Подошла стюардесса в голубом кокетливом костюмчике, в пилотке, надетой столь же кокетливо, улыбнулась накрашенными губами и предложила напитки.
Милош остудил свое любопытство кока-колой, батюшка Александр взял фруктовый сок, а Федор Еремин предложил всем выпить за начало путешествия по бокалу сухого вина. Алексей Иванович поддержал Федора, попросив стюардессу всем налить вина, это оказалось французское «Перно», которое парижанин рекомендовал как подходящее для этого времени суток.
От вина отказалась только дама, сидевшая по левую сторону от Черданцева. Выяснили, что даму зовут Людмила Михайловна Дорогомилова, что она из Сиднея и тоже гостила в Москве. Она сразу хотела лететь из Австралии в Сан-Франциско. Но потом решила сделать остановку в Москве уж коли путешествовать, так сразу по полной программе. Другая возможность едва ли представится: возраст, да и финансовые дела вряд ли сложатся так, как удачно сложились в данный момент.
За всеми этими столь разными людьми, оказавшимися друг против друга в одном самолете, внимательно наблюдал, пусть и не вмешиваясь до поры в беседу, человек, сидевший сбоку от дамы, у самого окна.
Вид имел он довольно странный: новая, но уже помятая куртка, которую явно надо бы снять, так как стоял жаркий июнь; брюки тоже, похоже, новые, но затянутые ремнем слишком туго, так, что рубашка на животе топорщилась; кроссовки, надетые на босу ногу. Через плечо у него висела кожаная сумочка, из которой он достал потрепанную, с волнистообразным козырьком, полотняную кепочку, какие обычно носят пенсионеры, и зачем-то надел ее. Этого странного пассажира, по виду явно нездорового, провожала респектабельная молодая дама, без умолку наставлявшая, видимо, близкого человека. Его, к удивлению, без всяких задержек впустили в «Боинг-747», летящий через полмира не куда-нибудь, а в штат Калифорния, в Сан-Франциско, город мечты и грез не только девиц, но и даже зажиточных буржуа.
Этого человека звали Иваном, а фамилия у него была, как прозвище Рубаха. Деньги на билет и дорогу ему дала сестра Ирина, вышедшая замуж за богатого человека. Она была прихожанкой одной из главных церквей Москвы, там и узнала о прославлении блаженного Иоанна, архиепископа
Шанхайского и Сан-Францисского, чудотворца, которого ранее уже прославила Русская Православная Церковь Заграницей, а теперь, после объединения двух ветвей Церкви, и Русская Православная Церковь Московской Патриархии.
Ирина все прочла о владыке Иоанне, и уверенность в том, что по молитвам именно к нему произойдет излечение любимого брата, укрепилась в ней так, что она заставила мужа, отнюдь не филантропа, дать денег на дорогу Ивану. Конечно, о том, чтобы лететь в составе делегации, не могло быть и речи, но кто запретит простым православным людям побывать на торжествах? Расторопная Ирина узнала, когда летит из Москвы самолет на церковный праздник, а Иван согласился лететь столь далеко лишь для того, чтобы утешить сестру да и повидать Америку, раз представилась такая возможность. Тем более, Иван почему-то чувствовал, что муж Ирины вот-вот разорится, рано или поздно его бизнес рухнет, поскольку он неправедный. И тогда денег не будет.
Блаженного Иоанна, архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского, ранее уже прославила Русская Православная Церковь Заграницей, а теперь, после объединения двух ветвей Церкви, и Русская Православная Церковь Московской Патриархии
У Ивана с полного лица с небольшим носом не сходила глуповатая улыбка. Волосы на лице росли клочками вроде борода есть, а вроде и нет. На подбородке растет как будто кучно, а рядом, по вискам редко. Усы и вовсе смешные растут отдельными кустиками. Сколько раз Ирина заставляла брата бриться, но тщательно выбритый Иван скоро опять обрастал нелепой бороденкой. В конце концов Ирина вынуждена была смириться с неприглядным обликом Ивана может быть, потому, что вид брата скрашивался наивными, смотрящими совсем по-детски глазами. Они живо реагировали на все, что происходило вокруг. И хотя Иван говорил мало или вообще молчал, было полное впечатление, что он активно участвует в беседе.
Иван тоже взял бумажный стаканчик с вином, повернувшись к соседям.
Что же ты не представишься? спросил его Федор.
Иван встрепенулся.
А! Извините. Я Иван. Тоже лечу туда. Сестра меня отправила.
Та, что тебя провожала?
Иван кивнул.
Она верит, что я вылечусь.
Верь и ты. Только крепче молись.
Она тоже так говорит. Можно выпить? А то во рту пересохло.
А тебе можно вино? спросил Федор.
Конечно. Это же такое знакомство! А Ира боялась.
Да, все Господь управил, сказал отец Александр. Все у тебя хорошо будет, Ваня. Только ты кепочку сними. И чего тебе сестренка новую-то не купила?
Да она купила, и не одну. Но эта у меня дорогая. Я в ней от смерти спасся.
Это как?
А так, Иван снял кепчонку, бережно положил ее к себе на колени. Однажды сильно ушибли меня мальчишки. Камнем. Кровь течет. Я кепочку приложил и быстрей домой. Голова кругом, чувствую не дойду. Сел прямо на улице, к стенке прислонился. А потом дома оказался.
А кепочка тут при чем?
А она с головы упала. Один человек увидел, что она в крови. Поднял и меня, и кепочку и домой отнес. Ему дорогу Анна Петровна указала, соседка.
Вот как, отец Александр вздохнул. Что же это за мальчишки такие? Поди соседи тоже?
Озорники. Они меня олигархом прозвали и камнями кидали. А как кепочку эту стал носить перестали.
Милош отложил принесенный стюардессой глянцевый толстый журнал с какой-то дивой в бикини на обложке. Позади дивы плескалась голубая вода наверняка снят был знаменитый тихоокеанский пляж; в Сан-Франциско.
Этот случай с тобой, Ваня, похож на тот, что произошел со святым блаженным Иоанном у нас, когда он в молодые годы преподавал в семинарии.
В Битоле? спросил Федор.
Да, это городок не так далеко от Белграда, в Македонии. Я туда ездил не один раз.
Будете писать?
Это будет моя дипломная работа.
А вы расскажите, отец Александр дружески смотрел на Милоша своими синими глазами. Это же куда интересней, чем макулатуру читать!
Он кивнул на новенький глянцевый журнал.
Ну, если хотите
Конечно, хотим, подбодрила Милоша Людмила Михайловна. Нам все интересно, что связано с владыкой Иоанном.
Хорошо. Я, конечно, не писатель, как Федор Николаевич. И русский язык всего лишь осваиваю.
Довольно хорошо осваиваете. Начинайте, Милош.
Глава вторая
Камень, кусок хлеба и канцелярские кнопки
Битоль значит «обитель», «монастырь». Городок небольшой, но известный у нашего православного народа. Монастыри, как вы знаете, с древних времен возникали в горах и лесах, и место, где появился первый монастырь в этих краях, как раз больше всего подходило для уединения и молитвы. Раньше Битоль входил в состав Сербии, но ведь сегодня Македония отделилась от нас, и теперь это уже зарубежье. Как для вас, русских Украина или Белоруссия, хотя это и диковато звучит ближнее зарубежье.
Милош не зря добился того, что стал учиться в Академии Троице-Сергиевой лавры. Говорить по-русски выучился еще у себя в Белграде. И, как всякий иностранец, изучал русский литературный на нем и говорил.
Битоль значит «обитель», «монастырь». Городок небольшой, но известный у нашего православного народа
Это сразу с удовольствием заметил Федор, болезненно воспринимающий современную разговорную речь, которая оказалась так варварски засорена не только чужеродными словами, связанными с «компьютеризацией всей страны», но и обильным бранным уличным жаргоном.
Милош не зря добился того, что стал учиться в Академии Троице-Сергиевой лавры. Говорить по-русски выучился еще у себя в Белграде. И, как всякий иностранец, изучал русский литературный на нем и говорил.
Битоль значит «обитель», «монастырь». Городок небольшой, но известный у нашего православного народа
Это сразу с удовольствием заметил Федор, болезненно воспринимающий современную разговорную речь, которая оказалась так варварски засорена не только чужеродными словами, связанными с «компьютеризацией всей страны», но и обильным бранным уличным жаргоном.
Улочки в Битоле узкие, извилистые, как и в других горных городках, продолжал Милош, чему-то грустно улыбаясь. И вот на одной из них, уже на самом краю города, расположилась в старых монастырских стенах духовная семинария, куда и направили молодого иеромонаха Иоанна. Какой он был замечательный педагог, можно прочитать в книгах воспоминаний теперь они изданы и в России.
Я же расскажу вам всего лишь одну историю, которую напомнила кепочка Ивана
Этот подросток, Стас[1], почему-то сторонится сверстников, особенно когда нет занятий. Во дворе, довольно просторном, замкнутом каменными стенами, ребята играли в мяч перепасовывались, как в баскетболе, или, встав кругом, по-волейбольному скидывали мяч друг другу. Иногда пас давался высоко, и тогда один из семинаристов, развитый больше других, сильно бил ладонью по мячу. Взять такой удар удавалось не всем, и тогда мяч отлетал в сторону, ударившись о кого-либо из ребят. Это вызывало смех, а бьющий, рослый Мирко, снисходительно-победно улыбался.
Окно кельи отца Иоанна выходило во двор, находясь примерно в двух метрах над землей, и он иногда подходил к нему и смотрел, как играют ребята. И вот тогда он обратил внимание, что один из подростков стоит или сидит в стороне, делая вид, что игра ему совершенно неинтересна.
Отец Иоанн разглядел, что мальчишка худой, нескладный. Плохо пошитая форма сидела на нем так, что он выглядел скверно, брюки длинноваты, висят на коленях пузырями, а у кителя явно коротки рукава. Да и форменная каскетка как-то неудобно сидит на голове наверное, маловата.
Отец Иоанн уже догадывался о причинах нелюдимости этого подростка, Стаса Дрожевича, и только искал случая, чтобы поближе познакомиться с ним.
Случай не замедлил представиться.
В очередной раз, когда у семинаристов выдался час для отдыха, Мирко, который так удачно бил по мячу, на это раз попал в одиноко сидящего на скамейке Стаса.
Удар пришелся по голове каскетка отлетела в сторону, Стас покачнулся.
Все засмеялись.
Ну, чего стоишь? крикнул Мирко. Подай мяч!
Но Стас не шел за мячом, оглушенный не столько ударом, сколько смехом сверстников. Минуту он стоял неподвижно, с ненавистью глядя на обидчика, потом пошел к стене, словно бы за мячом. На самом деле он искал камень, чтобы запустить им в Мирко.
Камень, пущенный Стасом изо всех сил, просвистел рядом с головой Мирко и угодил прямо в окно кельи отца Иоанна.