не по-мужски напомнить о том, что ты давно простил.
Судья. Я не простил. Я покорился закону, по которому в глазах людей я являюсь отцом этого ребенка.
Виктория. Это правда, мама?
Жена судьи. Ты тоже презираешь меня!
Виктория. Нет. Но для меня все рушится разом. Душа теряет последние опоры.
Судья направляется к двери.
Диего. Душа теряет последние опоры, но нас поддерживает закон, не так ли, судья? Все люди братья! (Поднимает ребенка и держит его перед собой.) И ты мне брат, вот я и поцелую тебя по-братски!
Жена судьи. Постой, Диего, умоляю тебя! Не будь таким, как мой муж, он ожесточился сердцем. Но он смягчится! (Бежит к двери и преграждает судье дорогу.) Ты же уступишь ему, правда?
Дочь судьи. Почему он должен уступать? Какое ему дело до этого маленького ублюдка, из-за которого житья никому нет в доме!
Жена судьи. Замолчи, тебя просто гложет зависть, ты вся от нее почернела! (Судье.) Но ты! Ведь твой век уже недолог, и ты прекрасно знаешь, что ничего нет на свете достойного зависти, кроме хлеба и спокойного сна! Ты знаешь, что будешь плохо спать в своей одинокой постели, если это допустишь.
Судья. На моей стороне закон. Кто соблюдает закон, тот спит спокойно.
Жена судьи. Я плюю на твой закон! На моей стороне право, право любящих на то, чтобы их не разлучали, право виновных на прощение и раскаявшихся на честь! Да, я плюю на твой закон! Разве ты поступал по закону, когда малодушно извинялся перед тем капитаном, который вызвал тебя на дуэль за то, что ты нечестным путем увильнул от призыва в армию? Разве закону ты служил, когда делал гнусные предложения девушке, которая судилась с негодяем-хозяином?
Судья. Замолчи, жена!
Виктория. Мама!
Жена судьи. Нет, Виктория, я не замолчу. Я молчала все эти годы. Я молчала во имя чести и любви к Богу. Но чести больше нет. И один волосок с головы этого ребенка мне дороже, чем само небо. Я не замолчу! Я, по крайней мере, скажу ему, что право никогда не было на его стороне, потому что право, слышишь, Касадо, на стороне тех, кто страдает, плачет и надеется. Оно не с теми не может быть с теми, кто рассчитывает и копит.