Мой невинный вид не вызывает сочувствия у цербера. Я повторяю свою просьбу: «Туалет? WC?» Я вижу, что он меня понимает. Мужчина колеблется, делает мне знак подождать, а затем выходит. Через мгновение появляется Дмитрий и делает жест следовать за ним. Вот я снова в коридоре. Прохожу мимо группы, горячие споры которой мы только что слышали. Их как минимум семь мужчин и одна женщина. Когда я проходил мимо, они все замолчали. Женщина в строгом темном платье. Ее светлые волосы, коротко стриженные на затылке, привносят немного разнообразия в этот одноцветный мир. Выше многих своих коллег, но такая же широкая в плечах, она всем своим видом дает мне понять, что наше присутствие в этих стенах наносит оскорбление ее принципам. Даже спиной я чувствую, как ее взгляд пронизывает меня. Еще одна дверь, никак не обозначенная. Дмитрий открывает ее. Это и есть туалет.
«С минуты на минуту принесут материалы». Мое возвращение в кабинет встречает торжествующая Лана. Во время моего отсутствия ей подтвердили, что нам представят секретные документы. Тем лучше, ибо у меня есть всего полтора часа перед тем, как отправиться в аэропорт. Внезапно вся группа из тех, кто был в коридоре, входит в кабинет. Женщина идет первой. Она несет в руках перед собой несколько папок, как если бы это были священные реликвии. А еще большую коробку из-под обуви. Позади нее двое мужчин приносят и осторожно ставят портновский манекен, накрытый чехлом.
«С минуты на минуту принесут материалы». Мое возвращение в кабинет встречает торжествующая Лана. Во время моего отсутствия ей подтвердили, что нам представят секретные документы. Тем лучше, ибо у меня есть всего полтора часа перед тем, как отправиться в аэропорт. Внезапно вся группа из тех, кто был в коридоре, входит в кабинет. Женщина идет первой. Она несет в руках перед собой несколько папок, как если бы это были священные реликвии. А еще большую коробку из-под обуви. Позади нее двое мужчин приносят и осторожно ставят портновский манекен, накрытый чехлом.
Теперь все идет очень быстро. Женщина раскладывает папки и коробку на столе, двое мужчин заканчивают установку манекена слева от нас, остальные наблюдают. Одни сидя на стульях, другие стоя. Их так много, что они с трудом помещаются в тесном кабинете. Мы созерцаем сцену, не смея открыть рот, боясь, что все внезапно закончится.
«Правила таковы» Голосом, не терпящим возражений, светловолосая женщина излагает одно за другим условия, которые будут сопровождать ознакомление с материалами. Лана слушает сосредоточенно, сцепив руки за спиной, стоя, как ученица перед учителем. Она шепотом переводит мне фразу за фразой. «Фотографировать можно, но только документы. Полностью ЗАПРЕЩЕНО фотографировать кого-либо из присутствующих здесь сотрудников ФСБ». Слово «запрещено» сотрудница секретной службы произносит так четко и с таким нажимом, что я понимаю его даже по-русски. «Впрочем, мы будем строго следить за тем, что вы фотографируете. Вам будет доступно только то, что подобрали для вас наши службы. Вы легко поймете это по закладкам, вложенным в папки». Быстро брошенный взгляд позволяет мне оценить количество этих закладок, а значит, и количество выделенных нам документов. Должно быть, их добрая дюжина.
Это хорошее начало, про себя сказал я, чтобы приободриться. «Мы также принесли вещественные доказательства того, что труп Гитлера попал в руки наших военных». Не успела Лана перевести эту фразу, как, подобно паре фокусников из кабаре, двое мужчин, стоявших возле портновского манекена, срывают с него чехол. Эффект неожиданности гарантирован. Сначала появляется горчично-желтый китель. Он кажется старым, но прекрасно сохранился. На одном из внешних карманов, на высоте груди, слева прикреплены три награды: медальон в виде ромба с красно-белыми концами и черной свастикой в центре, военная медаль и последний знак в темных тонах, изображающий военный шлем на двух скрещенных мечах. «Это китель Гитлера», объясняет наша собеседница из ФСБ. Три знака полностью идентифицированы: медальон это не что иное, как официальный знак нацистской партии, военная медаль, Железный крест первой степени и последняя награда знак за ранение в Первой мировой войне. Точно такие, что носил Гитлер.
«Где был найден этот китель?» Наш вопрос возмутил молодую женщину. Смеем ли мы сомневаться в подлинности кителя? Ведь это означает ни больше ни меньше как назвать их лжецами. Тут вмешался Дмитрий: «Советские войска обнаружили его в районе рейхсканцелярии». А он на самом деле принадлежал Гитлеру? Или это просто инсценировка, правда, вполне правдоподобная, но которую невозможно проверить? В конце концов, это не так важно. Мы здесь не для того, чтобы изучать состояние ткани, но чтобы получить неопровержимые доказательства смерти Гитлера 30 апреля 1945 года, и особенно подробности обстоятельств обнаружения его трупа советскими военными.
Ни Лана, ни я не испытываем никакого интереса к этим нацистским артефактам. Совсем наоборот. Отсутствие нашего интереса к кителю и наградам заставляет Дмитрия придать ускорение программе. Он делает знак своей коллеге продолжать демонстрацию. С нарочитым вздохом та просит нас подойти к круглому столу. Папки лежат прямо перед нами. Коробка, которая напоминает, если присмотреться, старую коробку из-под обуви, немного в том же стиле, что и коробка в ГА РФ с фрагментом черепа, отставлена дальше, вне досягаемости наших рук. «Это Вы потом увидите!» Мой взгляд, устремленный на коробку, не остался незамеченным. «Вот документы, конфиденциальные документы, касающиеся трупа Гитлера». Открыть, посмотреть, сфотографировать, как можно быстрее. У меня всего несколько минут до ухода отсюда. Могу ли я присесть, чтобы просмотреть их? Я задаю вопрос. Лана не может перевести, она занята разговором с Дмитрием. Я пробую говорить по-английски со светловолосой женщиной. Очевидно, она меня понимает. «Да, да», говорит она в ответ. Открываю первую папку, соблюдая порядок закладок. Осторожно, чтобы не допустить ни малейшей ошибки.
Это отчет, напечатанный на машинке. Бумага плохонькая, с шероховатостями. Сгибы указывают на то, что листки были сложены вчетверо. Края потрепаны и слегка оборваны, как это бывает, когда листки носят в маленьком кармане. Некоторые буквы не пропечатаны с самого начала, вероятно, чернильная лента у пишущей машинки истерлась. Так много деталей, которые позволяют предположить, что этот текст печатался не в кабинете в обычных условиях. Возможно, это было на развалинах порушенного бомбежками Берлина?
Я сразу же смотрю на дату. Даже если я не понимаю по-русски, это уж я могу прочитать. «Год 1945, месяц май, число 5-ое». В отчете говорится об обнаружении двух трупов. Информация краткая, четкая, без всяких толкований. В том числе о принадлежности тел.
Мной, гвардии старшим лейтенантом Панасовым Алексеем Александровичем, и рядовыми Чураковым Иваном Дмитриевичем, Олейником Евгением Степановичем и Сероухом Ильей Ефремовичем, в г. Берлине в районе рейхсканцелярии Гитлера, вблизи места обнаружения трупов Геббельса и его жены, около личного бомбоубежища Гитлера были обнаружены и изъяты два сожженных трупа, один женский, второй мужской.
Трупы сильно обгорели, и без каких-либо дополнительных данных опознать невозможно.
Трупы находились в воронке от бомбы, в 3-х метрах от входа в гитлеровское бомбоубежище, и засыпаны слоем земли.
Трупы хранятся при отделе контрразведки «Смерш» 79-го стрелкового корпуса.
Текст заканчивается
четырьмя рукописными подписями,
поставленными четырьмя военными,
сделавшими эту находку.
Оригинал акта советских секретных служб об обнаружении 5 мая 1945 года двух трупов перед бункером Гитлера. В настоящее время документ хранится в архивах ФСБ.
План обнаружения предполагаемых трупов Гитлера, Евы Браун и супругов Геббельсов перед запасным входом в фюрербункер в Берлине. Этот план составлен 13 мая 1945 года советскими следователями. (ЦА ФСБ).
Следующий документ представляет собой тщательно прорисованный рукой и раскрашенный план. Бумага такого же плохого качества, как и у предыдущего документа, но только она не была сложена и потрепана. В самом верху крупными буквами написано: «План». Потом ниже: «Место обнаружения трупов Гитлера и его жены». Это рисунок сада новой рейхсканцелярии, выполненный с крайней тщательностью и соблюдением пропорций. По плану разбросаны маленькие пронумерованные точки. Они точно указывают места, где были сожжены трупы супругов Геббельсов, а также предполагаемые трупы Гитлера и его жены. Ямы от разрывов снарядов военные называют «воронка», вот там и были закопаны трупы фюрера и Евы Браун. Документ подписан гвардии майором Габелоком 13 мая 1945 года.
Что произошло между первым документом, подписанным 5 мая, в котором ничто не указывает на то, что обнаруженные трупы принадлежат Гитлеру и Еве Браун, и 13 мая, когда их идентификация кажется установленной? Всего восемь дней разделяют эти два отчета. Лана едва заканчивает мне их переводить, как я вслух, по-французски, высказываю свои сомнения и формулирую вопросы. Как советские военные смогли так точно идентифицировать обугленные трупы? Я поворачиваюсь к окружающим нас сотрудникам ФСБ.
Как можно дипломатичнее, вместе с Ланой мы стараемся узнать больше. Прежде всего, мы выражаем им свою признательность. Ведь благодаря им у нас есть доказательства того, что советские власти считали, что нашли Гитлера уже 5 мая 1945 года. Но этого недостаточно для нашего расследования. В кабинете нарастает напряжение. Возможно, наши собеседники не ожидали такой реакции. «В каком ты лагере? сурово бросает молодая женщина Лане. Ты русская или американка?» Лана старается сохранить улыбку на лице. С тех пор как она выиграла по жребию в 1997 году «зеленую карту» резидента США, после чего получила американский паспорт, она привыкла к таким замечаниям.
«Вам что, недостаточно этих документов?» продолжает сотрудница ФСБ. «Вы здесь, как все эти американские журналисты, отказываетесь верить, что мы первыми обнаружили Гитлера. Вы ищете сенсацию». Наша беседа принимает нежелательный оборот. Позади нас голоса становятся громче, тон разговора повышается. Лысый мужчина резко поднимается со стула и выходит из кабинета. Это что, знак того, что пора заканчивать? Но нам нужно еще столько материалов просмотреть, к тому же эта коробка в конце стола, словно насмешливый вызов нам.
Я предоставляю Лане попытаться уговорить ту, которая выступает явно против нашего присутствия, и обращаюсь к Дмитрию. Я уверен, что он говорит по-английски или по-французски. «У нас проблема?» Вместо ответа он делает мне знак подождать. Проходят томительные минуты и вот передо мной лысый мужчина, который протягивает мне большой конверт из крафт-бумаги. «Open, open!» Открывайте. Я подчиняюсь, а Лана в это время во все более резких тонах объясняется со своей соотечественницей.
Фотографии, не столько удостоверяющие личность, а скорее, антропометрические, черно-белые, пожелтевшие от времени. Это увеличенные копии. На одной изображен довольно молодой человек, волосы, зачесанные назад, гладко приглаженные. Его имя указано заглавными буквами на кириллице: Эхтман Ф., а затем дата: 1913.