Бланко было пять лет, и, хотя он отличался завидным здоровьем, иной раз требовалась моя помощь обычно для извлечения булавок из подушек лап. Он был единственной портновской собакой на моем веку, что не давало материала для сравнений. Однако я пришел к выводу, что, ложась ежедневно на пол в мастерской хозяина, пес подвергался, так сказать, профессиональному риску. Во всяком случае, булавки проникали глубоко под кожу, и их удавалось извлечь пинцетом лишь после долгих усилий. Бланко всегда был как будто благодарен мне и входил в число собак, которым нравилось навещать нашу приемную. Некоторые собаки, попав на нашу улицу, сразу переходили на противоположную сторону, поджимали хвосты и торопливо крались мимо нашего крыльца, но Бланко врывался в дверь, буквально волоча за собой на поводке мистера Бендлоу.
Неделю назад хозяин приводил его на профилактический осмотр, и Бланко, прогарцевав по коридору по дороге в смотровую, не преминул приветственно всунуть голову в приемную. Прямая противоположность суке желтого лабрадора, которая проехала задом по плиткам всю длину коридора с выражением величайшей муки на морде, хотя ей предстояло всего лишь сменить повязку на лапе.
Бланко был само добродушие и суровел только, когда, по его мнению, мистеру Бендлоу угрожали. Портному он оказывал бесценную услугу, в его мастерской мне не раз доводилось наблюдать бушующих клиентов обоего пола, которых проволочки довели до исступления. Но массивная белая голова с холодными глазами, появляющаяся из-за угла стола, успокаивала их просто на удивление. Иногда требовалось слегка поворчать или обнюхать лодыжки клиента, и уж это действовало без промаха.
Еще я часто думал, что Бланко блестяще подтверждает мою давнишнюю теорию, что в маленьких домиках заводят больших собак, а в больших домах обитают маленькие. Да, огромные особняки с башенками и садами в несколько акров служили приютом бордер-терьеров и джек-рассел-терьеров, а в кухоньке, выходящей прямо на улицу, царил какой-нибудь Бланко.
Неделю спустя неизлечимый оптимист! я опять навестил мастерскую мистера Бендлоу. Он, по обыкновению, сидел на столе по-турецки эдакий трудолюбивый гном.
Очередной клиент, сердито насупленный фермер, как раз повернулся, чтобы уйти, но на прощание произнес негодующе:
Я по горло сыт. Некогда мне сюда каждую неделю являться! В голосе у него нарастал гнев. А вы и не почешетесь. Только так не пойдет, знаете ли
Мистер Бендлоу взмахнул иглой.
На следующей неделе, на следующей неделе
Это я уж сколько раз слышал! рявкнул фермер, и я поглядел через стол на распростертого у очага Бланко. При таком обороте событий он всегда вставал и становился перед заказчиком, но на сей раз могучий пес даже ухом не повел и продолжал лежать неподвижно, когда фермер с заключительным яростным фырканьем вышел вон, хлопнув дверью.
Доброе утро, мистер Бендлоу, сказал я деловито. Я забежал на минутку за
А, мистер Хэрриот! Гном нацелил на меня иглу. Когда вы ушли, я вам рассказывал про людей с деньгами. Старик Краудер в Аплгейте. Восемьдесят тысяч фунтов после себя оставил, а когда я ему брюки чинил, так он с кровати не вставал. Не шучу и не сочиняю. Так и не вставал, пока
Кстати, о брюках, мистер Бендлоу
А у него экономка была Мод Фамилию запамятовал, и уж так его обихаживала. Можно сказать, с постели поднимала и спать укладывала, стряпала для него, тридцать лет минуты отдыха не знала! И знаете, он ей и пенса не оставил. Она оспорила завещание, знаете ли, но присудили ей только пятьсот фунтов. А все денежки отошли какой-то дальней родне.
Мои брюки готовы? Они мне необходимы для
Я вам про случай и похуже расскажу, мистер Хэрриот. Мальчишкой я у фермера работал. У него тысячи были, но он ни в пивную не заглядывал, ни в кино не ходил, носа со двора не высовывал. Экономил каждый пенс. Уж не знаю, что он с деньгами делал, в доме прятал, не иначе Мне это про одну историю напомнило
Я набрал воздуха в легкие, чтобы вновь воззвать к нему, но тут дородная дама у меня за спиной не выдержала:
Послушайте-ка, я, конечно, извиняюсь, что вас перебила. Только у меня времени ну совсем нет. Платье мое мне дайте. Вы назначили на сегодня.
Портной воздел иглу.
Не готово. Работы невпроворот. Приходите на следующей неделе.
Работы невпроворот! Для языка, что ли?
Голос у нее обладал какой-то особой пронзительностью, и она включила его на полный диапазон. Я взглянул на Бланко: он лежал, как лежал. Странное равнодушие!
Мистеру Бендлоу явно не хватало моральной поддержки своего пса. Во всяком случае, вопли дамы его, против обыкновения, смутили.
А ну да промямлил он. На следующей неделе получите. Это уж точно. Он покосился на меня. И вы тоже, мистер Хэрриот.
Зайдя на следующей неделе, я замер на пороге, пораженный открывшейся мне картиной, мистер Бендлоу шил! В своей обычной позе он наклонялся над пиджаком, и его рука с иглой просто порхала над лацканом. И он молчал!
Зато говорила супружеская пара. Муж и жена обрушивали на него поток сердитых жалоб. Портной безмолвствовал с затравленным видом. А Бланко спал себе у огня.
За своими брюками я заезжал между визитами, но всегда наталкивался на очередь, а времени ждать у меня не было. Однако я успевал заметить, что мистер Бендлоу трудился на столе в покорном молчании, а Бланко неподвижно лежал у огня. И мне становилось грустно. Разговоры были для маленького портного смыслом жизни, единственным развлечением и утешением в его одиноком существовании. Что-то недопустимо разладилось.
Я зашел к мистеру Бендлоу как-то вечером и нашел его одного. О брюках я упоминать не стал, а спросил:
Что происходит с Бланко?
Да вроде бы ничего. Он посмотрел на меня с удивлением.
Ест он хорошо?
Хорошо.
Гуляет как следует?
Ну да. Утром и вечером, подолгу. Вы же знаете, я о своей собаке забочусь, мистер Хэрриот.
Конечно-конечно. Но он не встает перед вашим столом, как раньше. И э не интересуется заказчиками.
Вот это так. Мистер Бендлоу скорбно кивнул. Но он не болеет.
Дайте-ка я его осмотрю. И, подойдя к очагу, я нагнулся над псом. Ну-ка, Бланко, старина, покажи, как ты стоишь.
Я похлопал его по заду, и он медленно встал. Я взглянул на портного.
Что-то у него движения скованны.
Это ничего. Вот я его выведу, он и разомнется.
Но он не хромает? Булавкой не занозился?
Я похлопал его по заду, и он медленно встал. Я взглянул на портного.
Что-то у него движения скованны.
Это ничего. Вот я его выведу, он и разомнется.
Но он не хромает? Булавкой не занозился?
Да нет. Я сразу вижу, чуть она у него в лапе засядет.
Хм-м. Все-таки лапы лучше проверить.
Всякий раз, когда я приподнимал лапу Бланко, мне чудилось, будто в руке у меня конское копыто, и я с трудом удерживался, чтобы не сказать: «Тпру! А ну, не балуй!» и не зажать лапу в коленях.
Я тщательно исследовал подушки, нажимая на них, но все выглядело нормальным. Измерил температуру, прослушал грудь, прощупал живот и не обнаружил никаких необычных симптомов, но меня не оставляла гнетущая уверенность, что с большим псом что-то очень неладно.
Бланко, устав от моих манипуляций, сел на коврик, но очень осторожно и как-то кособоко. Так собаки не садятся!
Встань-ка, приятель, быстро скомандовал я.
Никаких сомнений что-то его там беспокоит. Околоанальные железы? Нет, они нормальны. Я провел ладонями по массивным бедрам, и, когда моя рука слегка нажала на мышцы слева, пес вздрогнул. Ага!
Болезненное вздутие. Я выстриг шерсть, и все стало ясно. Глубоко в мышце засела одна из его постоянных мучительниц.
Чтобы извлечь булавку пинцетом, потребовалось несколько секунд. Я обернулся к мистеру Бендлоу.
Вот она. Наверное, она застряла в коврике, и он на нее сел. Удивительно, что он не охромел. Образовался нарывчик, который мешал ему жить. Нарыв штука не из приятных.
Так так Но вы что-нибудь сделаете?
Приведите его в приемную, и я удалю гной. Все быстро заживет.
Визит Бланко в Скелдейл-хаус прошел гладко. Я удалил гной и заполнил полость, выдавив в нее антивоспалительную пенициллиновую мазь.
Неделю спустя я опять навестил мистера Бендлоу в робкой надежде, что у него отыскалось время для моих брюк. Мой гардероб богатством не отличался, и они мне были абсолютно необходимы.
Обычная сцена портной сидит на столе, Бланко лежит у очага. И по странному стечению обстоятельств я увидел там еще и миссис Хау, жену фермера, с которой столкнулся, когда принес брюки.
Она была поглощена чем-то вроде игры в перетягивание мужнина жилета, который мистер Бендлоу, видимо, починил-таки, но с которым медлил расстаться. Его губы быстро шевелились, и он строчил как из пулемета:
Вот что этот олух сказал мне. Вы не поверите: это еще не все
Стремительный рывок и дама завладела жилетом.
Большое спасибо, мистер Бендлоу. А мне пора.
Она кивнула и прошмыгнула мимо меня, совсем измученная, но торжествующая.
А, это вы, мистер Хэрриот! Портной обернулся ко мне.
Да, мистер Бендлоу, я подумал
Помните, я обещал рассказать вам про одного богача.
Может быть, мои брюки
Он фермером был и хранил свою наличность в ведрах. Раз его жена входит с ведром и говорит: «А в этом ведре полторы тысячи фунтов». А он говорит: «Что-то тут не так. Их две тысячи должно быть!» И знаете, его жена и он отдельно за еду платили. Я вам правду говорю: она ходила и покупала для себя, а он для себя. И вот что я еще вам скажу, мистер Хэрриот
Вы случайно не успели
Нет, вы послушайте, мистер Хэрриот
Эй, Бенди! В комнату ввалился дюжий верзила и заорал на портного через мое плечо. Я тебя слышу, а слушать не буду! Подавай мой чертов пиджак!
Это был Гоббер Ньюхаус, неимоверно толстый пьяница, известный задира. Окутавшись пивными парами, он снова взревел:
И ты мне, Бенди, своими извинениями голову не морочь. Я тебя знаю как облупленного!
Точно вынырнувший белый кашалот, Бланко возник над очагом и двинулся к столу. Он словно понимал, что за человек перед ним, и не стал тратить время на прелиминарии. Задрав могучую голову, он разинул пасть и оглушительно залаял в багровую рожу: «Вуф! Вуф!»
Гоббер попятился.
Чертов псина! Сидеть, кому убери его, Бенди
Вуф! Вуф! Вуф! гремел Бланко.
Верзила был уже почти за порогом, когда мистер Бендлоу взмахнул иглой.
Приходите на той неделе, сказал он и вновь сосредоточился на мне. Как я говорил, мистер Хэрриот продолжал он.