Да молодой человек себя электричеством вдарил, ответил один.
Что-о?!
Ну да. Он промок на дожде, и когда пошел подключить машинку, так, наверное, ухватился за голый провод. Кричит, а пальцы не разжимаются. Он все кричит, а я лошадь держу и помочь-то ему не могу. А его вроде зашатало, он споткнулся о ее заднюю ногу, ну и оторвался от провода-то, а не то, думается, его убило бы.
Господи! Что нам делать? Я обернулся к Хелен, которая прибежала из кухни. Позвони доктору! Нет, погоди Он, кажется, приходит в себя.
Распростертый на ступеньках Джон зашевелился, его глаза прищурились на нас, и он разразился потоком на редкость цветистых слов. Хелен уставилась на меня, разинув рот.
Нет, ты только послушай! И ведь такой милый молодой человек!
Мне было понятно ее изумление: Джон, очень благовоспитанный, очень корректный юноша, в отличие от большинства ветеринаров, никогда не матерился. Однако оказалось, что он владеет огромным запасом таких слов, кое-какие я даже не знал, что удивительно, поскольку рос я в Глазго.
Затем бурный поток иссяк, сменился невнятным бормотанием, и только что вошедший Зигфрид начал отпаивать Джона чистым джином, что, если не ошибаюсь, в подобных случаях противопоказано.
Без сомнения, Джон мог погибнуть, но мало-помалу он отошел и уселся на нижней ступеньке. Затем, пока мы уговаривали его не напрягаться и посидеть так еще, он встряхнулся, встал, выпрямился во весь свой недюжинный рост и шагнул к Зигфриду.
Без сомнения, Джон мог погибнуть, но мало-помалу он отошел и уселся на нижней ступеньке. Затем, пока мы уговаривали его не напрягаться и посидеть так еще, он встряхнулся, встал, выпрямился во весь свой недюжинный рост и шагнул к Зигфриду.
Мистер Фарнон, произнес он с невыразимым достоинством, если вы настаиваете, чтобы я применял этот аппарат, то прошу принять мое заявление об уходе.
И краткому царству индуктотермии пришел конец.
Миновало несколько дней. Как всегда, у меня слегка екнуло сердце, когда я увидел, что по коридору Скелдейл-хауса на меня надвигается грозная фигура Сепа Краггза.
Эй, Хэрриот, рявкнул он, давай-ка поговорим.
Он был грубым человеком, но я привык к его манере общения.
Клиент он был ценный владелец большой фермы, которую поддерживал в цветущем состоянии с помощью четырех взрослых сыновей, беспощадно их шпыняя и терроризируя.
Так в чем дело, мистер Краггз? осведомился я мирно.
Он свирепо уставился на меня с высоты шести с четвертью футов своего роста и, сгорбив могучие плечи, приблизил свое лицо к моему.
Я те скажу, что случилось! Зря мое время переводишь, вот что!
Неужели? Каким образом?
А порошки от мастита, которые ты мне обещал оставить, где?
Господи! Сульфаниламидные порошки. Совсем из головы вылетело
Я страшно сожалею, что
Забыл, да? «Приезжайте днем, они будут лежать в ящике у дверей». Приезжаю в три, а ящик пустой, и никто про них ничего не знает! Поневоле взбесишься.
Я же говорю, мистер Краггз, что очень сожалею
Сожалею! Сожалею! Мне-то что толку! Тащись в такую чертову даль, а у меня сенокос! И все зазря. Я человек занятой, знаешь ли, и времени терять понапрасну не могу!
О черт, никак не уймется! Но я и проштрафился, что ни говори. Я кинулся в аптеку и принес порошки. Однако фермер не утихомиривался.
Чтоб больше такого не случалось, заруби себе на носу. Попросишь за чем приехать, так потрудись, чтоб готово было!
Я молча кивнул, но он еще не кончил.
Тебе самому порошки нужны, буркнул он. Чтоб мозги прочистить! И, бросив последний свирепый взгляд, удалился.
Я с трудом перевел дух и лихорадочно вознес молитву о том, чтобы, имея дело с Краггзом, больше не грешить.
Воспоминание об этой сцене было еще свежо, когда на следующей неделе, вернувшись с утреннего объезда, я вновь увидел, что в приемной меня поджидает Сеп Краггз.
Лицо его было непроницаемым, но меня кольнуло дурное предчувствие, едва он снова навис надо мной.
Я заехал утром за банкой мази, а ее в ящике не было, пробурчал он.
Нет! Только не это! Я что совсем память потерял? Мои ногти впились в ладонь.
Я очень сожалею но я я просто не помню, что
Однако на этот раз взрыва не последовало. Краггз как-то странно притих.
Да не ты, а молодой человек!
Так, значит, выволочка ждет беднягу Джона! Как его оградить? Я испустил дребезжащий смешок.
Кхе понимаю Мистер Крукс отличный специалист, но память его иной раз подводит.
Да нечего к нему придираться! У него забот хватает поважнее, чем задурять себе голову банкой мази.
А?
Вот-вот, нечего его ругать. Даже слышать не желаю! Сеп бросил на меня уничтожающий взгляд. Ему о стольком думать приходится, что всякую малость не упомнишь.
Рот у меня открылся, но выяснилось, что я онемел. Я ни разу не видел, чтобы мистер Краггз улыбался, но сейчас его каменные черты смягчились, а в глазах появилось почти ласковое выражение.
Черт дери, а парнишка чего только не знает! В жизни не встречал такой учености. Значит, вот что, Хэрриот. Приехал он посмотреть бычка с копытной гнилью и не стал, как ты, возиться с дегтем да солью. Даже не прикоснулся к чертовой ноге, и у бычка на второй день все как рукой сняло. А? Что скажешь? И он ткнул меня пальцем в грудь.
Скажи я, что теперь тоже применяю последнюю новинку сульфадимидиновые инъекции, он бы мне все равно не поверил, а потому я промолчал.
И я тебе еще кое-что скажу, продолжал Сеп. Гниль-то в правом копыте завелась, а уколол он в левое плечо! Глаза Краггза расширились. Чистое колдовство.
Я сходил за мазью и вручил ему банку.
Вот, пожалуйста, мистер Краггз. Сожалею, что вам пришлось заходить лишний раз.
Великан покачал головой:
Да пустяки. Сюда же мне рукой подать.
Словно во сне я проводил его до двери и, глядя, как он шагает по улице, способен был думать только об одном: уж если Джону удалось тронуть сердце Сепа Краггза, за его будущее можно не опасаться.
Великан покачал головой:
Да пустяки. Сюда же мне рукой подать.
Словно во сне я проводил его до двери и, глядя, как он шагает по улице, способен был думать только об одном: уж если Джону удалось тронуть сердце Сепа Краггза, за его будущее можно не опасаться.
По-моему, именно тогда я осознал, что Джон предназначен для больших свершений. С самого начала я стал подмечать в нем зачатки величия, заложенные в способности завоевывать симпатии людей из разных слоев общества. И дело было не в его располагающей внешности, уверенной манере или звучном голосе, а в чем-то другом, чего мне не удавалось точно определить. Но чем бы это ни было, все в нем просто кричало: «Вот молодой человек, который многого добьется!»
Карьера Джона Крукса
Джон родился в Беверли под сенью величавого собора. Туда от Дарроуби было пятьдесят миль, и в свободные дни он обычно отправлялся на несколько часов домой. Весь год, рассказывая об этих поездках, он все чаще и чаще упоминал про одну девушку. Ее звали Хетер, и, когда Джон произносил ее имя, его глаза заволакивала мечтательная дымка, а на губах играла блаженная улыбка. От месяца к месяцу симптомы становились все более явными, и в один прекрасный день он признался мне, что они с Хетер помолвлены и надеются скоро пожениться.
Как-то зимой, пока я на крыльце очищал сапоги от снега, в дверях появился Джон.
Хетер здесь, сказал он почти шепотом. В приемной. Я хочу вас с ней познакомить.
Мне тоже хотелось познакомиться с этой девушкой. Просто не терпелось после всего, что я о ней наслышался. Я поправил галстук, попытался пригладить волосы и изящной походкой войти в приемную. Увы! К каблуку примерзла ледышка, и едва я ступил на скользкий линолеум, как взлетел в воздух, оглушительно хлопнулся на спину и проехался через комнату. Когда я открыл глаза, то обнаружил, что гляжу снизу вверх на очень привлекательную брюнетку, которая доблестно старалась сдержать улыбку на губах.
Так я познакомился с Хетер глядя на нее снизу вверх. И с тех пор продолжаю с восхищением смотреть на нее все так же снизу вверх. Можно найти множество определений, чтобы описать ее как жену Джона: обожаемая спутница жизни, верная помощница, веселая подруга. А вдобавок еще и мать троих замечательных детей.
Роман Джона набирал обороты, и я видел, что приближающаяся свадьба всецело завладела его мыслями. Упомянутые выше симптомы прогрессировали, и он сознался, что начал страдать провалами памяти, едет по вызову и вдруг останавливает машину, стараясь сообразить, куда же он, собственно, едет и по какому поводу. Порой я замечал, как Джон чему-то улыбается, и было ясно, что он погружен в чудесные мечты.
До какой степени манящее будущее завладело им, стало ясно в один очень дождливый день, когда фермер, наш давний клиент, сообщил по телефону:
Тут позвонили, просили передать мистеру Круксу, что его невеста заболела. А он как раз от меня уехал, и я уж думал, что не догоню его, как вдруг вижу: его машина застряла в ручье прямо за нашими воротами.
Боже мой! Сейчас приеду.
Не надо. Я подъехал на своей машине, сказал, так он сразу выпрыгнул и попросил, чтобы я его на станцию отвез. Как раз к поезду успел и укатил.
Ого! Вот это быстрота.
Да уж, канителиться он не стал.
А его машина где?
Так в ручье и стоит.
Понятно. Спасибо, что позвонили. Я приеду с мистером Фарноном, и мы ее отгоним.
Зрелище, которое предстало Зигфриду и мне, когда мы подъехали к броду через ручей, остается одним из наиболее ярких воспоминаний о том времени, которое Джон провел у нас. Узкое, зажатое в холмах шоссе ныряло в лощину, и поперек него струился ручей. Маленький «Форд-8» стоял там в воде по оси и явно был покинут в большой спешке: передняя дверца распахнута, а дворники лениво ползают взад-вперед по ветровому стеклу. Джон не потратил ни единой лишней секунды!
К счастью, болезнь Хетер оказалась несерьезной, и наша будничная жизнь потекла обычной чередой: Джон принимал свою долю телят, жеребят, ягнят, холостил стригунов и ежедневно доказывал, что идеально подходит для этой работы, а работа для него.
Молодая пара сочеталась браком в чудесный летний день и поселилась у Зигфрида на одной половине его дома. Хетер была учительницей и занималась с двумя детьми Зигфрида все время, пока Джон оставался нашим помощником.
Когда же настал неизбежный день и Джон решил, что ему пора работать самостоятельно, это было для нас настоящим ударом. Он переехал в Беверли и открыл там приемную, а я ощущал потерю не только незаменимого помощника, но и друга. Ведь меня с Джоном разделяли какие-то десять лет, и у нас было немало общих увлечений и интересов. Потом, с течением лет, пока у нас появлялись, чтобы затем исчезнуть, очередные «молодые люди», я, конечно, прошел стадии пожилого коллеги, почтенного наставника и, наконец, забавного старикана, но первый наш помощник и я существовали еще в одном измерении, а потому мы с Джоном провели вместе много приятнейших часов.