Аня заплакала, склонив голову. Дарья, вздохнув, стала её утешать, а потом увела в нашу спальню. Причём я видел, что она меня поддерживала, но сестру жалко было больше. Для нашей гостьи кровать была подготовлена в горнице рядом с печкой, но, похоже, спать мне сегодня придётся одному. Хотя нет, чуть позже меня позвали, и Дарья ушла к себе. У нас было прощание, всё же пять дней, а я думаю, и больше.
Утром Анна показывала Дарье хозяйство. Жена сегодня до вечера оставалась дома. Я же оделся в красноармейскую форму без знаков различия, сверху телогрейка, потом шапка-ушанка и унты. Прихватил сидор с мелкими вещами, но это больше для виду. И, попрощавшись, попросив меня не провожать, похромал к трамвайной остановке. Как сообщить Ане, что я собираюсь отправиться воевать, я не знал, но приезд Дарьи и совместный ужин позволили прямо в лоб это выдать. Ничего, Аня девочка сильная, приняла это, не требовала не рисковать, просто попросила вернуться. Живым.
Метель не унималась, и я мог достать боевую машину прямо посередине проезжей части, вряд ли кто это и заметил бы, но всё же рисковать не стал и нашёл укромное место, что труда не составило. А достал я БА-10М, пушечный броневик. Мне нужна была практика его использования. Закинув сидор в кольцо, я забрался внутрь боевой машины, устроился на месте командира, шапку сменил на шлемофон и, закрывшись, запустил двигатель. На месте мехвода и заряжающего теперь мои «руки» амулета-помощника. Броневик затарахтел мотором и, стронувшись с места, уверенно покатил по улицам к выезду из Москвы.
Столицу уже начали перекрывать, несколько недель шло строительство дотов, дзотов, разных укрепточек, часть улиц готовили к баррикадам, свозя противотанковые ежи, посты чуть ли не на каждом перекрёстке. Но передвигаться можно, особенно на броневике, на который особо не обращают внимания. На выезде я пристроился к грузовой автоколонне и покатил за ней. Из-за плохой дороги двигалась она медленно, к тому же днём авиации противника можно было не ожидать. Колонна, конечно, для меня отличная маскировка, но мне надоело тащиться за ней, тем более сканер прекрасно всё вокруг показывал. Так что, обогнав по обочине машины, двадцать три их было, а в прикрытии, во главе колонны пулемётный броневик, я двинул вперёд уже в одиночку. Однако заметил, что и колонна увеличила ход, пристроившись за мной. Если раньше она шла максимум двадцать километров в час, то сейчас держала мою скорость чуть больше сорока. Видимо, решили меня использовать как паровоз. Думаю, водителям понятен этот термин. Ничего, я лично не против, тем более они меня всё так же маскируют.
Двигались мы по трассе на Волоколамск. Часто встречались усиленные пулемётами и иногда пушками посты, но нас не останавливали, явно о колонне были предупреждены. Не доезжая до города Истры, который немцы недавно заняли, я ушёл в сторону и прямо по заснеженному полю направился к окопам, отлично их видя. Противотанковой артиллерии у наших вблизи не обнаружил, даже лёгких пушек нет. Точнее, они были, три сорокапятки, но там, где я отметил место пересечения передовой как у нас, так и у немцев, для них была мёртвая зона. Хотя у бойцов были противотанковые ружья, правда мало. Но всё равно могли по мне пальнуть. Значит, надо договариваться.
Стронув броневик с места, я проехал ещё полтора километра и скатился в низину. Тут покинул бронемашину, убрал её в браслет больше она мне не нужна, дальше уже трофейная техника потребуется и, прихрамывая, также с тростью в руке, направился к блиндажу штаба батальона, как я его определил.
Метров четыреста пришлось идти по полю, где иногда свистели пули это немцы постреливали для профилактики, но я не опасался, защита активна. При приближении к окопам у блиндажа я услышал спор бронебойщиков был шум двигателя или нет. Пришлось прервать их. Выходя из круговерти пурги, я зычно скомандовал:
Бойцы, проводите меня к командиру!
Те аж вздрогнули, когда я появился, и схватились за оружие. Но я прикрикнул:
Отставить! И уже спокойнее разрешил их спор:
И шум двигателя вам не послышался.
Старший, по треугольникам на шинели младший сержант, строгим голосом спросил:
Вы кто?
Прохожий. У нас тут через позиции вашей части планируется прорыв в тыл противника, нужно обсудить это с вашим командиром. Это батальонный КП, я не ошибся?
Ошиблись. Штаб полка у нас здесь.
Хм, так даже лучше. Куда идти?
Сам сержант и проводил меня. Он заглянул в блиндаж и доложил, что к ним вышел неизвестный, комполка требует. После этого пропустил меня. В блиндаже было с десяток военных, в основном командиров, и старшим тут явно был майор с хроническим недосыпом. И как только я спустился в освещённый керосинками блиндаж, он спросил грубым тоном:
Кто вы?
Кто я? переспросил я, пожал плечами и, подойдя к буржуйке, грея руки, сказал: Сейчас уже и не знаю, раньше был лейтенантом, командиром зенитной батареи, потом ранение, после чего меня подчистую списали. Теперь меня можно уверенно называть военным инвалидом, как бы обидно это ни звучало. Вы ещё наверняка не слышали о «команде инвалидов», но, надеюсь, мы прославимся. Один майор-танкист, тоже, как и я, комиссованный, обнаружил на одном из ремонтных заводов в Москве трофейную бронетехнику, часть даже на ходу и боеспособна. Он смог организовать её восстановление и практически из ничего создал танковую группу из полутора десятка танков и бронетранспортёров. Все трофейные, в немецкой раскраске и с крестами. После этого он стал искать людей в экипажи. Набирал таких же инвалидов. Так и была создана эта «команда инвалидов». Мы уходим в рейд в тыл немцев, будем уничтожать их колонны. Техника стоит у вас в тылу, майор отправил меня договориться о безопасном пересечении передовой.
Почему он сам не подошёл? поинтересовался майор. И кто он такой? И почему нам не сообщили из штаба дивизии?
Не знаю, как его зовут. Я с ним ещё под Минском встречался, а здесь он меня узнал. Фамилия его то ли Васин, то ли Васечкин. Он обгорел так, что смотреть страшно, носа почти нет, поэтому и использует меня для переговоров. А то, что из штаба дивизии не сообщили, то там не в курсе, никто о нас не знает, это всё организовано силами фронтовиков. На добровольных началах.
Все добровольцы? спросил один из лейтенантов, явно особист, в форме политрука.
Конечно, повернулся я к нему и, посмотрев прямо в глаза, добавил: Идут инвалиды, у кого нет ног или других частей тела, и выбраться из горящей машины они не смогут. Это смертники, шансов вернуться у них никаких, и они это прекрасно понимают, поэтому драться будут до последнего, пока не погибнут.
Когда идёте? привлёк к себе внимание комполка.
Чем быстрее, тем лучше. Желательно прямо сейчас. Пурга нас скроет, позволив углубиться в тыл. Если хотите, мы можем проутюжить позиции немцев, а вы следом за нами их захватите. Если не боитесь вести бой при ограниченной видимости.
Не боимся, криво усмехнулся тот. Ради освобождения нашей земли на всё пойдём, а то всё пятимся и пятимся. Надоело.
Комполка согласился участвовать в атаке и отправил вестовых комбатам, так что началась подготовка, и мы обговорили, где пойдут танки. Покинув блиндаж, я направился в тыл полка, нужно достать из браслета технику и устроиться в одном из танков. Но, как назло, за мной увязался особист. Не хватало мне ещё свидетеля. Пришлось скрыться в пурге, и он меня удачно потерял.
Отойдя в сторону, я стал по одной единице доставать технику, сразу беря амулетом-помощником её под контроль. Мои магические экипажи обустраивались в машинах. Образно говоря, всё же они бестелесные, но маховики наводки или боеукладку проверяли. Точнее, я проверял, всё же это были мои параллельные сознания, что ими управляли. За последнее время активной эксплуатации амулета я смог держать уже тридцать два распараллеленных сознания, что мне изрядно помогало в работах, скоро и до тридцати трёх дойдёт. Я достал пять немецких танков Т-III, две самоходки и два гусеничных бронетранспортёра, пока для видимости хватит, тем более всю технику из-за снега всё равно бойцы полка не увидят, а мне главное засветить хоть что-то.
Устроившись на месте командира одной из троек, я, мысленно управляя, стронул технику с места. Она уже минуту тарахтела на морозе, выпуская сизые облачка дыма. Хорошо, что завелись все машины, до этого я их не проверял.
Когда мы приблизились к окопам, я специально проехал на своём танке рядом с блиндажом КП штаба полка, чтобы засветить бронемашину, и, перевалив через окопы, устремился вперёд. Остальная техника шла цепью на дистанции пятидесяти метров друг от друга. Немцы забеспокоились, они не могли не слышать рёв танковых моторов, так что стали взлетать осветительные ракеты ага, днём, во время сильного снегопада, но это им не помогало. И они, покидая блиндажи, растекались по окопам, занимая огневые позиции. Заработали пулемёты, на всякий случай отсекая возможную атаку. Артиллеристы молчали, целей не видели, а вот миномёты захлопали. Благодаря сканеру я отлично видел всю линию немецких позиций, так что, замирая на коротких остановках, танки посылали вперёд снаряд за снарядом, пулемёты же пока молчали, рано им. Самоходки работали по артиллерии, которая была на прямой наводке. Все свои бронемашины я чувствовал как продолжение рук и мгновенно реагировал на любое изменение ситуации.
Поначалу было очень сложно вести бой на разной технике, и я периодически мазал, никак не получалось нормально взаимодействовать с моим артиллерийским планшетом в виде пряжки, всё же теория отличается от практики. Но постепенно нашёл, в чём ошибки, и дальше снаряды летели всё точнее. Треть боекомплекта выпустил, когда отметил, что уже не мажу. У меня что в танках, что в самоходках было восемьдесят процентов осколочно-фугасных снарядов, остальные бронебойные, что пока без надобности. В результате я на километр и даже дальше выбил на немецких позициях все пулемётные точки и артиллерию, всё же снаряды довольно далеко летят, так что никто мне в борта снаряд не всадит, убрал я эту проблему, и сканер это точно подтвердил.
Наконец мы достигли окопов. И если самоходки замерли, поводя стволами, выискивая опасность, изредка отправляя осколочные снаряды в скопления живой силы противника, то танки не то чтобы утюжили окопы, я не хотел, чтобы кто-то провалился и застрял, а, двигаясь над окопами, пулемётами очищали их. Когда наша пехота достигла немецких позиций, то они на семьсот метров в ту и другую сторону были неплохо почищены, так что бойцы спрыгивали в окопы и проводили уже окончательную зачистку и осмотр. По моим прикидкам, только моей группой было уничтожено больше трёхсот пятидесяти немцев. У них, похоже, тоже недостаток резервов, мало солдат было на такую территорию.
Всё это в опыт, и этот небольшой бой ясно показал моё преимущество перед немцами. В условиях плохой видимости, в такую вот непогоду или ночью, если они не будут пускать осветительные ракеты, я их просто расстреляю до того, как они вообще поймут, откуда по ним бьют. Да и ночью, находясь на отдалении, смогу прицельно бить. Главное после каждого выстрела позиции менять, а не то подловят. Сейчас же, пока два моих танка утюжили две позиции миномётчиков и гоняли тылы кухни и полковой склад вон захватили, я подкатил к пехотинцам и отыскал командира, судя по трём кубарям в петлицах шинели, комбата. Открыв боковой люк башни, я высунулся и, перекрикивая шум мотора, прокричал ему: