Близость авторитета
Милгрэм заключил, что на склонность подчиняться может влиять не только расстояние до жертвы, но и близость авторитетного лица. Он провел вариант эксперимента, в котором исследователь, озвучив изначальные инструкции, покидал лабораторию и продолжал давать приказы по телефону. Показатели полного подчинения снизились до 20 %! Некоторые испытуемые скрывали неподчинение: давали слабый разряд, но говорили, что увеличивают напряжение. Это еще одна форма осознанного неподчинения: открытого сопротивления власти нет, но субъект тем не менее делает то, что считает правильным.
Любое осознанное неподчинение контекстуально оно требует оценки последствий реакции на приказ как для других, так и для себя. Исходя из этой оценки, человек выбирает, что делать и как. Эта вариация эксперимента показывает: чем сильнее требуется физическое присутствие авторитета, чтобы потенциально опасный приказ выполнялся, тем менее легитимна эта власть. Возможно, это еще один критерий, который можно использовать, чтобы оценить контекст и понять, уместно ли в данном случае подчинение. Чтобы понять, как это работает, давайте вернемся к пытке водой.
Снова представьте, что вы попали в группу солдат, от которых потребовали пытать водой особо важного пленного. После пары циклов пытки старший офицер покидает комнату и приказывает вам продолжать, пока он отсутствует. Но вы почему-то медлите, льете воду не дольше десяти секунд и даете узнику больше времени в промежутках, чтобы он восстанавливал дыхание и успокаивался.
Когда командир возвращается, ответственность за происходящее вновь перекладывается на него, и вы действуете намного более жестоко. Вы замечаете, что ведете себя по-разному в присутствии авторитетного лица и в его отсутствие. Это должно сподвигнуть вас и всю группу усомниться в этичности приказа. Уклонение от исполнения индикатор того, что необходимо вернуть себе локус контроля главный аспект осознанного неподчинения, вне зависимости от того, в комнате старший офицер или нет. Законен ли приказ? Каковы будут его последствия? Если начнется расследование, не придется ли вам утверждать, что вы просто выполняли приказ? Это явный сигнал опасности! Он должен стать подсказкой, которая поможет вам физически или мысленно отстраниться от авторитетного лица, чтобы решить, как поступить правильно будь то осознанное подчинение или осознанное неподчинение.
В любом случае главное что вы ДЕЛАЕТЕ. Не то, что вы чувствуете или говорите. Выбор, который вы совершаете, должен выражаться в вашем ПОСТУПКЕ.
Милгрэм приводит пример испытуемого, который постоянно возражает в эксперименте, но продолжает давать сильные удары током по нарастающей. Наблюдается расхождение между словами и действиями. Также присутствует и неуместная вежливость по отношению к экспериментатору. Милгрэм замечает: «Он думает, что убивает человека, а изъясняется так, словно находится на чаепитии»[15]. Мы, вероятно, думаем, что можно снять себя с морального крючка, сказав: «Я не считал, что поступаю правильно. Я говорил, что нужно прекратить». Нет, это не оправдывает нас ни перед миром, ни перед самими собой. Мы подчинились. Мы были вежливы. Мы следовали приказам, которым должны были воспротивиться. Отвечать мы всегда будем за свои действия.
Конфликт авторитетов
Во многих культурах считается стандартом, что родители не должны спорить в присутствии детей. В широком смысле это распространяется и на группы: две авторитетные фигуры не должны спорить в присутствии подчиненных. Это может вызвать неприятные ощущения у наблюдающих, породить неуверенность в том, кто главный и кого слушаться. Всегда ли это плохо?
Милгрэм провел вариант эксперимента, в котором было два исследователя, оба в лабораторных халатах. Они давали инструкции по очереди. Пока они соглашались, проблем не было. Когда дело дошло до уровня 150 В, то есть жертва начинала бурно протестовать, один из исследователей говорил, что эксперимент нужно прекратить. Другой произносил дежурную фразу: «Эксперимент требует, чтобы мы продолжали». Каждый высказывал свою позицию несколько раз. В такой ситуации ни один испытуемый не последовал приказу продолжать.
Это, безусловно, очень важная информация. Жизнь не так проста, чтобы в ней был только один авторитет. Часто присутствует несколько таких фигур: например, при досмотре в аэропорту, в больнице скорой помощи, в бухгалтерском отделе WorldCom или в школе, где вы учитесь или работаете. Подчинение осуществляется в конкретной социальной ситуации. Осуждения достоин не только человек, который получает приказ и выполняет его (хотя и он тоже), и не только человек, который отдает губительный приказ (хотя и он тоже). Остальные участники также отвечают за происходящее. Скоро мы обсудим роль участников, которые не являются авторитетными фигурами. Для начала давайте рассмотрим влияние стороннего авторитета на динамику подчинения.
Из данных Милгрэма мы видим, что присутствия авторитетной фигуры, отменяющей распоряжение другого авторитета, достаточно, чтобы прекратить повиноваться пагубному приказу. Второй авторитетный человек не был выше рангом. В глазах испытуемого их власть обладала одинаковой легитимностью и подкреплялась равнозначными символами. Он занял нравственную позицию по отношению к исследователю, который настаивал на продолжении эксперимента, и это почти полностью нивелировало повинуемость вредоносным инструкциям. Похоже, на других авторитетных фигурах лежит даже бóльшая ответственность за прекращение разрушительных действий, чем на исполнителях. И все же из-за социальной динамики равным авторитету не легче, чем подчиненным. Чтобы действовать, им так же нужно сделать шаг назад и подняться над давлением среды.
В качестве примера можно привести историю, произошедшую с моей юной подругой школьной учительницей, крайне серьезно относящейся к преподаванию и благополучию учеников. Назовем ее Марси. У Марси была коллега, которая вела другой предмет у детей того же возраста. Ее я буду звать Мишель.
Мишель была сложным человеком, и отношения между ней и Марси сложились напряженные. Однажды Марси понадобилось взять что-то в соседнем кабинете. Когда она вошла, то обнаружила ученика, примотанного к стулу изолентой! Он сидел так на виду у Мишель и всего класса. Очевидно, Мишель либо сама это сделала, либо кому-то велела, либо, что менее вероятно, попустительствовала этому. Марси была шокирована, но сдержала свою естественную реакцию, опасаясь ухудшить и без того хрупкие отношения с Мишель. Увидев Марси, Мишель попросила ее последить за классом пять минут, пока она переоденется для следующего мероприятия с детьми. Марси согласилась. Когда Мишель ушла, Марси спросила ученика, примотанного к стулу, все ли нормально? Он вроде бы дал понять, что да, и Марси ничего не сделала.
На другой день родители ученика пришли к директору в ярости. Директор выяснил у Мишель, действительно ли она прибегла к такой дисциплинарной мере, и немедленно уволил ее за глубоко неприемлемое поведение. На следующий день Марси пришла на работу как обычно. В ходе дальнейшего выяснения обстоятельств директор обнаружил, что Марси также на несколько минут заходила в класс и ничего не сделала, чтобы помешать действиям Мишель. Ее тоже немедленно уволили.
Мы можем отмахнуться от этого яркого примера дескать, он не отражает повседневность, в которой мы живем и работаем. И я так думал, пока не прочел доклад, подготовленный для комитета сената США по вопросам здравоохранения, образования, труда и пенсий под названием «Опасное использование изоляции и связывания по-прежнему широко распространено, и с ним трудно бороться» от 12 февраля 2014 г. Доклад начинается с провокационной фразы:
«В прошлом августе учительница из Аризоны примотала второклассницу к стулу изолентой, потому что та слишком часто ходила точить карандаш».
В выводах доклада приводится статистика: в 20092010 гг. по крайней мере 66 000 учеников подверглись изоляции от других детей или связыванию. Другие источники указывают, что в последующие годы количество случаев применения этих мер достигло четверти миллиона! В федеральных законах вопрос связывания и изоляции учеников в школах не прописан, и в разных учебных учреждениях на него смотрят по-разному. Все оставалось на усмотрение местных властей, пока недавно эти меры все же не запретили применять за исключением крайних случаев, когда требуется предотвратить нанесение физического вреда учащемуся или окружающим.
Марси была очень преданным педагогом, и, к счастью, произошедшее не отразилось в ее личном деле. Она поступила на работу в другую школу, вынеся крайне важные выводы. Ее молчание, когда она пыталась избежать негативных социальных последствий, сделало ее соучастницей в действиях коллеги. Реакция директора может показаться несправедливой, ведь он наказал Марси настолько же строго, как и учительницу, которая действительно привязала ученика к стулу и держала его так весь урок. Возможно, директор действовал более сурово, чем требовалось, но все же донес до нее мысль о том, что ответственность за вредоносное поведение несут все авторитетные фигуры, которые о нем узнают; и именно они должны остановить происходящее, а не оставлять ситуацию на откуп тем, кто по служебному положению выше их.
Марси могла попросить Мишель выйти на минутку и обсудить с ней этот вопрос в коридоре, где дети их не услышат. Не компрометировать другую авторитетную фигуру перед аудиторией хороший метод. Если бы этого оказалось недостаточно, чтобы убедить Мишель прекратить нежелательное поведение, нужно было высказаться публично, как бы это ни было неудобно.
Сила наблюдателя
Существует много публикаций о травле в школах, в Сети и на работе. Авторы большинства статей утверждают, что нельзя попустительствовать задирам и нужно поддерживать жертв, помогая им противостоять травле. Лишь немногие привлекают внимание к третьему участнику травли наблюдателю, хотя, к счастью, эта ситуация меняется. Наблюдатель присутствует при травле, но не является непосредственной мишенью травматического поведения. А значит, у него больше психологических ресурсов, чтобы отреагировать на происходящее. Авторы, которые пишут о роли наблюдателя, отмечают, что именно он способен наиболее эффективно противостоять разрушительному поведению[16].
Например, Барбара Колорозо справедливо отмечает, что, когда государство обращается к геноциду, в действие приводятся те же механизмы это касается и нацистской Германии, и других режимов, истреблявших отдельные группы людей. Именно молчание большинства наблюдателей позволяет преступлению совершиться.
Хотя травлю на рабочем месте иногда затевают люди, находящиеся в позиции власти, так бывает не часто; школьные и интернет-хулиганы определенно не авторитетные фигуры. Тем не менее своими запугиваниями они имитируют легитимность, которая вынуждает других подчиняться их указаниям и участвовать в травле. Это серьезная проблема для педагогов и родителей, а также руководителей отделов кадров. Что можно предпринять, чтобы разрушить авторитет агрессоров?