А! Вновь я по-идиотски разразился тем же междометием. Ну Конечно, Колем, я понимаю. А куда вы отправитесь?
Мой мозг снова заработал, и я сообразил, что поедет он непременно куда-нибудь в безлюдную глушь. Скорее всего, в Северную Шотландию, а то даже и на острова
В Новую Шотландию, ответил он.
Господи! В Америку?
Я вдруг осознал, что так до конца и не постиг его характера.
Колем засмеялся:
Я ждал, что вы скажете что-нибудь в этом духе. Я списался с одним тамошним ветеринаром: места словно специально для меня созданные. Обширный сельский район и довольно-таки первобытные условия: большие площади нетронутой природы, бедные фермы, изобилие всяких диких зверей. А поблизости и вообще, насколько я понял, совсем уж девственные дебри. Его глаза вспыхнули восторженным огнем, словно он узрел землю обетованную.
Я тоже засмеялся:
О черт! Сожалею, Колем, что так себя повел. Но такой внезапный удар! И даже двойной. Однако это действительно то, что вам требуется, и, надеюсь, вы там будете очень счастливы. А как на это смотрит Дейрдре?
С энтузиазмом. Просто дождаться не может.
Я так и думал По-моему, это Зигфрид. Надо сказать ему.
Мы перехватили его в коридоре. Услышав новость, он помрачнел, но потом, как и я, сделал веселую мину и хлопнул Колема по плечу.
Я так и думал По-моему, это Зигфрид. Надо сказать ему.
Мы перехватили его в коридоре. Услышав новость, он помрачнел, но потом, как и я, сделал веселую мину и хлопнул Колема по плечу.
Рад, что вы нашли то, чего хотите по-настоящему, мой милый. Уверен, что у вас все сложится превосходно, и желаю вам с Дейрдре всяческого счастья и успеха. Но, черт побери, мне вас будет очень не хватать
Внезапно Зигфрид умолк и онемело указал на нечто высокое и пернатое, прошествовавшее мимо.
Что?.. Кто?..
В темном коридоре неведомое существо выглядело огромным, как страус.
Колем безмятежно улыбнулся:
Просто цапля. Я подобрал ее несколько дней назад у реки. Бегала, но не могла взлететь. Видимо, повреждено крыло, но ей уже лучше. Он еще не договорил, как большая птица развернула крылья, захлопала ими и скрылась за поворотом коридора. Вот видите? Скоро она начнет летать.
Надеюсь от души надеюсь Зигфрид посмотрел на него, затем наклонил голову, прислушиваясь к царапанью коготков по плиткам пола, где-то в полумраке ползли две недавно усыновленные черепахи. Внезапно Зигфрид улыбнулся. Да, мне вас будет очень не хватать!
Миновали недели, как Колем с Дейрдре уехали, я заглянул в опустевшую квартирку, и мной вновь овладело тоскливое ощущение невосполнимой потери. Джон Крукс, а теперь вот Колем, оба они были моими друзьями и, когда ушли из моей жизни, оставили после себя ноющую пустоту. Однако расставание с Колемом оказалось даже более тяжким. Тишина, воцарившаяся в доме с исчезновением зверинца, словно обрела осязаемость, и, глядя в окно, возле которого Колем уписал целый бисквит в день своего приезда, я предался воспоминаниям. «Прошу разрешения поесть, сэр!», «Вот подсажу Дейрдре на дерево», хэрриотов проток и, пожалуй, самая светлая картина его увлеченное лицо и темные глаза, когда он выжимал «Шенандоа» из маленькой концертины моих детей.
За годы, проведенные в Дарроуби, Колем показал себя удивительно интересным человеком, но следить за его дальнейшей карьерой было не менее интересно. Он регулярно писал мне о своей растущей практике среди немощеных дорог и дикой природы Новой Шотландии. Неуемная энергия подтолкнула его организовать первый аукционный зал в тех краях, и он прилагал много усилий для расширения работы с мелкими животными. Одна фраза навсегда застряла у меня в памяти: «Стерилизую довольно много кошек, хэрриотов проток то и дело напоминает о себе». Письма часто кончались словами: «Прошу разрешения выйти из строя, сэр!» и я сразу переносился в прошлое.
Еще одной страстью Колема стало обучение бордер-колли, и он часто устраивал показательные выступления с потомками чемпионов этой породы, которых купил в Дарроуби у приятеля-фермера. В довершение всего, словно ему не хватало дела, он приобрел ферму на острове Кейп-Бретон.
Столь же регулярно я получал известия о рождении детей Колема, все больше изумляясь, пока их количество не достигло шести. Их всех он воспитал по своему подобию: научил любить природу и ее диких созданий, которых там было изобилие, привил им собственное презрение к житейским удобствам, наставлял, как странствовать по лесам и горам с рюкзаком за плечами.
Читая его письма, я часто думал, что Колем наконец-то обрел идеальную среду обитания, но тут я дал маху.
Через двадцать лет после их отъезда из Дарроуби мне пришлось лечить корову Алана Бича, приятеля Колема. Держа корову за морду, Алан спросил меня через плечо:
Знаете последнюю новость про Колема?
Нет. Так что же?
Решил уехать из Новой Шотландии.
Да не может быть!
Нет, это точно. И куда, по-вашему, он собрался?
Я быстро взвешивал разные предположения. С приближением пожилого возраста условия жизни там стали для него слишком суровыми? Почувствовал, что должен перевезти свою семью в более цивилизованную обстановку? Что, если он решил вернуться сюда?
Не знаю, ответил я. Так куда?
В Папуа Новую Гвинею.
Что?!
Вот именно. По лицу Алана расползлась широкая улыбка. Вы только подумайте!
Господи, от снега и льда в тропическую жару! На это способен только Колем. Может, он счел Новую Шотландию слишком уж благоустроенной, а жизнь там чересчур легкой?
С него станется. Что-то его там не удовлетворяет. Тянет его в места, где пока еще хватает людоедов, насколько я слышал. Черт, какой-то он не такой.
Этот отзыв о Колеме я сотни раз слышал от фермеров в окрестностях Дарроуби, и теперь он блестяще подтвердился. Я зашел в библиотеку, нашел в справочнике Папуа и прочел, что в неисследованных нагорьях, куда отправился Колем, первый контакт между белыми и миллионом аборигенов произошел только в 1930 году. Особая замкнутая цивилизация, развивавшаяся в полной изоляции от внешнего мира.
Этот отзыв о Колеме я сотни раз слышал от фермеров в окрестностях Дарроуби, и теперь он блестяще подтвердился. Я зашел в библиотеку, нашел в справочнике Папуа и прочел, что в неисследованных нагорьях, куда отправился Колем, первый контакт между белыми и миллионом аборигенов произошел только в 1930 году. Особая замкнутая цивилизация, развивавшаяся в полной изоляции от внешнего мира.
Я рассматривал фотографии, на которых свирепого вида почти нагие мужчины с носами, проткнутыми заостренными костями, размахивали оружием, вызывающе глядя в камеру. Эти страшные люди будут соседями Колема, и нет никаких сомнений, что он полюбит их всех, и особенно вот этих большеглазых темнокожих детишек.
В положенный срок начали приходить письма из Менди, в Южных горах. Колем, как и следовало ожидать, был в полном экстазе. Сельское хозяйство находилось на уровне каменного века. Единственными домашними животными были свиньи, почти все селения сохранились в том же виде, в каком их впервые нашли белые, а первобытные земледельцы, хотя частенько не оказывались на месте, когда Колем пытался обучать их основам скотоводства, были отличнейшими ребятами. Они с Дейрдре уже близкие друзья их всех.
Шли месяцы, шли годы, а Колем полностью отдавался развитию и улучшению края. Он ввез рогатый скот, овец и кур, обучал земледельцев и ушел с головой в тамошнюю жизнь, посвящая ей всю свою энергию.
В 1988 году я получил письмо от его дочери Сары. Она писала: «Я все еще поражаюсь, сколько папа знает про местные растения и диких животных. На ферме у него живут 11 бордер-колли, 2 свиные собаки (помесь лабрадора), 2 буйвола, 5 лошадей, много коров, овец и коз, а также кур, уток, цесарок и гигантская стая почтовых голубей».
Дочитывая ее письмо, я вспомнил маленький зверинец Колема в Скелдейл-хаусе. Оказывается, это была только репетиция. Ветеринар с барсуком, несомненно, теперь совершенно счастлив.
Олли и Жулька. Величайшая победа
Шли месяцы, а в моих отношениях с двумя нашими дикими кошками никакого потепления не наступало, и я с нарастающим душевным трепетом следил, как длинная шерсть Олли опять начинает сбиваться в страшные колтуны. К концу года он вновь выглядел более чем непрезентабельно. С каждым днем становилось все яснее, что пора принимать меры. Но удастся ли мне еще раз его провести? Оставалось попробовать.
Я опять приготовил рыбу с нембуталом, и Хелен поставила миску на стенку, но Олли понюхал, лизнул и ушел. Мы попробовали повторить, и опять Олли исследовал миску с глубоким подозрением, а есть не стал. Явно он почувствовал, что что-то назревает.
Постояв у окна, как обычно, я обернулся к Хелен.
Попытаюсь его поймать.
Поймать? Сачком?
Нет-нет. Он ведь уже не котенок и не подпустит меня к себе.
Так как же?
Я посмотрел на взлохмаченное черное чучело на стенке.
Ну а что, если я спрячусь за тобой, когда ты выйдешь их кормить, сцапаю его и засуну в клетку? Потом отвезу в операционную и постригу под общим наркозом?
Сцапаешь? Засунешь в клетку? с сомнением повторила Хелен. По-моему, у тебя ничего не выйдет.
Да, конечно, однако за свою жизнь я цапал не так уж мало кошек и умею быстро двигаться. Мне бы только подойти к нему незаметно. Давай попробуем завтра.
Моя жена лишь поглядела на меня. Этот план ей как будто доверия не внушал.
Утром она поставила на стенку миски с восхитительной свежей треской. Их любимое блюдо. К вареной рыбе они были относительно равнодушны, но перед сырой устоять не могли. Открытая клетка была спрятана рядом. Кошки прошествовали по стенке: Жулька гладенькая, блестящая, и Олли жалкое пугало, взлохмаченный, с колтунами, свисающими с шеи и по бокам. Хелен, как обычно, приласкала обоих, а когда они радостно припали к мискам, вернулась на кухню, где притаился я.
Теперь, сказал я, снова иди к ним, очень медленно. Олли так увлечен рыбой, что, возможно, не заметит меня.
Хелен промолчала, а я плотно прижался к ее спине.
Двинулись! Я подтолкнул левой ногой ее ногу, и мы медленно вышли за дверь, шагая в едином ритме.
Это же нелепо! простонала Хелен. Какой-то комический эстрадный номер!
Ш-ш-ш! прошипел я, уткнувшись носом ей в затылок. Не останавливайся.
Когда мы добрались до стенки, Хелен протянула руку и погладила Олли по голове, но он так был увлечен треской, что и не посмотрел на нее. Вот он на уровне моей груди в каком-то шаге от меня. Лучшего шанса представиться не могло. Молниеносно просунув кисть из-за Хелен, я схватил его за шкирку, удержал свивающийся клубок черных лап и водворил в клетку. Захлопывая крышку, я успел заметить, что из-под нее высовывается отчаянно когтящая лапа, столкнул ее и вдвинул в петлю стальной прут. Путь к спасению был отрезан.