Я открываю в журналах и газетах раздел, посвященный развлечениям, и вижу: галерея А-3, клуб Б2, спектакль Доктор-шоу, или Кабаре-03, коктейль Б-52, выставка Электронный вуду-2, телевизионная передача Кремль-9, концерт Скажи Ой 2, авиакомпания S7, Радио 7, романы, фильмы, сценарии и т. д. Одиночество-12, Параграф 78, Убежище 3 / 9. И повсюду количественные числительные. Откуда это все взялось?
Надо сказать, что в русском языке уже была подобная синтаксическая конструкция, но с ее помощью назывались, пожалуй, только три определенных вещи:
Механизм и номенклатура: (танк) Т-34, (самолет) Ту-134, (телевизор) Темп-3 и т. п.
Событие, или место, и год: Олимпиада-80, роман В. Войновича Москва 2042 и т. п.
Населенный пункт и номер: Армавир-9, Арзамас-16, Горки-10, Шереметьево-2 и т. п.
Сегодня же так может называться что угодно: от коктейля до романа, от клуба до авиакомпании. Расшатываться и расширяться эта конструкция стала под влиянием английского языка. Приведу только самые известные давние примеры: роман Дж. Хеллера Уловка 22 (в другом переводе Поправка 22), вещество Лед 9 в романе К. Воннегута, гонки Формула 1, так называемые сиквелы (продолжения фильмов) Крик 2, Пила 2 и т. п., а также знаменитый агент 007 Джеймс Бонд. Именно названия фильмов и составили ту критическую массу, после которой стало позволено все. Само это явление уже пародируется в юмористических текстах, например в журнале Крокодил, пережившем новое рождение и новое забвение: Сбылась мечта-3, Дедушка возвращается-2, В глубокой заднице-8. Один из самых чутких к моде писателей В. Пелевин публикует роман Числа, где эта конструкция становится судьбоносной.
Роман в целом как раз и посвящен роли чисел в жизни современного человека. По существу, в нем предлагается некая концепция этой роли, а по ходу действия происходит постоянная игра с числами. Можно привести один, пожалуй, самый яркий пример. Все главы помечены числами, но это не порядковый номер главы, а скорее ее название (за исключением, возможно, первой главы). Во второй по порядку главе 17 речь идет о семнадцатом дне рождения. В следующей главе 43 о числе 43 и т. п. Название же 34 встречается в романе неоднократно.
Одна из основных коллизий романа заключается в поиске героем хорошего числа, которое смогло бы защитить его, а также во взаимодействии выбранного им числа с другими числами, хорошими и плохими, и числами других людей.
Таким ангелом-хранителем для героя после долгих размышлений становится число 34. В этом решении его укрепил и случай в кино, когда на спинке кресла он увидел надпись:
Перед ним чернела жирная надпись несмываемым маркером: сан-34. Что такое сан, он не знал может быть, группа в каком-нибудь учебном заведении или что-нибудь в этом роде. Зато он хорошо знал, что такое 34 После этого случая стало окончательно ясно, что пакт, о котором он мечтал с детства, заключен.
Вот так ключевую роль в жизни героя романа сыграла надпись на спинке кресла в кинотеатре сан-34. Герой переосмыслил ее, наполнив число своим собственным содержанием. И это чрезвычайно важно.
Вкратце основные принципы новой нумерологии, по Пелевину[21], таковы.
Во-первых, в отличие от нумерологической традиции, она оперирует большими числами (двузначными) и потому не имеющими устойчивых культурных коннотаций.
Во-вторых, сама связь числа и явления в новой нумерологии культурно никак не обусловлена. Более того, можно говорить о произвольности и даже натянутости этой связи. Подгонка события под число или вычитывание числа из события в интерпретации персонажей романа кажутся абсурдными и смешными. Новая нумерология по существу является постмодернистским издевательством над традиционной нумероло-гией.
В-третьих, несмотря на произвольность и абсурдность, новая нумерология работает как некая прикладная наука, или, иначе говоря, как руководство к действию. Такое руководство дает определенный положительный эффект, и не только психологический. Абсурдность новой нумерологии противостоит абсурдности современного мира и помогает упорядочить его некоторым, пусть случайным, образом.
В жизни, а точнее, в сегодняшнем языке действительно происходит нечто очень похожее. В современных названиях число иногда получает совершенно понятную интерпретацию, например в Кабаре-03 число отсылает к номеру скорой помощи, а в галерее А-3, по-видимому, к формату бумаги. Но порой появляется множественность смыслов. Скажем, в случае Радио 7 это можно интерпретировать и как радио на семи холмах, и как трансляция семь дней в неделю (в соответствии с разными рекламными слоганами). А в одной радиопередаче, посвященной авиакомпании, был объявлен конкурс на лучшую интерпретацию сочетания S7, что фактически подразумевало, что у владельцев компании такой интерпретации либо нет, либо они готовы ее дополнить другими. Интересно, что одной из лучших была признана интерпретация числа 7 как количества континентов или частей света, куда летают самолеты компании, что, безусловно, неверно. Традиционно выделяются шесть континентов и шесть (реже семь) частей света, но в любом случае известно, что в Антарктиду самолеты данной компании не летают.
Наконец, в качестве логичного завершения этого процесса происходит обессмысливание числа в названии. И здесь опять стоит обратиться к художественной литературе. Название модного романа Одиночество-12 его автор А. Ревазов объясняет словами своих героев, между которыми происходит следующий диалог.
Вот и создалась концессия, сказал Антон.
Надо как-то ее назвать, предложил я.
Дейр-Эль-Бахри, предложил Матвей. Жестко. Серьезно.
Серьезно, но хрен выговоришь, возразил я. Давайте лучше Одиночество. Это слово мы еще не расшифровали.
Слишком грустно, покачал головой Матвей. И не круто.
Одиночество-12, сказал Антон. Грусти меньше, крутизны больше.
Почему 12?
Просто так. Лучше звучит. Как Catch 22. Или Ми-6. И вообще, двенадцать счастливое число.
Все согласились, хотя Мотя проворчал, что ему это больше напоминает не Ми-6, а Горки-10.
Для числа 12 вообще не предусмотрено никакой интерпретации. Появляется же оно в названии совершенно случайным образом, для крутости, а фактически под иностранным влиянием, точнее, под влиянием соответствующей английской конструкции, что подтверждается упоминанием романа Дж. Хеллера Catch 22 (он же Уловка 22) и английской разведки Ми-6.
Вот и объяснение всему. Если говорить ученым языком, то сначала происходит семантическое опустошение числа, когда первоначальное значение либо постепенно утрачивается, либо изначально неизвестно адресату текста. В предельном случае оно и не предполагается, то есть цифровую запись можно рассматривать как иероглиф, используемый только ради его звучания, но не значения.
Если же совсем просто, то под влиянием английского языка в русском стало расширяться значение конструкции с числом. И расширилось до того, что число фактически потеряло смысл, стало своего рода крутым атрибутом или аксессуаром, красивым и модным украшением в названии.
Николай Гумилев когда-то написал:
А для низкой жизни были числа,
Как домашний подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
В последнее время числа несколько поглупели, по крайней мере некоторые из них. Зато получили доступ в высший свет.
Пункт приема потерянных слов
Как-то в Хельсинки я заглянул в музей истории и некоторое время бродил по залам, отстраненно любуясь предметами старины, пока не увидел телефон. Почти такой же был у нас дома, с большим диском и большой грубой трубкой. Рядом с музейным телефоном стояла пишущая машинка Ундервуд, такая же, как у моего отца, и еще старая и задрипанная детская коляска. Это оказался зал двадцатого века, а в нем вещи, с которыми я когда-то жил и которых больше нет вокруг. Только в музее истории.
Увы, для слов не существует музеев. Мы яростно спорим, хорошо это или плохо, что в русском языке появляется так много новых слов, и совершенно не обращаем внимания на то, что тем временем другие слова постепенно исчезают. Конечно, об исчезновении слов всем известно, и любой мало-мальски образованный человек засыплет меня примерами: смерд, чело, десница, засим, вечерять, токмо, паче Но это все мертвые слова, которые мы никогда не используем в обычной речи, а в современных словарях, если они туда попадают, им сопутствует помета устаревшее. В несуществующем музее слов их следовало бы поместить в какие-то первые залы. Гораздо интереснее посмотреть на слова, уходящие из языка в двадцатом и двадцать первом веках, попросту говоря, на наших глазах.