Праздник иконы отмечали 22 октября. В тот день, по преданию, отряд, шедший с иконой во главе, взял штурмом первую из башен Китай-города. А в 1648 году праздник иконы стал государственным торжеством, потому что в тот день у царя Алексея Михайловича родился сын Дмитрий.
С тех пор Казанская Божия Матерь стала иконой семьи Романовых, царской иконой. Романовы настолько чтили икону, что для нее в Петербурге был построен гигантский Казанский собор. В том соборе висела икона, которую привезла в Петербург невестка царя Петра Прасковья Федоровна в 1710 году. Эту икону почитала императрица Анна Иоанновна, дочь Прасковьи. Так появилась третья икона. И уже никто не мог сказать наверняка, какая из них настоящая. Тем более что владельцы всех трех называли истинной именно свою.
А так как нет уверенности в том, какая из икон «явленная», то даже драма, разыгравшаяся в 1904 году, не смогла этот вопрос прояснить.
Во время революции две иконы пропали, но в 50-е годы одна всплыла в Лондоне. В начале 70-х годов она была куплена униатской церковью и попала в Португалию, в город Фатиму.
Впрочем, сохранился и второй из трех образов. Это петербургский список из Казанского собора. Собор был закрыт в 1933 году. Икону положили в подвал. К счастью, она там пролежала без вреда для себя и после возвращения собора церкви снова заняла свое место. Ученые, которые исследовали ее, уверены, что она была написана именно в начале XVIII века.
Утром летнего дня 1904 года сторожа Кафедрального собора города Казани нашли связанным. Сторож ничего не помнил. Его оглушили в темноте, и пришел в себя он, только когда его освободили.
Когда сторож и звонарь вбежали в храм, они замерли в ужасе: на месте иконы зияла черная дыра. Драгоценную реликвию вместе с ризой, украшенной драгоценными камнями, унесли.
В Казани началось массовое помешательство. Весть о пропаже покровительницы города разнеслась мгновенно. Суеверный ужас перед святотатством был столь велик, что в Казани закрылись магазины и фабрики, на улицах стали собираться люди. Город полнился слухами. Одни говорили, что заступницу выкрали, чтобы отвезти в столицу, другие считали, что она сама ушла из города, потому что ей опротивели творящиеся там безобразия.
А самая простая версия грабеж ради драгоценного оклада и ризы иконы Казанской Богоматери прозвучала позже всего. Она была слишком приземленной и даже обидной. Или невероятной, потому что никто не мог представить себе человека, который настолько бы не боялся кары небесной, что посмел поднять руку на святыню.
Примерно через неделю пустых поисков в полицию пришел слесарь и сказал, что когда он увидел в газете фотографию сломанного замка, то подумал, что так сломать его можно было бы с помощью особого ломика, который заказал ему две недели назад черноволосый, широкоплечий господин, принесший рисунок нужного инструмента.
Когда об этом объявили в газетах, в Казани началась настоящая охота на широкоплечих, черноволосых мужчин. Десятки их попадали в руки толпы, и еще счастье, что никто из них не погиб.
Это было дело, которое раскрылось не потому, что полиция оказалась очень сообразительной и по следам на подоконнике раскрыла дьявольские козни. Просто вся Казань знала о преступлении, и все, кто имел голову на плечах, были настороже.
Еще через несколько дней в полицию прибежал ювелир, который сообщил, что утром к нему приходил широкоплечий, черноволосый господин и продал по дешевке несколько бриллиантов. Ювелир заметил важную деталь на улице господина ждала красивая молодая цыганка с маленькой девочкой.
Тут же вызвали экспертов, и те подтвердили, что бриллианты извлечены из оклада иконы.
Семью из трех человек вычислить и найти куда легче, чем просто черноволосого крепыша. Еще через три дня с помощью доброхотов из числа соседей в дом к господину Чайкину тридцати двух лет от роду, скупщику краденых вещей и мошеннику, явилась полиция. И арестовала не только самого преступника, но и его красивую молодую цыганку-жену.
Сначала обыск в доме Чайкина ничего не дал.
Но полицейский следователь попался дотошный. Он приказал простучать все предметы мебели. И оказалось, что ножки стола полые. А в них спрятаны драгоценности общей стоимостью шестьдесят тысяч рублей.
Сумма гигантская!
Но полиции было известно, что стоимость всех камней оклада иконы превышала четверть миллиона рублей.
Сумма гигантская!
Но полиции было известно, что стоимость всех камней оклада иконы превышала четверть миллиона рублей.
Никаких следов остальных камней обнаружено не было.
Когда на суде Чайкина спросят, где же основная масса драгоценностей, он ответит: «Спросите у тех, кто делал обыск в моем доме. Они об этом знают куда лучше меня».
Ответ наглый и конечно же клеветнический.
Но эту тайну разгадать так и не удалось.
На следствии Чайкин себя виновным не признал и утверждал, что драгоценности ему на продажу дал тот самый ювелир Медведев, который донес на него полиции.
В тюрьму попали Чайкин, его жена, ювелир Медведев и даже церковный сторож, которого заподозрили в сговоре с ворами.
Чайкин был фигурой яркой, выразительной. Огненный взгляд, умение убеждать, откровенная ненависть Его адвокат вспоминал потом, что все в зале «сразу уверовали, что это человек, у которого не дрогнет рука посягнуть на любую святыню. Такой именно взгляд очевидцы находили у Емельяна Пугачева».
Казань бурлила. И надо сказать, что волновали всех не драгоценности оклада, а судьба самой иконы. Ее у Чайкина не нашли. Чайкин вообще отрицал, что видел ее когда-нибудь. Но ведь все в городе верили, что икона чудотворная, и потому отношение к ней было мистическим, как к божеству. Слухи все множились. Говорили, что Чайкин продал икону старообрядцам. Ведь она была написана и стала чудотворной еще до раскола в православной церкви. Потом пронесся слух, что Чайкин закопал икону у себя во дворе.
Что после этого началось!
Сотни людей с лопатами кинулись к дому Чайкина и начали перекапывать двор. Раскопки ширились. На следующий день копали уже больше тысячи добровольцев. В лунный пейзаж превратился не только двор Чайкина, но и участки вокруг соседних домов.
На Казань обрушилось средневековье. И как положено в таких случаях, экзальтированным людям начали видеться вещие сны. Круг замкнулся. Но если девочка Матрена угадала то, что велел ей угадать отец Ермолай, сейчас такого знающего батюшки не нашлось. Но и без него результаты оказались фантастическими.
Одному монаху привиделся лик Богородицы, словно бы осыпанный чем-то красным. Он проснулся, побежал советоваться к своим коллегам. И тут кто-то воскликнул:
На холме красная глина! Там Богоматерь!
Адвокат, который жил неподалеку от холма, вспоминал: «Я видел эти поиски, мигание фонарей во мраке, слышал возгласы надежды и отчаяния и чувствовал, что эта толпа фанатиков находилась в опасном состоянии. Полиция не вмешивалась в эту бессмысленную работу».
Перед воротами тюрьмы круглые сутки стояли толпы озлобленных обывателей, требовавших, чтобы им на расправу отдали Чайкина и «эту самую цыганку».
Суд продолжался неделю. В зал суда пропускали только по специальным билетам. Толпа продолжала бушевать за окнами.
Только на суде удалось вытащить из Чайкина хоть малые сведения о его прошлом. Оказывается, он был подкидышем, родителей не знал и с шести лет был подпаском. Единственными его друзьями были пастушьи собаки. В четырнадцать лет он сбежал и прибился к воровской шайке. Несколько лет его колотили не меньше, чем в пастухах, но в конце концов он превратился в умелого и наглого вора. С возрастом поменял специальность на более спокойную стал скупщиком краденого. Женился. Жену купил в цыганском таборе. Родилась дочка. Чайкин решил сделать из нее настоящую барышню и даже нанял учительницу французского языка. Стал подумывать об эмиграции уехать куда-нибудь, где не знают о его прошлом. Но для этого надо было иметь много денег.
Защитник произнес трогательную речь о том, как несчастное детство, сиротство и жестокость окружающих превратили в зверя умного и способного человека. Речь адвоката произвела яркое впечатление во всей России, которая следила за этим странным делом. Даже Лев Толстой прислал адвокату письмо с благодарностью за «дух искренности и человечности, которого так мало в адвокатских речах».
Хоть Чайкин ни в чем не сознался и, кроме драгоценностей, найденных в его доме, против него не было никаких доказательств, ему дали двенадцать лет, а его жене четыре года каторги. Но, как понимаете, вся Казань была возмущена мягкостью приговора. Все рассчитывали, что Чайкина повесят. Повесить было не за что, но осудили Чайкина даже строже, чем предусматривалось законом.
Толпа перед зданием суда хотела растерзать Чайкина, и полицейским с трудом удалось увести его в тюрьму. На прощание он сказал адвокату, что не собирается проводить в тюрьме столько лет. «Читайте обо мне в газетах», сказал он.