Тебя вот!
Никита пошел обратно, злясь, что вообще повелся на всю эту ерунду. Призраки, проклятия, кротики, дома с нехорошей историей. Дети играли, а он стоял и молчал. Он уже собирался пойти к тому злосчастному кусту и сбить табличку, но его перехватил дядя Толя.
Пойдем, старик, позвал он, заметив Никиту от калитки. Нечего тебе тут скучать. А то и правда запугают всякими страшилками ты уехать захочешь.
Никита усмехнулся он уже хотел.
Покажу я тебе, старик, места наши, вещал дядя Толя, не замечая хмурого настроения Никиты. А то ж у нас как новенькому и рады голову задурить. Это же Карелия. Тут за каждым кустом смерть страшная стояла. Что в Зимнюю войну, что в Отечественную. Под Питкярантой какая Долина Смерти, я тебе скажу! Тридцать пять тысяч полегло! За два месяца. Шутка ли? Вот где призраки до сих пор бродят. А линия обороны у финнов какая была! Я встречался с ребятами, которые восстанавливают сохранившиеся доты и линии окопов. Там же окопы какие? Кругом камень вот его и долбили. До сих пор все прекрасно сохранилось.
Шли медленно. Дядя Толя рассказывал с видимым удовольствием давно у него не было слушателя. А Никите было скучно. Что ж за место-то такое! Любой разговор поворачивается на смерть. И тогда гибли, и сейчас, и его вот хотят похоронить.
Миновали площадь, где Никиту высадил таксист. Магазин, почта, детская площадка. На площади отдыхал неожиданный яркий большой автобус. Рядом с ним тесной группкой стояли броско одетые люди.
Это финны приехали. Дядя Толя заметил, что Никита сбавил шаг. Они теперь часто приезжают. Родственники тех, что здесь жили, хотят посмотреть на свои бывшие земли.
Еще несколько шагов и стал виден вход в магазин. Около него валялся велосипед. Перед велосипедом топталась мелкая в сапогах, пытаясь вырваться от того, кто держал ее за кофту. Никита поторопился, чтобы разглядеть, кто это.
Девчонка. Из вчерашних. Чье имя Никита не запомнил. Аня-Маня. Она тащила мелкую за рукав, растягивая и без того бесформенную кофту. Эта же кофта не давала сбежать хозяйке. Мелкая сжималась в оставшемся ей рукаве, но Аня-Маня все равно доставала. Глухие удары ладонью сыпались на оголившееся плечо, на вжавшуюся в плечи голову. Рядом стоял красный. Вид имел такой, будто ему уже досталось.
Больше никто на эту сцену не обращал внимания. Все так же на лавке около входа в барак сидел дед с оттопыренной губой. Какие-то бабки шли через площадь. Ворковали на своем финны.
И Никита тоже пошел дальше. За спиной еще слышались удары, но он не оборачивался. Это была не его игра. Тут что-то происходило, что он не понимал, да и не стоило ему туда лезть.
Дядя Толя продолжал вещать. Он рассказывал о школе и о том, что каждый год ходил с ребятами в поход на Щучье озеро. Как однажды они увидели следы медведя и так быстро до поселка еще никогда не добегали.
Дома нескончаемо тянулись, смотрели в спину Никите десятком тусклых окон. Как будто ждали чего-то.
Послать надо всех к чертям и в одиночку все как следует посмотреть. Никита любил быть один. Он и по заброшенным домам всегда один лазил. И в школе всегда был один. Другие люди с другими интересами ему были не нужны. Это раньше он все пытался кому-нибудь объяснить, чем увлекается. Но его походы были настолько для всех странны, что идею найти компанию к шестому классу он уже забросил. Здесь, в Тарлу, ему и подавно друзья были не нужны. Зачем? Пройдет месяц. Уедет. Никто никому письма писать не будет.
Вон там, видишь? Дядя Толя постоянно говорил, Никита его уже и не слушал. Видишь, крыша торчит? Это дом священника. Тут стояла большая лютеранская церковь. Он в ней служил. Называется он дом
Трех Смертей, подхватил Никита.
Почему? Просто дом священника.
Между широко разросшимися липами виднелась коричневая черепичная крыша, уже основательно заросшая мхом. Над крышей торчали две трубы. За взметнувшимися цветками иван-чая просматривалось розовое крыльцо, украшенное ажурными столбиками. Дом, когда-то покрашенный в желтый и розовый цвет, настолько врос в зелень, что казался необитаемым.
Там жил священник, у него было три дочери
Черт, надоело Уж лучше б в городе остался. Сидел бы сейчас за компом. Или по округе гулял. Дел много! А он доисторические рассказы слушает и призраков ловит. Очень интересно.
Война, шум, гам. Девушки на выданье, а никто не сватается. Боятся брать в семью дочерей священника. Так они и просидели в девках.
И до сих пор сидят? хмыкнул Никита. А что? Он легко может представить.
Нет, что ты! После войны там люди поселились. Раньше две семьи жили, теперь один владелец все выкупил. Но что-то пока не въехал. Дом пустой стоит.
А дочки так и остались там жить. Ванну принимают по ночам, смеются, бегают по этажам, включают и выключают свет, складывают в тайную комнату головы верных поклонников. Это же Финляндия была, тут наверняка уже у всех электричество провели к концу тридцатых годов. Что еще делают? Скрипят половицами. А местные потихонечку сходят с ума. Придумывают истории о проклятиях и их хозяевах.
Никита передернул плечами, прогоняя озноб. Может, не ходить больше на улицу, а сидеть у себя в комнате? Телефон есть, Интернет есть. У бабы Зины телевизор. Бочки не бездонные, натаскает воду в одну и засядет за боевик.
Дом Трех Смертей последний раз глянул на него голубыми рамами окон, показал свой розоватый бок. Ветер сомкнул ветки.
Надо будет вечерком зайти как-нибудь, познакомиться.
Подумал и фыркнул: «Докатился! В призраков поверил. В гости на чай к ним собирается. Кто бы ему это сказал месяц назад»
Там, где деревья, там хутора стояли. В них сначала жили, а потом людей стали выселять.
Зачем?
Ну как зачем? В Советской стране все должны были жить рядом, на виду. А хутор это как бы отдельное хозяйство. Вот всех и согнали в поселок. А брошенные дома потихоньку сгорели.
Как?! И они?!
Никита остановился:
Почему?
Ребята бегают, хулиганят, печки топят. Покурили, окурок бросили вот оно и загорелось.
Никита опять мысленно чертыхнулся. За поворотом показалась табличка «ТАРЛУ», перечеркнутая красным. Власть поселка заканчивалась. Рядом возвышалась ржавая конструкция из реек, на некогда красном круге еще можно было прочитать все то же неожиданное пожелание «Доброго пути».
Нам сюда.
Они свернули направо. Дорога была не очень наезженная. Скорее натоптанная. Дядя Толя без устали показывал:
Вон там стоял дом. И там. А тут, видишь, остался погреб? Каменный, хорошо сохранился
Среди папоротников виднелся холмик. Никита подошел ближе. Земляной настил поддерживали длинные тонкие каменные плиты. Вход был любовно выложен кирпичом. Дверь аккуратно прислонена рядом. Внутри все было засыпано землей. Травинки успели прорасти.
Дядя Толя стал сокрушаться, что у финнов хорошие деревья тут росли. Но стоило их выкопать и пересадить в другое место тут же чахли.
За погребом что-то зашевелилось, зашуршало. Никита сразу вспомнил все рассказы о медведях, и что-то случилось с его ногами. Они перестали слушаться. Приросли к месту.
В обалдевшем состоянии он смотрел, как нехотя поднимается кто-то большой и темный. Все выше и выше.
Сейчас зарычит. Сейчас кинется.
Но это оказался человек. Волосы собраны в хвост.
Никита выдохнул, злясь на себя за испуг.
Паша мельком глянул и отвернулся. Что-то он там делал около погреба Никита привстал на цыпочки, чтобы рассмотреть.
Тебе же сказали, убирайся отсюда! буркнул Паша. Чего непонятно?
Почему? тупо спросил Никита.
С кем это ты? тут же оказался рядом дядя Толя. А, Павел! Здравствуй! Никита, это Павел, местный исследователь, любитель края. Он все-все здесь вокруг исходил, занимается раскопками. Нашел на нашей горе петроглифы. Собирается написать об этом в областную газету. Павел считает, что у нас самый красивый край во всей Карелии.
Всю тронную речь в свой адрес Павел мрачно смотрел себе под ноги.
Есть сегодня что-то интересное?
Паша вдруг оживился. Глянул на дядю Толю, кивнул, сделал шаг в сторону, показывая место, около которого копался.
За деревьями угадывался фундамент дома. Невысокие земляные насыпи, остатки кирпича. От фундамента остался четкий рисунок. Вот так шла внешняя стена, вот тут заканчивалась одна комната, тут было что-то небольшое, как будто чулан. А вот тут точно вход разрыв в линии. Как раз около этого входа Паша и копал. На земле был разложен брезент, инструменты.
За деревьями угадывался фундамент дома. Невысокие земляные насыпи, остатки кирпича. От фундамента остался четкий рисунок. Вот так шла внешняя стена, вот тут заканчивалась одна комната, тут было что-то небольшое, как будто чулан. А вот тут точно вход разрыв в линии. Как раз около этого входа Паша и копал. На земле был разложен брезент, инструменты.
Нашел кое-что. Паша присел, стал перебирать что-то сваленное на брезенте. Вот это осталось от входной ручки. «Это» было похоже на продолговатую круглую палочку. А это пуговица. Если пальцем получше потереть и впрямь окажется пуговицей. Осколки думаю, бутылки были. Осколки как осколки. Если и бутылки, то стекло толстое. Тут вот как будто кусок погона. Ну и деньги.
Монетка оказалась небольшой и на удивление чистой. На одной стороне расправлял крылья хорошо различимый двуглавый орел, как и на сегодняшних монетах, а на другой читалась цифра «25», внизу «1916», а между ними несколько иностранных букв. Над буквой «А» то ли черточка, то ли точки.
На, возьми, пригодится.
День сегодня был Никита еще не понял, хороший или плохой. Но точно странный. До того странный, что Никита не сразу понимал, что надо делать. Вот и сейчас смотрел на Пашу, на его протянутую руку, на его грязные, в земле, пальцы, на отчищенную монетку и сильно тормозил:
Зачем?
Пригодится, качнул рукой Паша.
Это же ваше.
Не мое. Хозяина. Он тут жил, Паша кивнул на остатки фундамента. Здесь была его усадьба. Большая. Сгорела одной из первых. И если до сих пор призраком по округе бродит, значит, что-то он здесь оставил.
Зачем? Никиту клинило на этот вопрос.
Это очевидно! Паша вскинул брови. Чтобы вернуться можно было! Он же не так просто проклял тут все. Хозяин готовился. Он что-то сделал, чтобы его проклятие сработало. Чтобы вернуться, когда время придет.
Что сделал? Никита перестал чувствовать себя в реальности. Окружающее казалось дурной сказкой. Где бел-горюч камень не выдумка, а суровая реальность.
Да что угодно! К ведьме пошел и принес от нее заговоренную вещь. Что-то другое оставил. Любой предмет, на котором сделал отметку. Эта вещь ему поможет вернуться. Если ее найти и уничтожить, то проклятие можно остановить. Я все уже обыскал. Осталась усадьба. Если ты уезжать не собираешься