Надо подумать, отвечал я. А ты не можешь тут задержаться не на день-два, а немного подольше?
Пожалуй, это можно, сказал Элф. Отпуск у меня на две недели.
Съездим на рыбалку хочешь?
Отлично!
Тогда давай завтра утром и отправимся, ладно? Двинем на недельку на север. Там, думаю, сейчас прохладно. Я прихвачу палатку и всякую походную снасть. Поищем такое местечко, где водится лупоглаз.
Здорово придумано!
Поедем на моей машине.
А я куплю бензин, предложил Элф.
Что ж, купи, сказал я. Мои финансы такие, что спорить не стану.
Глава 3
Глава 3
Если бы не фасад с колоннами да не плоская крыша, обнесенная ослепительно-белой балюстрадой, дом Шервудов был бы очень обыкновенным и даже унылым. А ведь когда-то я воображал, что это самый красивый дом на свете. Но уже лет шесть, а то и семь прошло с тех пор, как я был здесь в последний раз.
Я остановил машину, вылез и постоял минуту, глядя на дом. Еще не совсем смерклось, четыре высокие колонны чуть поблескивали в последних отсветах угасающего дня. С этой стороны все окна были темные, но я видел, что где-то в задних комнатах горит огонь.
Я поднялся по отлогим ступеням, пересек веранду. Ощупью отыскал и нажал кнопку звонка.
В прихожей раздались торопливые женские шаги. Наверно, миссис Флаэрти, подумал я, экономка. Она ведет здесь хозяйство с тех самых пор, как миссис Шервуд ушла из этого дома и не вернулась.
Но мне открыла не миссис Флаэрти.
Дверь распахнулась и вот она стоит на пороге, уже совсем взрослая, уверенная в себе и еще красивее, чем прежде.
Нэнси! вырвалось у меня. Да ведь это Нэнси!
Совсем не те слова, что нужно, но у меня не было времени додумать.
Ну да, Нэнси. Что тут такого удивительного?
Я думал, тебя здесь нет. Когда ты вернулась?
Только вчера, сказала она.
Мне показалось, она меня не узнала. Но понимает, что это кто-то знакомый. И пытается вспомнить.
Чего же мы тут стоим, Брэд, сказала она (стало быть, узнала!). Входи.
Я переступил порог, она закрыла дверь, и вот мы стоим в полутемной прихожей и смотрим друг на друга.
Она протянула руку и коснулась отворота моей куртки.
Мы так долго не виделись, Брэд. Как ты живешь?
Прекрасно, сказал я. Превосходно.
Говорят, тут почти никого не осталось. Почти никого из нашей компании.
Я покачал головой.
Ты говоришь так, будто рада, что вернулась.
Она засмеялась легко, мимолетно.
Ну конечно рада.
Смех был совсем прежний: так свойственная ей мгновенная вспышка искрометной веселости.
Послышались шаги.
Нэнси, окликнул чей-то голос, кто там пришел? Малыш Картер?
Разве ты пришел к папе? спросила Нэнси.
Я к нему ненадолго, сказал я. Потом еще поговорим?
Да, конечно. Нам есть о чем поговорить.
Нэнси!
Да, папа.
Иду! отозвался я.
И пошел к темной фигуре в дальнем конце прихожей. Шервуд распахнул дверь комнаты, повернул выключатель.
Я вошел, и он затворил за мною дверь.
Он был высок ростом, плечи очень широкие, изящно вылепленная голова, аккуратно, почти щегольски подстриженные усы.
Мистер Шервуд, сказал я со злостью, я не малыш Картер. Я Брэдшоу Картер. Для друзей Брэд.
Злиться было довольно глупо, да, наверно, и не из-за чего. Но уж очень он меня взбесил там, в прихожей.
Извини, Брэд, сказал он теперь. Никак не укладывается в голове, что все вы уже взрослые и Нэнси, и ребятишки, с которыми она дружила.
Он прошел через комнату к письменному столу у стены. Достал из ящика пухлый конверт и выложил на стол.
Это тебе.
Мне?
Ну да. Я думал, ты знаешь.
Я покачал головой; в этой комнате мне отчего-то стало не по себе, почти жутко. Мрачная комната, по двум стенам сплошь книжные полки, в третьей наглухо завешенные окна и между ними мраморный камин.
Так вот, это тебе, повторил Шервуд. Бери, чего же ты?
Я подошел к столу и взял конверт. Он был не запечатан, я открыл его. Внутри оказалась толстая пачка денег.
Полторы тысячи долларов, сказал Джералд Шервуд. Как будто должно быть именно полторы.
В первый раз слышу про какие-то полторы тысячи. Мне только сказали по телефону, чтобы я с вами побеседовал.
Он поморщился и посмотрел на меня очень внимательно, словно бы даже недоверчиво.
Вот по такому же телефону, прибавил я и показал на аппарат у него на столе.
Шервуд устало кивнул.
Понятно. А давно у тебя появился такой телефон?
Только сегодня. Эд Адлер пришел и снял мой прежний телефон, обыкновенный, потому что мне нечем платить. Я пошел пройтись, хотел немного собраться с мыслями, а когда вернулся, вдруг зазвонил вот такой телефон.
Движением руки Шервуд остановил меня.
Возьми конверт, сказал он. Положи в карман. Это не мои деньги. Они твои.
Но я положил конверт на стол. Мне позарез нужны были полторы тысячи. Позарез нужны были любые деньги, откуда бы они ни свалились. Но этот конверт я взять не мог. Сам не знаю почему.
Ладно, сказал Шервуд. Садись.
Я опустился на стул, стоявший боком у стола. Шервуд открыл ящик с сигарами.
Хочешь?
Я не курю.
Может, выпьешь чего-нибудь?
Выпить я не прочь.
Бурбон?
Отлично.
Он подошел к шкафчику, стоявшему в углу, опустил в бокалы лед.
Как тебе разбавить, Брэд?
Хватит и льда.
Шервуд усмехнулся:
Сразу видно понимающего человека.
Я сидел и смотрел на книжные полки, протянувшиеся вдоль двух стен кабинета от пола и до самого потолка. Тут было немало каких-то многотомных собраний и комплектов, почти все, насколько я мог разглядеть, в дорогих переплетах.
Наверно, это очень здорово быть не то что богачом, но человеком с достатком, не маяться и не раздумывать, если тебе понадобилась какая-то мелочь, не выгадывать каждый грош, а спокойно взять и купить, что хочешь. Жить в таком вот доме, с книгами по стенам, с тяжелыми занавесями на окнах, и чтобы, когда хочется выпить, было из чего выбрать и не приходилось держать единственную бутылку дрянного виски в кухне на полке
Шервуд подал мне бокал, обогнул стол и снова опустился в кресло. С жадностью отпил несколько глотков и отставил бокал.
Брэд, начал он, много ли тебе известно?
Ровным счетом ничего. Только то, что я вам уже сказал. Я говорил с кем-то по телефону. И мне предложили работу.
Ты согласился?
Нет, сказал я. Пока нет, но, может, и соглашусь. Мне не худо бы найти работу. Но то, что они предлагали не знаю, кто они такие, звучит довольно бессмысленно.
Они?
Ну, не знаю либо их было трое, либо там кто-то один три раза менял голос. Конечно, это очень странно, но, по-моему, один и тот же человек говорил разными голосами.
Шервуд опять жадно глотнул виски. Поднял бокал, посмотрел на свет и, кажется, очень удивился, что там уже только на донышке. Тяжело поднялся и пошел за бутылкой. Налил себе, чуть расплескав, потом протянул мне бутылку.
Я еще и не начинал, сказал я.
Он поставил бутылку на стол и опять сел.
Ладно, сказал он. Вот ты пришел, и мы побеседовали. Все в порядке. Соглашайся на эту работу. Бери свои деньги и ступай. Нэнси, верно, тебя заждалась. Своди ее в кино или еще куда-нибудь.
И это все?
Все.
Значит, вы раздумали, сказал я.
Раздумал?
Вы хотели мне что-то сказать, а потом передумали.
Шервуд холодно, в упор посмотрел на меня.
Вероятно, ты прав. Но это все равно.
А мне не все равно. Я ведь вижу, вы чего-то боитесь.
Я ждал, что он обозлится. Кому приятно, когда тебя назовут трусом.
Но он не обозлился. И даже не поморщился, сидел как каменный. Потом сказал:
Пей же, черт подери. Смотреть на тебя тошно, сидит тут и ни с места!
Я отхлебнул глоток виски: я совсем забыл про свой бокал.
Вероятно, ты вообразил себе всякие небылицы. И, конечно, подозреваешь, что я ввязался в какие-то темные дела. Вряд ли ты мне поверишь, но, представь, я и сам не знаю, в какие такие дела я ввязался.
Да нет, я вам верю, сказал я.
Чего только я не натерпелся на своем веку, сказал Шервуд. Да разве я один? У каждого свои беды не одно, так другое. На меня свалилось все сразу. Так тоже часто бывает.
Я покивал в знак согласия.
Началось с того, что меня бросила жена. Это ты, конечно, знаешь. В ту пору, надо думать, все милвиллские сплетники только об этом и говорили.
Не помню, сказал я. Тогда я был еще мальчишкой.
Да, верно. Скажу одно: оба мы вели себя вполне пристойно. Ни крику, ни скандалов, никакой грязи на суде. Всей этой мерзости мы постарались избежать. И сразу после развода банкротство. В производстве сельскохозяйственных машин разразился кризис, и я боялся, что придется закрыть фабрику. Очень многие мелкие предприятия тогда прогорели. Держались по пятьдесят, по шестьдесят лет, приносили солидный доход, а тут лопнули.
Шервуд помолчал, словно выжидая, не скажу ли я чего-нибудь. А что было говорить?
Он налил себе еще виски и продолжал:
Во многих отношениях я просто глуп. Я умею вести дело. Умею поддерживать фабрику на ходу, пока есть хоть какая-то надежда, пока можно из нее выжать хоть какие-то гроши. У меня, видно, есть хватка, есть способности. Но и только. За всю жизнь я ни разу не додумался до чего-нибудь нового, до чего-нибудь значительного.
Он подался вперед, крепко стиснул руки и оперся ими на стол.
Я все ломаю голову, сказал он. Все пытаюсь понять: что же произошло? Почему именно со мной? Невозможно понять! Не должно это было со мной случиться, не такой я человек. Мне грозило разорение, и ничего я тут не мог поделать. В сущности, все это проще простого. Спрос на сельскохозяйственный инвентарь резко упал, на то были веские экономические причины. Крупным фирмам, у которых свои крупные магазины и вдоволь денег на рекламу, такая передряга не страшна. У них есть простор, они могут перестроиться, как-то извернуться, смягчить удар. А таким, как я, тесно: у нас нет в запасе ни лишних возможностей, ни лишних денег. Моему предприятию, как и многим другим, грозил крах. Пойми, мне совершенно не на что было надеяться. Я вел дело по старинке, по испытанным и проверенным канонам, как до меня мой дед и мой отец. А каноны эти говорят: если ты больше ничего не можешь продать, значит все, крышка. Другие, может, исхитрились бы, нашли какой-то выход, а мне это не под силу. Делец я толковый, но у меня нет воображения. Мне не хватает новых идей. И вдруг, ни с того ни с сего, у меня начинают возникать новые идеи. Но они не мои. Как будто мне их внушает кто-то другой. Понимаешь, продолжал он, иногда бывает и так, что новая идея возникает мгновенно. Ни с того ни с сего. Словно бы на пустом месте. Ее никак не свяжешь с тем, что ты делал раньше, или читал, или слышал, ничего подобного! Но, наверно, если копнуть поглубже, можно докопаться до ее корней и проследить, откуда что взялось, только мало кто из нас обучен вот так докапываться. А главное, новая идея это почти всегда только зернышко, отправной пункт. Может, она и хорошая, и ценная, но ее еще надо вынянчить. Надо ее развить. Обмозговать, повертеть и так и эдак, оглядеть со всех сторон, помучиться с нею, все сообразить и взвесить и только тогда вылепишь из нее что-то полезное. А с нынешними моими находками не так. Они выскакивают неизвестно откуда совсем готовенькие. Мне нечего додумывать. Хлоп и все уже в голове, законченное, отшлифованное, заботиться больше не о чем. Бери и пользуйся. Просыпаюсь утром а к моим услугам новое открытие, я знаю массу такого, о чем прежде и понятия не имел. Выйду пройтись, возвращаюсь а в голове еще открытие. Они рождаются пачками. Сразу эдакий букет, будто кто посеял их у меня в мозгу, они полежали там немножко, созрели и вот прорастают.