Вперед!
Бегать кросс с полной выкладкой я еще не привык, но Валуев и не стал нас гонять мы просто быстро шагали, иногда переходя на трусцу. Корни, ямы, упавшие стволы не очень-то и побегаешь.
Пришлось еще и мундир аккуратно складывать и упаковывать.
Наконец, навьюченные, как ездовые лоси, мы двинулись вглубь леса. К этому времени бестолковый обстрел уже прекратился, лишь щелкали где-то поодаль отдельные винтовочные выстрелы.
Вперед!
Бегать кросс с полной выкладкой я еще не привык, но Валуев и не стал нас гонять мы просто быстро шагали, иногда переходя на трусцу. Корни, ямы, упавшие стволы не очень-то и побегаешь.
Вроде не стреляют уже пропыхтел Хуршед.
Стойте! скомандовал Валуев. Ни звука! Слышите?
Уняв дыхание, я прислушался и уловил шум далеко справа. Похоже, что там проезжали грузовики или бронеавтомобили. А потом донеслись резкие команды.
Там дорога! определил Альбиков.
Облаву нам решили устроить, процедил Валуев и гаркнул: Бегом!
И мы почесали. Немцы шли наперерез, и было такое впечатление, что они все ближе и ближе. А потом я расслышал собачий лай
Еще лучше, буркнул Петр, вооружаясь «Наганом».
Так нам не скрыться! выдохнул я в два приема.
Что предлагаешь?
А помнишь, как мы прорывались ночью?
Если мы кинемся навстречу немцам, они очень обрадуются день на дворе, всё как на ладони!
Не надо кидаться! Займем хорошее место и дождемся, пока фрицы подойдут. Надо, чтобы мы были для них незаметны. Тогда выбьем тех, кто приблизится, в облаве образуется прореха
Понял! кивнул Валуев, перебивая меня. Принимается. За мной!
И мы понеслись навстречу немцам. Тех еще не было видно за деревьями, их голоса тоже были пока неразличимы перекрикивались они громко, но слов я не разбирал. Зато лай «друга человека» прорезался очень даже явственно.
Здоровенная овчарка показалась совершенно неожиданно. Зверюга промелькнула между кустов и прыгнула. «Наган» в моей руке сработал вовремя, и пес, совершив некий кульбит в воздухе, рухнул уже дохлым.
У него к ошейнику был привязан поводок надо полагать, псина вырвалась и ушла в автономку.
Молодец! мимоходом сказал Валуев, рефлекторно забрасывая подстреленную псину срезанными ветками. Сюда!
Пригибаясь, мы подбежали к Петру, облюбовавшему небольшой взгорбок на краю неглубокого оврага, заросшего густым кустарником. По оврагу точно никто не пройдет, значит, с этого фланга мы хоть как-то защищены. А с другого поляна, открытое пространство, не подкрадешься.
Не высовываться! наставлял нас Валуев. Если фриц проходит мимо, нас не замечая, хрен с ним. А вот если углядит
Понятно, кивнул Альбиков.
Всё, замерли!
Я лежал на траве между старым дубом, за чьими корнями можно было схорониться, и раскидистым кустом малины. Дальше к востоку, откуда наступали немцы, лес редел деревья росли, как в парке, на ровной, слегка наклонной поверхности. Грузовиков не видать, а вот фигуры немцев в касках, с винтарями на изготовку, уже мелькали.
Гитлеровцы шагали смело, широкой цепью. Их было много, и потому страха они не испытывали.
Аллес берайт, донеслось из-за деревьев. Ист дер бефел клар?[28]
Цу бефел![29] откликнулся кто-то.
Я очень осторожно, очень медленно сместил руку с «Наганом». Прямо к нашему холмику двигались двое немцев, один постарше, заросший рыжей щетиной, другой помладше, с бледным, вытянутым лицом, словно застывшим в выражении удивления.
Молодой споткнулся и обронил:
Шайзе![30]
Старший, не оборачиваясь, проговорил сварливо:
Бевеге зи фауль швайн![31] Удивленный хотел огрызнуться, но не успел Валуев выстрелил, и фриц задергался, валясь и запрокидывая голову. Старший только и успел, что оглянуться, и я влепил ему пулю в ухо. Готов.
А вот Хосебу пришлось схватиться со «своим» врукопашную немец проходил мимо залегшего Алькорты и вдруг пошатнулся, резко прянув в сторону. Фриц перешагнул выступавший корень и едва не наступил на баска. Тут уж «капитан Алатристе» не стерпел мгновенно привстал, выгибаясь и втыкая немцу нож в сердце. Удар был силен и точен солдат тут же осел, валясь на опавшие листья. Минус трое
Отряд не заметил потери бойцов.
Немецкая цепь, утратив звено, продвигалась дальше, обтекая нас, а мы лежали тихо, вжимаясь в прошлогоднюю листву, и притворялись дохлыми мышками.
Шнелле, шнелле! долетело до меня.
Уходим, негромко скомандовал Валуев.
Ползком обойдя взгорбок, мы тихо удалились, пригибаясь и прячась за стволами деревьев, за кустами, за краями промоин. И лишь отойдя на достаточное расстояние, прибавили ходу, оставляя врага за спиной.
Уходим, негромко скомандовал Валуев.
Ползком обойдя взгорбок, мы тихо удалились, пригибаясь и прячась за стволами деревьев, за кустами, за краями промоин. И лишь отойдя на достаточное расстояние, прибавили ходу, оставляя врага за спиной.
Оторвались вроде, сказал Альбиков, отпыхиваясь.
Валуев пожал могучими плечами. У этого лося даже дыхание не сбилось прет, как трактор.
Часом позже мы удалились настолько, что всякие опасения угасли не догонят. Но мы продолжали топать, выдерживая заданный темп. Вот отойдем еще километров на десять-пятнадцать, тогда можно будет и передохнуть. Тем более что мы у немцев не только форму «одолжили» и оружие с боеприпасами, но и продукты, включая пахучее украинское сало и мутный самогон из буряка явно часть «оккупационного сбора», то есть добычи от грабежа местного населения.
Оторвались, признал Валуев, поэтому бегать не будем. Шагом марш!
Глава 3
На мне висели два автомата, а каждый «Шмайссер»[32] весит, сука, по пять кило больше «калаша». Плюс рюкзак с патронами, которых уже больше тысячи, плюс своя «АВС». Да еще и пистолет с револьвером
Алькорта и Альбиков, кроме штатного оружия, тащили по немецкому пулемету. А Петя Валуев, как самый здоровый, аж четыре «длинных» ствола «МG-34», два «МР-40», один «ППД».
Поэтому шли мы очень медленно. И, наверное, довольно шумно. Что, конечно же, было непрофессионально зря мы, поддавшись жадности, потащили с собой трофейное оружие у нас задание организовать связь с подполковником Глейманом, а не извести как можно больше фрицев, отобрав у них оружие. Больше скажу нам бы вообще следовало избегать любых контактов с противником, тем более огневых. И просочиться к окруженцам как можно тише. Но что тут поделать, раз с самого начала миссии все пошло наперекосяк?
Шли часа полтора, взмокли. Лес, тот самый массив между деревнями Кирляшки и Лозовая, который нам посоветовал прочесать Василий Захарович, стал гуще, темней сплошь сосны. Видимость упала до двадцати-тридцати метров. Поэтому горевший на небольшой полянке костерок мы сперва учуяли по запаху дыма, а только потом заметили.
Валуев первым, подняв голову, втянул воздух ноздрями и, скинув под кустик свой огромный баул и три трофейных ствола, бесшумно прыгнул куда-то вперед. Альбиков последовал его примеру, только кинулся в другую сторону, обходя вероятного противника с левого фланга. А мы с Хосебом просто присели на одно колено и развернулись так, чтобы иметь круговой обстрел.
Руки в гору! проревел на поляне Валуев.
Немцы! визгливо заголосил кто-то.
Сам ты немец! ответил ему Хуршед. А ну, не двигаться!
Пионер, ко мне! скомандовал Валуев. Прямо двадцать шагов!
Я скинул трофейные автоматы, рюкзак и с винтовкой в руках сделал предписанные двадцать шагов, выйдя на самый край поляны.
Прямо посередине горел небольшой костер, а вокруг огня сидели красноармейцы. Человек восемь в рваной, обтрепанной форме. Половина в синих танкистских комбезах с забавными клапанами на заднице. Заросшие, измученные, грязные, замотанные серыми бинтами и тряпками Окруженцы.
Лишь двое схватились за оружие при появлении сержантов. Один, немолодой красноармеец почему-то с пышной шевелюрой, перетянутой окровавленным бинтом, направил на Валуева «мосинку», другой, в порванном на макушке шлемофоне, из-под которого выбивались рыжие волосы, держал Хуршеда на прицеле трофейного немецкого карабина. Другого оружия я не увидел.
Мое появление внесло в ряды «отдыхающих» дополнительное смятение.
Окружили! крикнул рыжий танкист с «Маузером».
Опусти ствол, дурак, иначе тут и останешься! спокойно сказал я.
Кто такие? холодно поинтересовался Валуев, фиксируя свой сектор обстрела легким движением ствола «ППД».
А ты кто такой, чтобы нас спрашивать? мрачно спросил лохматый.
Разведка, небрежно ответил Петр. Вы из отряда Глеймана?
Не знаем мы никакого Глеймана! скривился лохматый и почему-то покосился на сидящего у костра красноармейца с большой прогоревшей дырой на спине. Видно, что пожилого под пилоткой, лихо сдвинутой на правое ухо, видны седые волосы.
Я с презрением сплюнул.
Дезертиры это! громко сказал я. Трусы Сам же видишь побросали оружие, чтобы налегке драпать
Заткнись, ты! взбеленился рыжий танкист, попытавшись направить свой «Маузер» на меня, но не успел я быстро сделал вперед несколько шагов и ткнул его стволом «АВС» прямо в висок. Рыжий замер, испуганно косясь на странного вида пламегаситель.
Не дергайся! ласково посоветовал я. И проживешь долго.
Танкист, как давеча лохматый, тоже скосил глаза на седого, словно спрашивая у того, как себя вести в безвыходной ситуации.
Седой, кстати, не вступал в разговор и даже не оборачивался. Как сидел у огня, так и продолжал сидеть, лениво колупаясь сучком в костре. Я на всякий случай прикинул, как буду переносить на него прицел, прострелив голову рыжему.
На полянке наступила тишина, фигуры замерли в шатком равновесии. Вот кашляни сейчас кто-нибудь, у другого от громкого звука дрогнет палец на спусковом крючке и на чахлую лесную травку лягут мертвые тела. В большинстве вот этих безоружных парней. И, вероятно, кого-то из сержантов тоже зацепит скорее всего, Петю, он больше и «держащий» его лохматый выглядит более опытным, чем рыжий.
Но вот седой красноармеец отбросил палку, хлопнул ладонями по коленям, встал и повернулся ко мне.
Это был Пасько дед Игнат.
Он же Игнат Михайлович Павленко, бывший полковник Русской Императорской армии.
Игнат Михалыч! воскликнул я. Какая встреча!
Старик рассмеялся, довольный произведенным впечатлением. Да и то сказать орел! А в петлицах уже четыре треугольника. Повышение на пять званий за два месяца службы не хухры-мухры!
Спокойно, парни! сказал Павленко, обращаясь к рыжему и лохматому. Свои это, знаю их, вместе германа били.
Я демонстративно повесил винтовку на плечо и протянул руку. Дед Игнат крепко ее пожал не такой уж он и дед!
Выходим из окружения, объяснил Павленко. Вчера еще нас вдвое больше было, но ночью кое-кто смылся.