«Нашей Малу 4 года. Обычно она без проблем отправляется в постель ровно в семь вечера и засыпает одна. Однако примерно в десять она просыпается и начинает стонать, кричать, ныть и плакать. Потом она выходит из своей комнаты, хныча спускается вниз, стоит перед дверью в гостиной и громко вопит, раздражая нас своим поведением. Она говорит, что ей скучно лежать одной в кровати, что ей приснился кошмар или что она никак не может заснуть. Однако я совершенно точно знаю, что кошмары лишь отговорка, чтобы добиться своего: она хочет, чтобы мы пустили ее к себе в постель. И как только мы позволяем ей залезть к нам под одеяло, она тут же засыпает без всяких криков и воплей.
Но я не хочу спать в общей кровати. Мне трудно заснуть, когда Малу лежит рядом. Я не могу сомкнуть глаз всю ночь. И моя дочь это знает! Поэтому она всегда придумывает нелепые причины, почему не может спать одна. Эти нескончаемые битвы так утомили меня, что мы два раза поддались на ее уговоры, и теперь у нас в постели кавардак. Малу каждый вечер приходит, стоит перед дверью и плачет. По вечерам у меня просто все кипит внутри, потому что я знаю, что сейчас она снова придет и будет канючить. Мой муж еще сильнее злится на нее. У него трудная работа, и в конце дня ему нужны покой и отдых. Это нехорошо и некрасиво, я знаю, но мы не можем сделать ничего другого, кроме как накричать на дочь, когда она встает под дверью и начинает канючить. Мне самой неприятно кричать на ребенка, и я хочу как-то исправить ситуацию, но не знаю как. Ведь все говорят, что дети еще сильнее качают права, если уступить им, но как можно капризничать так долго и настойчиво? Я всего лишь хочу, чтобы моя дочь спала в своей постели; хочу провести вечер в спокойной обстановке и хорошо выспаться ночью, чтобы на следующий день быть в состоянии нормально общаться с ней. Сейчас же я настолько измотана, что каждый день выплескиваю свое плохое настроение на дочь, а потом снова мучаюсь угрызениями совести».
Наверное, нет родителя, который был не мучился от подобных мыслей. Все дело в том, что такой подход к воспитанию детей выжжен, как клеймо, в нашем коллективном сознании. На протяжении многих веков детям приписывали эгоистичные мотивы, якобы объясняющие их поступки. Снова и снова нам талдычили, что нельзя идти на поводу у эгоистичных желаний детей и что невозможно слишком рано начать добиваться от них послушания. Еще в XVIII веке один педагог и воспитатель писал:
«Что касается своенравия, то оное обнаруживается у детей как естественный инструмент воздействия уже в раннем возрасте, как только они научаются выражать свои потребности посредством жестов. Положим, они видят какой-либо предмет, который им обязательно хочется иметь в своем владении, но в то же время они не могут обладать данным объектом, и по этой причине злятся, кричат и топают ногами. Если в такой момент ребенку дают что-либо другое, ненужное ему, то он тотчас отбрасывает вещь в сторону и начинает кричать с новой силой. Такая манера поведения представляет собой опасное непослушание, которое мешает процессу воспитания в целом, так что из подобного ребенка ничего путного не выйдет. [] Если один раз поддаться и пойти на поводу у ребенка, то в следующий раз он станет только упорней и дольше настаивать на своем, а родителям будет гораздо труднее отвязаться от него. Как только дети однажды познают, что гневом и плачем они могут добиться удовлетворения своих желаний, то в дальнейшем они уже более не будут колебаться применять оные средства ради получения желаемого. В конечном итоге они превращаются в повелителей своих родителей и нянек, обзаводятся злым, эгоистичным и безжалостным нравом, посредством которого терзают и мучают своих близких на протяжении всей их жизни, что есть вполне заслуженная награда плохого воспитания. Если же родителям повезет и им с самого начала удастся укротить детей посредством серьезных словесных внушений, розог и прочих наказаний, избавляя их от своеволия, то из тех получатся послушные, гибкие и во всех отношениях прекрасные отроки, которым теперь уже безбоязненно можно и должно давать хорошее воспитание»[14].
Основная мысль такой подавляющей педагогики заключалась в том, что от природы присущее детям своеволие нужно обязательно как можно раньше подавить, вытравить, уничтожить, используя все доступные средства. В противном случае из них вырастут злодеи и негодяи. Чтобы этого не произошло, своеволие якобы необходимо заменить абсолютным послушанием родительской воле и вышестоящим лицам.
Основная мысль такой подавляющей педагогики заключалась в том, что от природы присущее детям своеволие нужно обязательно как можно раньше подавить, вытравить, уничтожить, используя все доступные средства. В противном случае из них вырастут злодеи и негодяи. Чтобы этого не произошло, своеволие якобы необходимо заменить абсолютным послушанием родительской воле и вышестоящим лицам.
«Для воспитания они совершенно необходимы, потому что прививают незрелому уму порядок и покорность перед законами. Ребенок, который привык слушаться своих родителей, и в дальнейшем, когда он начнет самостоятельную жизнь и станет господином собственной воли, будет с охотой подчиняться правилам и законам благоразумия, потому что уже однажды приучился поступать вопреки собственной воле. Это послушание настолько важно, что на самом деле вся суть воспитания и заключается ни в чем ином, кроме как в приучении к послушанию»[15].
Наши бабушки и дедушки, матери и отцы, придерживались именно такой точки зрения на детей. Да и в нашем поколении многих воспитывали с тем же подходом. Поэтому нам самим кажется правильным и нормальным приписывать своим отпрыскам намерение сесть нам на шею и обвести нас вокруг пальца. Внутренний голос советует нам не идти на поводу у детей, если они проявляют упрямство, и наша интуиция, конечно же, не может ошибаться. Разве не об этом говорят чуть ли не на каждом углу?
Тот самый внутренний голос, или интуиция, представляет собой знание, не приобретаемое личностью посредством осознанного понимания, а приходящее спонтанно, непроизвольно, как бы само собой. Между тем к внутреннему голосу стоит прислушиваться только тогда, когда наш мозг достаточно долго был занят обдумыванием какой-либо проблемы. В данном случае, как правило, мы не заняты таким обдумыванием. Когда мы сами были маленькими, наши родители заботились о нас и о наших сестрах и братьях, этот опыт кажется нам достаточным, чтобы претендовать на обладание базовыми знаниями об обращении с детьми. По мере нашего взросления это интуитивное убеждение укореняется в самом центре нашего мозга, который отвечает за бессознательные поступки и суждения. Когда мы попадаем в, казалось бы, совершенно новую ситуацию у нас самих появляется ребенок, в глубинах бессознательного срабатывает некий скрытый механизм, проскакивает искра озарения интуитивного знания, которая попадает в кору. У нас появляется предчувствие, на основании которого мы принимаем то или иное решение.
Однако интуицию нельзя назвать шестым чувством это всего лишь неосознанное использование опыта, полученного в детстве. Когда родители руководствуются интуицией в воспитании детей, они идут на поводу у бессознательного чувства, точно так же, как это делали их родители и бабушки с дедушками. Все это здорово и прекрасно, если у ребенка чуткая, реагирующая с эмпатией мама, которая умеет расшифровывать идущие от младенца сигналы и с любовью удовлетворять его потребности. Но если родитель вырос в Европе и его предки относятся к поколению, которое было выращено, согласно принципам подавляющей педагогики, то стоит переосмыслить слова, нашептываемые внутренним голосом. Очень возможно, что он говорит ерунду. Вот как высказался по этому поводу немецкий философ XVIII века Иоганн Георг Зюльцер:
«Совершенно естественно, что каждая душа хочет иметь свою волю, и поэтому, когда кто-то в течение первых двух лет жизни делает что-то неправильно, то впоследствии ему очень сложно достичь поставленной цели. Те самые первые два года, помимо всего прочего, хороши тем, что в этом возрасте нетрудно применять к детям насилие и принуждение. Люди забывают с годами все, что произошло с ними в первые годы жизни. Если лишить детей воли, то впоследствии они больше уже никогда не вспомнят, что когда-то обладали ею. Строгость, которую необходимо будет проявлять в будущем, именно по этой причине не будет иметь для них никаких плохих последствий».
Возможно, большинство представителей нынешнего поколения родителей в детстве не подвергались физическим наказаниям. Однако с очень большой вероятностью, граничащей с уверенностью, можно утверждать, что их хватали за руку или грубо толкали. Некоторых детей ударяли по шее, таскали за ухо или одаривали подзатыльниками. Других во время припадка гнева держали под холодным душем, кого-то запирали в комнате, а многих ставили в угол, где они, повернувшись лицом к стене, должны были «подумать над своим плохим поведением» и где им должно было «стать стыдно». Все эти наказания могут показаться сравнительно безобидными по сравнению с тем, что пришлось вытерпеть другим, однако в подзатыльниках, таскании за уши и тычках тоже нет ничего хорошего. Воспоминания о таких случаях выжжены каленым железом в детском мозгу и вызывают вспышки гнева в аналогичных ситуациях, заставляя взрослых реагировать на поступки своих детей сходным образом.
Импульсивные желания, которые мы, родители, испытываем в подобные моменты, оправдываются упрямым повторением слов наших предков: дескать, такое обращение «совершенно не повредило» им самим. Это совершенно абсурдное утверждение. Разумеется, наказания нанесли вред их психике! От таких методов воспитания пострадали и мы, их дети, и от них же будут страдать их внуки. Любовь не может выражаться ни в телесных наказаниях, ни в унижениях. Однако голоса у нас в голове шепчут, что мы не должны позволять своим детям садиться себе на шею, потому что тогда они, оказавших в общественном месте например, в детском саду или в школе, будут выделяться среди сверстников. Внутренний голос внушает нам, что нужно учить детей подстраиваться, приспосабливаться, чтобы не быть «белыми воронами», «не такими как все» и не стать впоследствии отщепенцами. Кто же, если не родители, приучит их к этому? И почему бы при необходимости не прибегнуть к насилию и принуждению?
Эти голоса из прошлого совершенно не допускают мысли о том, что наши дети могут успешно научиться приспосабливаться к принятым в обществе правилам без всякого принуждения и насилия. Придерживаясь такой неправильной точки зрения, родители, подобные Жаклин, думают, что ребенок своим плачем хочет настоять на своем или проверить границы дозволенного, поэтому отвечают на его действия интенсивным противодействием.