У мальчишки есть талант. Жалко, что правительству нашему нет до этого дела А другие стали вспоминать, как такие же уличные мальчишки, которым в свое время помогли добрые люди, стали великими певцами, поэтами, художниками.
Профессор пририсовал еще и карусель, и фигуру упившегося дядюшки Франсы, протянул фанерку падре Жозе Педро. Все сбились в кучу, разглядывая рисунок, слушая, как падре Жозе Педро хвалит Профессора, когда вдруг раздался чей-то голос:
Да ведь это его преподобие и тощая старуха навела на них свой лорнет, точно ствол неведомого оружия.
Падре Жозе Педро смешался, мальчишки с любопытством уставились на костлявую старушечью шею, украшенную дорогим ожерельем, которое ярко сверкало на солнце. Воцарившееся молчание прервал падре; овладев собой, он поздоровался:
Добрый день, дона Маргарида.
Но старая вдова Маргарида Сантос снова вскинула свой лорнет:
Как вам не совестно, святой отец? Подобает ли вам, служителю Бога, находиться в таком обществе? Порядочный человек, а знается со всяким сбродом
Это дети, сударыня.
Старуха окинула его высокомерным взглядом и презрительно поджала губы.
Хороши дети, процедила она.
Господь наш говорил: «пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царство Божие» сказал падре громче, как будто желая заглушить звенящую в голосе вдовы злобу.
Нет, это не дети, это воры. Мерзавцы, ворье, подонки. Это не дети. Может быть, это и есть те самые «генералы»?.. Бандиты! повторила она с отвращением.
Мальчишки продолжали разглядывать старуху с беззлобным интересом, у одного лишь Безногого, подошедшего поближе (дядюшка Франса сменил его), вспыхнула в глазах ненависть. Педро Пуля шагнул к старухе, попытался объяснить ей:
Его преподобие хотел помочь
Но та шарахнулась в сторону, не дав ему договорить:
Не подходи! Не смей приближаться ко мне, негодяй! Не будь здесь нашего священника, я давно позвала бы полицию!
Педро Пуля расхохотался ей прямо в лицо: не будь здесь священника, старуха давно лишилась бы своего ожерелья, да и лорнета в придачу. Дона Маргарида надменно удалилась, не преминув на прощание бросить падре Жозе Педро:
Смотрите, как бы такие знакомства не отразились на вашей судьбе
Педро Пуля захохотал еще громче; засмеялся и падре, хотя на душе у него было невесело: злобное тупоумие старухи сильно огорчило его. Но карусель с нарядными детишками продолжала крутиться, и мало-помалу «генералы» позабыли об этой встрече, снова заглядевшись на разноцветные огни, на лошадок, размечтавшись о том времени, когда и они вскочат им на спины. «А все-таки они еще дети!» подумал падре Жозе Педро.
Вечером полил дождь. Но потом ветер разогнал черные тучи, выглянула полная луна, заблистали звезды. На рассвете «генералы» пришли на площадь. Безногий запустил мотор, и все мигом позабыли, что они не такие, как все, что у них нет дома и отца с матерью, что они, как взрослые, добывают себе пропитание воровством, что их шайка наводит ужас на горожан. Они позабыли слова старухи с лорнетом. Позабыли все на свете, вскочив на лошадок, несшихся в сиянии разноцветных огней по кругу карусели Ярко светила луна, блистали звезды, но куда ж им было до синих, зеленых, желтых, красных фонариков Большой японской карусели?!
Педро Пуля швырнул монету в четыреста рейсов, и она, ударившись о стену таможни, отскочила к ногам Долдона. Медяк Леденчика упал между монетами Долдона и Педро. Долдон, сидя на корточках, внимательно следил за ее полетом. Вытащив изо рта сигарету, он сказал:
Это по мне. Люблю, когда сначала не везет.
Они продолжили игру, но вскоре медяки Долдона и Леденчика перекочевали в карман Педро Пули.
Прямо перед ними покачивались на якорях рыбачьи баркасы. Из ворот рынка толпой выходили люди. В этот час троица «генералов» поджидала Богумила: его баркас должен был вот-вот причалить к берегу. Капоэйрист отправился ловить рыбу: кормило-то его все-таки море. Игра в «пристеночек» продолжалась до тех пор, пока Педро Пуля не обыграл своих партнеров в пух и прах. Шрам у него на щеке заблестел, обозначился четче. Он любил схватиться в честном поединке с сильными партнерами вроде Леденчика тот долго не знал себе равных в этой игре или Долдона. Когда игра кончилась, Долдон вывернул карманы:
Одолжи-ка мне немного, видишь ни гроша не осталось, и добавил, поглядев на парусники: Богумил подгребет попозже. Сходим на причалы.
Леденчик сказал, что останется и будет ждать, а Педро Пуля согласился. Они шли по берегу, ноги их вязли в глубоком песке. Какое-то судно отваливало от пятого причала, где суетились грузчики. Педро Пуля спросил Долдона:
Не хотел бы плавать?
Там видно будет Мне и здесь неплохо. От добра добра не ищут.
А вот я бы пошел в матросы. Как здорово лазать по мачтам!.. А когда шторм!.. Помнишь ту историю Профессор нам читал? Ну, как они попали в ураган? Красота!
Да, здорово
Педро стал вспоминать историю Профессора. А Долдон подумал: дураком надо быть, чтоб по своей воле уехать из Баии. Вот он подрастет немного, и начнется расчудесная жизнь портового молодца: нож за поясом, гитара за спиной, красотка на пляже. Чего еще надо? Вот жизнь, достойная мужчины.
Они подошли к воротам седьмого пакгауза. На ящике сидел Жоан де Адан, чернокожий грузчик-силач, принимавший участие во всех забастовках, гроза и предмет восхищения всех портовых докеров. В зубах трубка, мышцы чуть не рвут рубаху.
Кого я вижу?! Долдон! Капитан Педро!
Он неизменно называл Педро капитаном и любил поболтать с ним. Подвинувшись, Жоан де Адан уступил Пуле краешек своего ящика, Долдон пристроился на корточках. Рядом продавала апельсины и кока́ду старая негритянка в ситцевой юбке и цветастой блузе с квадратным вырезом, открывавшим не по годам упругую грудь. Долдон, сдирая кожу с апельсина, покосился на нее:
Тетушка, а ты еще ничего, верно?
Торговка улыбнулась:
Полюбуйтесь-ка на нынешних, кум Жоан! Никакого почтения к старшим. Где это видано, чтоб такой сосунок заигрывал со старой перечницей?
Наговариваешь на себя, тетушка, клевещешь. Ты вполне еще сгодишься
Негритянка захохотала от души:
Я давно уж закрыла лавочку, Долдон. Года мои вышли. Вот хоть его спроси. Она показала на грузчика. Я его помню, когда он был мальчишкой вроде тебя, а уж устроил первую в порту забастовку. В те времена никто еще не знал, что это такое и с чем ее едят. Помнишь, кум?
Жоан де Адан кивнул и, прикрыв глаза, предался воспоминаниям о давних временах, когда он возглавил первую стачку портовиков. В порту он был одним из самых старых докеров, а так поглядеть не скажешь.
Седому негру в обед сто лет, сказал Педро.
Торговка сняла косынку: голова ее была совсем седой.
Вот потому ты и ходишь в этой тряпке, поддел ее Долдон.
Помнишь Раймундо, тетушка Луиза? спросил Жоан.
Какого? Белобрысого? Который погиб во время забастовки? Еще бы не помнить! Он ведь каждый день приходил ко мне поболтать Ох и языкастый был парень!
Его убили вот здесь, на этом самом месте, когда конная полиция ринулась на нас. Жоан де Адан поглядел на Педро. Ты разве никогда не слыхал о нем?
Какого? Белобрысого? Который погиб во время забастовки? Еще бы не помнить! Он ведь каждый день приходил ко мне поболтать Ох и языкастый был парень!
Его убили вот здесь, на этом самом месте, когда конная полиция ринулась на нас. Жоан де Адан поглядел на Педро. Ты разве никогда не слыхал о нем?
Никогда.
Тебе в ту пору было четыре года. Целый год потом ты мыкался от одного к другому, потом исчез куда-то, и узнали мы про тебя, уже когда ты стал вожаком «генералов». Да я не сомневался, что ты не пропадешь. Сколько тебе лет сейчас?
Педро погрузился в вычисления, и Жоан сам ответил на свой вопрос:
Пятнадцать или около того. Правильно я говорю, кума?
Луиза кивнула.
Когда захочешь, приходи в порт работать. Место твое всегда будет тебя ждать, продолжал негр.
Какое еще место? спросил Долдон, потому что Педро от изумления лишился дара речи.
Место его отца, Раймундо, который погиб, борясь за народ и за его права. Настоящий был человек. Один десятерых нынешних стоил.
Раймундо мой отец? переспросил Педро, что-то смутно слышавший об этом.
Да, он твой отец. В порту звали его Белобрысым. Ты бы послушал, какие речи произносил он перед началом забастовки, нипочем не поверил бы, что это простой грузчик. Он погиб полицейские застрелили. Ты можешь занять его место.
Педро что-то чертил веткой по асфальту.
Почему ж ты никогда не говорил мне об этом? вскинув глаза на старика, спросил он наконец.
Ты мал был. А теперь становишься мужчиной расхохотался тот.
Педро тоже засмеялся: приятно и лестно было узнать, что отец его славился храбростью и силой.
А мать мою ты не знавал? спросил он, точно не сразу решившись выговорить эти слова.
Жоан помедлил с ответом:
Нет. В ту пору, когда мы с Белобрысым познакомились, у него жены не было. А сын был.
Я с ней знакомство водила, подала голос торговка. Не женщина была, а загляденье. Красотка! Ходили слухи, что она родом из богатой семьи, из тех вон кварталов. Старуха показала в сторону Верхнего города. Еще говорили, папаша твой выкрал ее из дому. А умерла она, когда тебе и шести месяцев не сравнялось. Раймундо в ту пору работал на табачной фабрике в Итапажипе. Потом только в порт перешел.
Как захочешь только слово скажи повторил старый грузчик.
Педро кивнул, а потом спросил:
Лихая, наверно, штука эта забастовка, а? И, внимательно выслушав рассказ Жоана, сказал: Я бы хотел тоже устроить такое. Замечательная штука.
К пристани подходил пароход, и Жоан де Адан поднялся:
Сейчас пойдем грузить «голландца».
Пароход, гудя сиреной, подваливал к причалу. Отовсюду потянулись к пакгаузу грузчики. Педро Пуля глядел на них любовно: его отец был такой же, как они, и погиб за них. Вот они идут белые, мулаты, негры; негров особенно много. Сейчас они заполнят трюм мешками какао, кипами табака, тюками сахара и всем, чем еще знаменит их штат, пароход повезет эти товары в дальние страны, а там такие же грузчики быть может, и среди них найдутся высокие и светловолосые парни спустятся в трюм, разгрузят корабль. Его отец был одним из грузчиков, только сейчас узнал он это. Его отец, взобравшись на ящик, произносил речи, и дрался с полицией, и был застрелен насмерть, когда кавалерия атаковала забастовщиков. Как знать, вдруг кровь отца пролилась на том самом месте, где он стоит сейчас? Педро поглядел себе под ноги, на асфальт, может быть, под ним текла кровь, хлынувшая из тела отца? Стоит ему только слово сказать и он займет его место, и станет грузчиком, и будет таскать ящики и кули, каждый килограммов по шестьдесят. Ох, не даром достаются им деньги. Что ж, он тоже может устроить забастовку, и сражаться с полицией, и умереть, отстаивая права своих товарищей. Вот тогда он и отомстит за отца. (Педро довольно смутно представлял себе, о чем идет речь.) Он представил себе забастовку, схватку с полицией; улыбка появилась у него на губах, заиграла в глазах.