Это не имеет значения, пробормотала она, срывая браслеты с запястий.
Это имеет значение для нашего брака. Для наших отношений.
Зачем ему это? Она согласилась заняться с ним сексом и не требует более глубоких чувств. Он должен радоваться.
С кем? повторил он требовательно.
Она молчала, снимая с себя кольца и бросая их в серебряную вазу, куда они падали с тихим звоном.
После того, что мы узнали о моей матери, начала она тихим голосом, я начинаю понимать, почему она была так равнодушна к моим братьям. Она отдала ребенка, которого любила. Наверное, это что-то сломало в ней. Может быть, поэтому она и меня в конце концов оттолкнула, хотя вначале было иначе. Она поникла, будто на плечи ей лег невидимый груз. Все это не важно.
Но для него не было ничего важнее того, о чем она сейчас говорила.
Продолжай, велел он.
Получается, что я жалуюсь, а ты и так считаешь меня капризной. Галила отвернулась от него и продолжала, глядя в стену: Когда я была ребенком, я чувствовала себя совершенно особенной. Мне казалось, что я единственный человек, которого любит моя мама. Отец молился на нее, но она принимала это как должное и ничего не давала взамен. Мальчики очень быстро смирились с тем, что не нужны ей, но меня она обожала. Причесывала меня, наряжала в такие же платья, как у нее, только маленькие, всюду брала меня с собой. Она так гордилась, когда ей говорили, что я красивая и очень похожа на нее.
Так ведут себя с домашними животными, а не с детьми.
Наверное, я и была для нее живой куклой. Если бы я могла такой оставаться
Какой? Маленькой?
Да, ребенком. Но я начала превращаться в женщину. И все кончилось.
Что?
Ее любовь.
Она обхватила плечи руками, и Карим заметил, что ее ногти впились в кожу. Он подошел и дотронулся до нее. Галила слегка вздрогнула, взглянула на него и снова отвернулась.
Почему ты решила, что она перестала любить тебя? Что случилось?
Она больше не говорила мне, что я красивая, что она любит меня. Вместо этого она говорила: «Какие у тебя пошлые духи», «Тебе не идет эта помада», «Ты слишком громко смеешься».
Ты чем-то рассердила ее?
Если это и было что-то конкретное, она никогда об этом не упоминала, горько ответила Галила.
Может быть, она завидовала твоей молодости? Ты говорила, что она не хотела становиться бабушкой.
Может быть. Может быть, она завидовала тому, что у меня вся жизнь впереди. Я сегодня весь день о ней думаю. Она, наверное, скорее умерла бы, чем пришла на мою свадьбу. Хотя видишь, она так и сделала. Она ненавидела, когда кто-то, кроме нее, был в центре внимания. Она говорила: «Ты ведешь себя как Малак». Его она действительно ненавидела и даже не пыталась это скрыть. Галила никогда никому этого не говорила и теперь испытывала странное чувство облегчения. Она посмотрела на Карима и развела руками: Видишь? А теперь это происходит снова. Ты внушаешь мне, что я тебе небезразлична, что ты заботишься обо мне, но что будет через десять минут? Через час? Утром? Ты опять обо мне забудешь?
Он отвел взгляд, пораженный тем, как выглядит его поведение в ее глазах. Он защищал себя всю свою страну. Но он не видел, что, защищая себя, он ранил ее.
Что со мной, Карим? спросила она с затаенным страхом. Я почти убедила себя, что причина равнодушия моей матери в ней самой. Но вот теперь ты ведешь себя точно так же. Значит, проблема во мне? с отчаянием спросила Галила. Что-то не позволяет людям любить меня. Но что?
Карим стоял неподвижно, будто статуя. На секунду ей даже показалось, что он не дышит. Он молчит, потому что хочет пощадить ее?
С тобой все в порядке. Это бессмыслица.
Вот, пожалуйста! Я бессмысленна. Она чувствовала себя так же, как в первые годы, когда мать начала отдаляться. Я знаю, что я смешной человек. Мои братья мне все время говорили, что я не должна так цепляться за людей и так нуждаться в симпатии. Но я не понимаю, чем я отталкиваю людей? Я что-то не то говорю? Что же, мне просто стоять молча и позволять на себя любоваться? Но с чего бы кому-то любоваться мной? Я не так красива. Шея слишком тонкая, и бедра, как у моей матери. Нос слишком длинный. Помоги мне понять, что со мной не так, Карим! Как я могу исправиться, если не знаю, что исправлять?
Тебе ничего не нужно исправлять.
Галила уронила руки.
Хорошо. Давай просто Она махнула рукой в сторону постели, но слезы потекли у нее по щекам. Она не знала, сможет ли она пройти через это.
Галила, с тобой все хорошо, повторил он, подходя и беря ее руки в свои. Посмотри на меня. Он дождался, пока она поднимет глаза. Ты очень красивая. Ты
Его рот сжался, и Галиле показалось, что он снова отгородился от нее невидимой стеной. Она попыталась вырваться, но он крепко сжал ее руки.
Послушай! Рядом с тобой я забываю об осторожности. А я такого никогда себе не позволяю. Разве что при моей матери. И мне это некомфортно.
А мне некомфортно забыть свою осторожность только для того, чтобы меня потом забыли. Вот почему я все еще девственница. Мне тоже некомфортно быть настолько незащищенной. Пока я не буду уверена, что мое сердце в безопасности. Она вырвалась. Может быть, это нормально? Может быть, глупо думать, что есть отношения, в которых можно чувствовать себя в безопасности? Она снова повернулась к нему. Но твои родители были влюблены и счастливы. Это возможно, Карим.
На этот раз он отвернулся и обреченно вздохнул.
Я знаю, о чем ты думаешь, сказала она, чувствуя неприятный холодок внутри. Что я испортила нашу первую брачную ночь. Но я просто
Она просто была разочарована. Насмерть. До трещин в сердце.
Я просто не знаю, как жить дальше. Вот тебе все безразлично. Как тебе это удается, Карим?
Его плечи вздрогнули, будто под ударом кнута.
Я долго этому учился, сказал он безжизненным голосом. Держать свои мысли при себе и контролировать свои желания. Человек в моем положении не имеет права быть уязвимым. Я не могу, Галила. Я отвечаю за свою страну.
Она поджала губы и кивнула.
Я знаю. Посмотри на моего отца. Он отрекся, потому что его совершенно уничтожила смерть моей матери, даже несмотря на то, что она сделала. Я просто не знаю, как стать такой, как ты, Карим, а не таким, как он.
Я не хочу, чтобы ты была такой, как я, тихо сказал он. Ты нравишься мне такой. Какая ты есть.
Ты даже не знаешь меня, Карим, ответила она, но ей так хотелось верить его словам.
Неправда. Даже сегодняшний праздник. Ты могла бы предоставить дворцовым службам заниматься им. Но ты сделала все сама. И ты красивая. Настолько красивая, что сначала можно подумать, что в тебе нет ничего, кроме красоты. Ты умная и добрая. И ты настоящая королева. А для меня жизнь короля это полоса препятствий, где мне приходится на каждом шагу что-то преодолевать. А ты здесь как рыба в воде.
Это комплимент не мне, а моей маме, она меня всю жизнь к этому готовила.
И еще ты скромная.
Карим, мне очень приятно, что ты это говоришь
Я говорю это не из вежливости, оборвал он ее. Я говорю то, что узнал о тебе за время нашего короткого союза. У тебя есть качества, которые я не ожидал в тебе найти, но я вообще никогда не ожидал, что у меня будет партнер. Жена да, но не кто-то, на кого я смогу опереться. Это странно для меня. Ты это понимаешь? Я не хочу привыкать к тебе. Я никогда не нуждался в тебе раньше. Так почему я нуждаюсь в тебе сейчас? Но это так. Это парадокс, и я не знаю, как его решить.
То, что ты не пускаешь меня в свою жизнь, меня убивает. Ты это понимаешь? Каждый раз, когда ты отталкиваешь меня, мне больно. Как мне отдаться тебе сегодня вечером, зная, что завтра ты оттолкнешь меня?
Не оттолкну, сказал он голосом холодным и острым, как кинжал.
Углы его рта изогнулись, и тот тоже стал похож на кривое лезвие кинжала джамбия. Карим напоминал воина, который обороняется, но готов атаковать. Галила видела борьбу на его лице и понимала, как нелегко ему дается это обещание.
Не оттолкну. Карим погладил ее по щеке. Взгляд упал на ее горло, где пульсировала жилка. Он провел рукой вниз и почувствовал ее пульс. Потому что я готов на все, что угодно, чтобы прикоснуться к тебе. Его голос был одновременно болезненным и ласкающим. Это правда. И я не могу поверить, что я даю тебе в руки это оружие.
Он выглядел измученным, но если его признание было оружием, то одновременно он обезоружил ее. И теперь оба были беззащитны. Она положила руку ему на грудь и почувствовала стук его сердца.
И со мной то же самое. Ты знаешь это, прошептала она.
Тогда наши души могут оказаться в аду, потому что я пытался сопротивляться
Он склонил голову, и на этот раз, когда он поцеловал ее, она не стала его отталкивать. Ее желание было гораздо сильнее страха, что Карим причинит ей боль. Его губы жадно впивались в нее, а язык танцевал в ее рту, то атакуя, то отступая. Теперь пульсировало все ее тело, живот, лоно.
Ни один из них не мог бы оторваться сейчас от другого. Она цеплялась за него, постанывая от отчаяния, потому что не хотела отпустить его даже на ту минуту, которая нужна была, чтобы снять остальную одежду. Она запустила руку себе за спину и пыталась расстегнуть молнию.
У нас есть время, сказал Карим.
С шумным вздохом он подхватил ее на руки и понес к кровати. Его глаза горели, лицо пылало, а выражение его было почти жестоким. Он бросил ее на кровать и навис над ней, опираясь на руки.
Вот, помрачнел он. Вот что пугает меня больше всего. Это твой первый раз, а я чувствую себя животным. Если я не буду контролировать это, то кто будет?
Иди ко мне, потребовала она, положила руку ему на затылок, притянула его голову к себе и застонала от наслаждения, когда почувствовала вес и жар его тела.
Они жадно набросились друг на друга, его ноги путались в ее широкой юбке, ее пальцы поймали воротник халата и тянули его с плеч. Она с трудом удержалась, чтобы не укусить его, так ей хотелось его пометить.
Давай, сказал он, поднимая голову и улыбаясь жадной улыбкой, которая обжигала ее кожу, как солнце. Поцарапай меня. Укуси меня. Делай все, что хочешь.
Она провела ногтями по спине, пока еще прикрытой тканью, затем вонзила их в ягодицы, твердые, как сталь, но чувствительные к ее прикосновению.
Он обхватил ее голову ладонями и снова набросился на нее с хищными поцелуями.
Я хочу чувствовать тебя, простонала она ему в губы. Пожалуйста, Карим.
В ответ он сгреб вниз ткань ее лифа и накинулся на ее соски. Она вскрикнула и выгнулась от блаженного ощущения.
Я тяжелый?
Нет, выдохнула Галила, пытаясь сорвать с него халат.