Второе скользкое место было связано с тем, как им, собственно, попасть в Пакистан. Приняв уже почти два миллиона беженцев, Пакистан в январе этого года закрыл для афганцев свои границы. Как говорили, теперь туда пускали только по визам. Но границы не были закрыты наглухо (впрочем, они никогда не были на крепком замке), и тысячи афганцев продолжали просачиваться в Пакистан по гуманитарным каналам, за взятки или наняв проводника.
«Нам главное попасть на место, а там способ найдется», говорила Лейла.
Как тебе этот? спрашивает Мариам.
Вид у него какой-то не внушающий доверия.
А вот он?
Слишком стар. К тому же с ним еще двое мужчин.
«Нам главное попасть на место, а там способ найдется», говорила Лейла.
Как тебе этот? спрашивает Мариам.
Вид у него какой-то не внушающий доверия.
А вот он?
Слишком стар. К тому же с ним еще двое мужчин.
Наконец Лейла находит нужного человека.
Он сидит на скамейке у входа в парк, рядом с ним женщина в бурке, на руках маленький мальчик в тюбетейке, наверное, ровесник Азизы. На надежном мужчине рубашка с расстегнутым воротником и скромный серый плащ, нескольких пуговиц нет.
Подожди меня здесь, велит Лейла. Мариам снова принимается за молитвы. Лейла подходит к молодому человеку, тот чуть привстает, закрываясь рукой от солнца.
Извини меня, брат, вы едете в Пешавар?
Да, щурит глаза тот.
Не мог бы ты нам помочь? Окажи нам услугу.
Мужчина передает мальчика женщине и вместе с Лейлой отходит на пару шагов в сторону.
Чем могу служить, хамшира?
У него доброе лицо и кроткие глаза. Лейла рассказывает ему сочиненную заранее историю. Она вдова. Никого из родственников у них с матерью и дочкой в Кабуле не осталось, и они решили перебраться к дяде в Пешавар.
И ты хочешь ехать с моей семьей, подхватывает молодой человек.
Знаю, мы будем тебе в тягость. Но ты с виду такой отзывчивый, и я
Хамшира, не тревожься зря. Я понимаю. Я все сделаю. Позволь, я пойду и куплю тебе билеты.
Спасибо, брат. Это доброе дело в глазах Господа, саваб.
Лейла достает из-под бурки конверт и протягивает своему спасителю. В конверте тысяча сто афгани примерно половина всех имеющихся при ней денег. Сколько-то скопила, сколько-то получила за кольцо.
Мужчина прячет конверт в карман брюк. Подожди меня здесь.
На глазах у Лейлы молодой человек входит в здание. Возвращается через полчаса.
Пусть лучше твои билеты побудут пока у меня. Автобус отъезжает через час, ровно в одиннадцать. Сядем в автобус все вместе. Меня зовут Вакиль. Если спросят не должны, вообще-то, я им скажу, что ты мне двоюродная сестра.
Я Лейла. Мою мать зовут Мариам, дочку Азиза.
Я запомню. Не отходите от нас далеко.
Они располагаются на соседней скамейке. Утро солнечное и теплое, далеко над холмами два-три белых пушистых облачка. Мариам кормит Азизу печеньем, которое она предусмотрительно захватила с собой из дома, и предлагает Лейле.
Да мне куска не проглотить, смеется Лейла. Меня всю трясет.
И меня тоже.
Спасибо тебе, Мариам.
За что?
За печенье. За то, что отправилась с нами. Мне бы одной ни за что не справиться.
Это тебе-то?
У нас все получится, ведь правда? Мариам берет ее за руку.
Коран говорит: «Аллаху принадлежит и восток и запад; и куда бы вы ни обратились, там лик Аллаха. Поистине, Аллах объемлющ, ведущий!»
Би! Азиза тычет пальцем в автобус. Майам, би!
Вижу, вижу, Азиза-джо. Би. Мы скоро все поедем на би. Ой, сколько нового ты увидишь!
Лейла улыбается. Плотник в мастерской напротив пилит доски, на землю летят опилки. Мимо проезжают машины с запыленными, закопченными стеклами, поодаль рычат моторами автобусы с намалеванными на боках павлинами, львами, солнцами и сверкающими мечами.
На утреннем солнышке у Лейлы кружится голова, восторг, упоение собственной храбростью пронизывает ее всю. Махая хвостом, подходит уличная собака, и Лейла гладит ее по спине.
Без нескольких минут одиннадцать человек с мегафоном объявляет посадку на Пешавар. Дверь автобуса с шипением открывается. К ней, расталкивая остальных, бросается толпа пассажиров.
Вакиль подхватывает на руки сына и делает Лейле знак.
Мы идем, говорит Лейла.
Вакиль шагает впереди. В автобусе уже полно народу, люди машут на прощанье руками, выкрикивают добрые пожелания.
У входа молодой солдат-ополченец проверяет билеты.
Би! кричит Азиза.
Вакиль передает солдату билеты, тот рвет их пополам и возвращает. Вакиль пропускает вперед жену, переглядывается с контролером, вскакивает на первую ступеньку, наклоняется и шепчет что-то ополченцу на ухо. Тот кивает.
Душа у Лейлы уходит в пятки.
Вы двое, с ребенком, отойдите-ка в сторону, приказывает контролер.
Лейла делает вид, что не слышит, и становится на ступеньку. Контролер хватает ее за руку и выдергивает из очереди.
Ты тоже, поворачивается он к Мариам. Живее! Очередь задерживаешь.
В чем дело, брат? трясущимися губами спрашивает Лейла. У нас есть билеты. Разве наш родственник не передал их тебе?
Ты тоже, поворачивается он к Мариам. Живее! Очередь задерживаешь.
В чем дело, брат? трясущимися губами спрашивает Лейла. У нас есть билеты. Разве наш родственник не передал их тебе?
Контролер прижимает палец к губам и что-то тихо говорит другому охраннику, круглолицему малому со шрамом через всю правую щеку.
Следуй за мной, приказывает круглолицый Лейле.
Нам на этот автобус, кричит Лейла дребезжащим голоском. У нас есть билеты. Почему вы нас не пускаете?
Никуда вы не поедете, зарубите на носу. Следуйте за мной. Или хотите, чтобы вас на глазах у девочки поволокли силой?
Их ведут к грузовику.
На полпути Лейла оглядывается и видит за стеклом автобуса ребенка Вакиля. Мальчик радостно машет им рукой.
В полицейском участке «Перекресток Торабаз-Хан» их сажают в разных концах длинного, набитого людьми коридора. Между ними оказывается стол. За ним сидит мужчина, курит и время от времени ударяет по клавишам пишущей машинки. Проходит три часа. Азиза топает туда-сюда, проведывает то Лейлу, то Мариам, вертит в руках скрепку, которую ей дал поиграть мужчина, доедает печенье и, наконец, засыпает у Мариам на руках.
Около трех Лейлу вызывают в комнату для допросов. Мариам остается ждать в коридоре.
Мужчине в штатском черный костюм, галстук, туфли, сидящему по ту сторону стола, за тридцать. У него аккуратно подстриженная борода, короткая прическа, сросшиеся брови. Он смотрит на Лейлу и постукивает карандашом по столу.
Мы знаем, говорит он, откашлявшись, что ты, хамшира, сегодня уже раз солгала. Молодой человек на автостанции никакой тебе не родственник. Это он нам сам сказал. Вопрос в том, будешь ли ты еще лгать. Лично я не советую.
Мы ехали к моему дяде, говорит Лейла. Это правда.
Полицейский кивает:
Женщина в коридоре твоя мать? Да.
У нее гератский выговор. У тебя нет. Она выросла в Герате. А я родилась в Кабуле.
Ну разумеется. Ты вдова? Ты ведь сказала, что вдова. Мои соболезнования. А этот твой дядя, твой Кэка, он где живет?
В Пешаваре.
Это ты уже сказала. Он вертикально ставит карандаш на чистый лист бумаги. Где именно в Пешаваре? В каком районе? Название улицы, номер квартала?
Лейла изо всех сил старается подавить охвативший ее ужас.
Улица Джамруд. Это название звучало в разговоре на званом ужине, который дала мама в честь вступления моджахедов в Кабул.
Ага. На этой же улице находится гостиница «Континенталь-Жемчужина». Дядя не упоминал про нее?
А как же, упоминал, хватается за соломинку Лейла.
Ах да, «Континенталь» ведь на улице Хайбер.
Из коридора доносится плач Азизы.
Моя дочь чего-то испугалась. Разреши мне взять ее, брат.
Я при исполнении. Обращайся ко мне «господин полицейский». Скоро дочка будет с тобой. А номер телефона дяди у тебя есть?
Есть. То есть был. Даже через бурку Лейла чувствует его испытующий взгляд. Ой, кажется, я его забыла. Я такая рассеянная последнее время.
Он вздыхает. Спрашивает, как зовут дядю. А его жену? А сколько у них детей? Их как зовут? Где дядя работает? Сколько ему лет? Простые вопросы ставят Лейлу в тупик.
Полицейский откладывает карандаш, сплетает пальцы и наклоняется к Лейле, словно родитель, отчитывающий шалунью.
Сама понимаешь, хамшира, если женщина пустилась в бега, это преступление. Их перед нами много проходит. Едут куда-нибудь одни и говорят, что муж умер. Иногда правду говорят, но по большей части лгут. За побег тебя могут посадить в тюрьму. Да ты и без меня это знаешь.
Отпустите нас, господин к лацкану пришпилен значок с именем полицейского, господин Рахман. Ведь ваше имя означает «честь». Смилуйтесь над нами. Ну что вам стоит отпустить двух несчастных женщин? Какой от нас вред? Мы же не закоренелые преступницы.
Не могу.
Умоляю вас.
Я исполняю закон, хамшира, значительно произносит Рахман. Мой долг поддерживать порядок.
Лейлу разбирает смех, хоть она и в отчаянии. О каком порядке речь, когда моджахеды такое творят, когда вокруг сплошь грабежи, убийства, изнасилования, пытки, казни, обстрелы, тысячи невинных жертв? Порядок. Постыдился бы.
Но вслух Лейла говорит другое:
Если вы отправите нас домой, он с нами такое сделает словами не опишешь.
Полицейский старается не отводить глаз. Каждый хозяин у себя в доме.
А как же тогда закон, господин Рахман? Из глаз у Лейлы текут слезы ярости. И где будете вы со своим порядком?
Полиция не вмешивается в семейные дела, хамшира.
Еще бы вы вмешивались. Когда речь идет о мужчине, вы целиком на его стороне.
Полицейский поднимается на ноги.
Допрос окончен. Должен сказать, ты сама виновата во всех своих бедах. А теперь подожди в коридоре и пригласи эту вторую, кем бы она тебе ни приходилась.
Лейла возражает. Потом кричит. Появляются еще двое полицейских, которые выволакивают ее из кабинета.
Допрос Мариам продолжается не больше пяти минут. К Лейле она выходит с трясущимися руками.
Он задал столько вопросов. Прости, Лейла-джо. Я не такая смышленая, как ты. Я не знала, что ответить. Прости.
Ты тут ни при чем, обессиленно произносит Лейла. Это я во всем виновата. Только я.
В седьмом часу вечера полицейская машина останавливается у их калитки. Лейле и Мариам велят оставаться в машине под охраной солдата-моджахеда. Шофер хлопает дверцей, стучит в калитку, разговаривает с Рашидом. Показывает женщинам, чтоб выходили.
Вот вы и дома. Добро пожаловать, ухмыляется охранник, закуривая.