Это ты, соплячок, торчишь тут на углу каждую ночь?
Торчу. Только я не соплячок
Она невесело улыбнулась:
Сделай доброе дело Я кое о чем попрошу тебя Тут она на мгновение задумалась и покачала головой. Хотя нет. Ты ведь не зря тут ошиваешься: пасешь, наверно, кого-нибудь и не можешь терять время попусту, да?
Как раз могу. Тот, кого я поджидаю, сегодня уже не придет.
Ну, тогда, пожалуйста, миленький, сходи на улицу Руя Барбозы, дом тридцать четыре. Найдешь там Гастона. Квартира на первом этаже. Скажешь ему, что я его жду.
Кот испытал острое чувство унижения. Сначала он решил, что никуда не пойдет и постарается вообще никогда больше не встречаться с Далвой. Но потом ему стало любопытно: что же представляет собой этот флейтист, у которого хватило духу бросить такую красавицу? Он подошел к черному многоэтажному дому, поднялся по лестнице и спросил у дремавшего в коридоре мальчишки, где тут проживает сеньор Гастон. Тот показал в самый конец коридора, и Кот постучался. Дверь открыл сам флейтист. Он был в одних трусах, а в кровати Кот заметил худую женщину. Оба были навеселе.
Я от Далвы, начал Кот.
Передай этой потаскухе, чтобы зря не старалась. Она мне вот уже где И он чиркнул ладонью по горлу.
Из глубины комнаты послышался голос женщины:
Чего этому херувимчику надо?
Не твое дело, отозвался флейтист, но тут же объяснил: Далва его прислала. Из кожи вон лезет, чтоб я вернулся к ней.
Женщина рассмеялась пьяно и бесстыдно:
А тебе теперь никто не нужен, кроме меня, да? Поцелуй меня.
Флейтист тоже расхохотался:
Видал, малявка, какие у нас дела пошли? Вот и передай Далве.
Я ничего пока что не видел, кроме выдубленной шкуры. На какой помойке подобрал? Долго небось искал?
Флейтист стал серьезен.
Это моя невеста, изволь вести себя прилично. И без перехода добавил: Выпить хочешь? Кашаса больно хороша.
Кот прошел в комнату. Женщина натянула одеяло до подбородка.
Можешь его не стесняться: мал еще, засмеялся флейтист.
Меня мослами не соблазнишь, ответил Кот.
Он выпил рюмку кашасы. Хозяин уже успел улечься в постель и целовал свою подругу. Ни он, ни она не заметили, как Кот сунул за пазуху сумочку, которая валялась на стуле, на груде одежды. Выйдя из дома, Кот пересчитал деньги: семьдесят восемь мильрейсов. Он швырнул сумку под лестницу, сунул деньги в карман и, насвистывая, двинулся обратно.
Далва по-прежнему стояла у окна. Кот пристально взглянул на нее:
Я поднимусь, ладно? и, не дожидаясь ответа, взлетел по лестнице.
Далва встретила его на площадке:
Ну? Что он тебе сказал?
Дай войти. Куда налево, направо?
Первое, что Кот увидел в комнате, была фотография Гастона: он был в смокинге и прижимал к губам флейту. Не сводя глаз с фотографии, Кот уселся на кровать. Далва смотрела на него испуганно и едва сумела вымолвить:
Так что же он сказал?
Сядь, ответил Кот, указав ей место рядом с собой.
Ах, соплячок ты, соплячок прошептала она.
Он теперь путается с другой, поняла? Я им обоим сказал кое-что приятное, а у той бабы свистнул сумочку. Он сунул руку в карман, вытащил деньги. Поделим!
С другой? Что ж, Спаситель Бонфинский накажет и его, и эту тварь. Спаситель Бонфинский меня не оставит.
Она подошла к стене, на которой висел образок, прошептала несколько слов должно быть, дала обет и вернулась.
Дай войти. Куда налево, направо?
Первое, что Кот увидел в комнате, была фотография Гастона: он был в смокинге и прижимал к губам флейту. Не сводя глаз с фотографии, Кот уселся на кровать. Далва смотрела на него испуганно и едва сумела вымолвить:
Так что же он сказал?
Сядь, ответил Кот, указав ей место рядом с собой.
Ах, соплячок ты, соплячок прошептала она.
Он теперь путается с другой, поняла? Я им обоим сказал кое-что приятное, а у той бабы свистнул сумочку. Он сунул руку в карман, вытащил деньги. Поделим!
С другой? Что ж, Спаситель Бонфинский накажет и его, и эту тварь. Спаситель Бонфинский меня не оставит.
Она подошла к стене, на которой висел образок, прошептала несколько слов должно быть, дала обет и вернулась.
Деньги можешь взять себе. Заработал.
Сядь здесь, повторил Кот.
На этот раз она подчинилась, и Кот, схватив ее в объятия, повалил на кровать. Он заставил ее стонать от наслаждения и прошептать, когда все было позади:
Соплячок оказался мужчиной
Кот встал, поддернул штаны, схватил фотографию Гастона и разорвал ее в клочья.
Я принесу тебе свою карточку. Вставишь в рамку.
Засмеявшись, женщина произнесла:
Ох и далеко же ты пойдешь, ох и негодяй же из тебя вырастет Я научу тебя всему, всему, щеночек мой.
Она заперла дверь. Кот сбросил с себя одежду.
Вот потому он никогда не ночует в пакгаузе и после двенадцати уходит к Далве. Вернувшись утром, вместе с остальными отправляется на промысел.
Безногий подошел поближе, спросил ехидно:
Ну что, побежишь хвастаться перстеньком?
А тебе-то что? ответил, закуривая, Кот. На тебя, хромого, никто не позарится.
Нужны они мне больно, твои потаскухи. Я знаю, где найти бабу получше.
Но Кот продолжать перепалку не захотел, и Безногий заковылял через пакгауз дальше.
У стены он остановился, присел, надеясь, что сон сморит его. В половине двенадцатого ушел Кот. Безногий ухмыльнулся ему вдогонку: тот вымылся, пригладил волосы брильянтином и шел враскачку, подражая походочке сутенеров и матросов. Безногий долго стоял у стены, глядя на спящих в пакгаузе детей: их было не меньше пятидесяти. Ни отца, ни матери, ни учителя ничего на свете у них не было, кроме свободы: бегай по городу сколько влезет, добывай себе еду и одежду как знаешь. Они подносили приезжим чемоданы, крали бумажники, срывали шляпы, иногда просили подаяние, иногда грабили прохожих. Всего их было человек сто: многие ночевали не в пакгаузе, а в подъездах небоскребов, на причалах, под перевернутыми лодками в гавани. Жаловаться было не принято. Случалось, что кто-нибудь умирал от болезни: лечить их было некому. Если в это время в пакгауз заглядывал падре Жозе Педро, или «мать святого» дона Анинья, или капоэйрист Богумил, больной получал лекарство, но ухода за ним не было никакого: не дома ведь. Безногий задумался обо всем этом и наконец пришел к выводу, что радость свободы не перекрывает тягот и убожества такой жизни.
Послышался шорох, и он обернулся. Негритенок Барандан, стараясь не шуметь, крался к дверям. Безногий сообразил: наверно, украл что-нибудь и хочет спрятать добычу от остальных, чтоб не пришлось делиться. Законы шайки строго карали за это. Безногий, пробираясь между спящими, неслышно двинулся следом. Негритенок уже вышел наружу и огибал пакгауз с левой стороны. Над головой расстилалось усыпанное звездами небо. Барандан прибавил шагу. Безногий понял, что он идет к противоположному крылу пакгауза, туда, где песок мельче, занял удобную позицию и вскоре увидел чей-то силуэт, приближавшийся к Барандану. Безногий узнал его: это был двенадцатилетний Алмиро, пухлый увалень Безногий попятился, тоска его стала нестерпимой. Каждый ищет ласки, каждый чем может заслоняется от этой жизни: Профессор читает ночи напролет, Кот живет с уличной женщиной и берет у нее деньги, Леденчик весь преображается от молитвы, а Барандан и Алмиро украдкой встречаются ночами. Нет, сегодня ему не заснуть, тоска не даст глаз сомкнуть А если и уснет, ему привидится тюрьма. Хоть бы пришел кто-нибудь, над кем можно было бы поиздеваться Хоть бы подраться Может, пойти сунуть зажженную спичку кому-нибудь между пальцев пусть подрыгает ногами. Но, заглянув в дверь, он почувствовал только печаль, безумное желание убежать и помчался напрямик, через пески, сам не зная куда, убегая от своей тоски.
Педро Пулю разбудил какой-то шорох. Он спал ничком и, проснувшись, чуть приподнял голову. Мальчишка воровато пробирался в тот угол, где лежал Леденчик. Педро Пуля еще в полусне подумал, что мальчишка хочет забраться к нему в постель, и насторожился: уличенных в таких делах изгоняли из шайки. Но тут сон как рукой сняло: на Леденчика это непохоже. Значит, тот просто-напросто собирается его ограбить. Он не ошибся мальчишка уже откинул крышку чемодана. Педро Пуля кинулся на него, свалил наземь. Схватка была короткой. Никто, кроме Леденчика, даже не проснулся.
Педро Пулю разбудил какой-то шорох. Он спал ничком и, проснувшись, чуть приподнял голову. Мальчишка воровато пробирался в тот угол, где лежал Леденчик. Педро Пуля еще в полусне подумал, что мальчишка хочет забраться к нему в постель, и насторожился: уличенных в таких делах изгоняли из шайки. Но тут сон как рукой сняло: на Леденчика это непохоже. Значит, тот просто-напросто собирается его ограбить. Он не ошибся мальчишка уже откинул крышку чемодана. Педро Пуля кинулся на него, свалил наземь. Схватка была короткой. Никто, кроме Леденчика, даже не проснулся.
У своих воруешь?
Мальчишка молчал, прижимая ладонь к разбитому подбородку.
Утром чтоб тебя тут не было. Нечего тебе тут делать. Это в шайке Эзекиела тырят друг у друга, вот к ним и ступай.
Я хотел только посмотреть
Ага. И потому шарил в чужих вещах?
Вот провалиться мне на этом месте, я хотел всего лишь медальон посмотреть.
Что еще за медальон? Не вздумай врать!
Тут вмешался Леденчик:
Брось, Педро. Может, он и вправду хотел посмотреть ладанку, что подарил мне падре.
Ей-богу, не думал красть, опять заговорил мальчишка, дрожа от страха. Что ж я, не знаю, каково живется тем, кого выгнали «генералы»?! Куда податься? Или к Эзекиелу так они за решеткой чаще бывают, чем на воле. Или в колонию
Педро Пуля отошел к спавшему Профессору. Мальчишка сказал Леденчику дрожащим голосом:
Ладно, расскажу все как есть. Встретил вчера в Сидаде-да-Палья девчонку. Зашел в один магазинчик, хотел пиджак увести. А она увидела, спрашивает, что мне угодно. Ну вот, слово за слово Сказал, мол, завтра принесу тебе подарок Она добрая, понял, она говорила со мной по-человечески! Охваченный внезапной яростью, он сорвался на крик.
Леденчик подержал образок на ладони, посмотрел на него и вдруг протянул мальчишке:
На. Отдай ей. Только Пуле не говори.
На рассвете в пакгауз вошел Вертун, мулат родом из сертанов, волосы всклокочены, на ногах альпаргаты, словно он только что вернулся из каатинги, лицо, как всегда, угрюмо. Он перешагнул через спящего Большого Жоана. Сплюнул и растер плевок подошвой. В руке у него была газета. Он оглядел весь пакгауз, словно отыскивая кого-то, заметил наконец Профессора и, бережно неся газету на широких мозолистых ладонях, направился к нему, принялся будить, хотя было еще очень рано:
Профессор Профессор
Чего тебе? замычал тот спросонок.
Дело есть.
Профессор приподнялся и сел. В темноте едва угадывалось хмурое лицо Вертуна.
Это ты, Вертушка? Чего тебе надо?
Ну-ка прочти мне про Лампиана[6], вот я «Диарио» принес. Статейка и портрет.
Горит у тебя, что ли? Утром прочту.
Нет, прочти сейчас, а я тебя за это научу свистать кенаром.
Профессор нашарил огарок, зажег его и стал читать. Лампиан ворвался в какой-то городок штата Баия, прикончил восьмерых солдат, изнасиловал девиц, выгреб городскую казну. Хмурое лицо Вертуна мало-помалу прояснилось, плотно сжатые губы разъехались в улыбке. Профессор дочитал до конца, дунул на свечку, а счастливый Вертун пошел в свой угол, чтобы вырезать из газеты фотографию Лампиана и его людей. Весеннее ликование царило в его душе.
Когда же уйдет полицейский? То посмотрит на небо, то окинет взглядом пустынную в этот час улицу. Вот скрылся за углом последний трамвай. Полицейский достает сигарету: дует ветер, и прикурить ему удается только с третьей спички. Ветер раскачивает стволы манговых деревьев и сапотизейро, несет зябкую сырость, и полицейский поднимает воротник плаща. Трое мальчишек ждут, когда он уйдет: им надо пересечь мостовую и юркнуть в немощеный переулок; Богумил прийти не смог, просидел весь вечер в таверне, поджидая клиента, а тот так и не явился. А приди он, все было бы легче, он бы не стал упрямиться, потому что многим обязан капоэйристу. Да вот не пришел, видно, наврали или перепутали, а ночью Богумилу надо быть в Итапарике. Днем на пустыре за таверной «Ворота в море» он показывал новые приемы капоэйры. Кот подавал большие надежды: если так пойдет и дальше, он сможет потягаться с самим Богумилом. Педро Пуля тоже все схватывал на лету. Хуже всех дела шли у Большого Жоана, хотя в обычной драке, где он мог пустить в ход свою огромную физическую силу, ему цены не было. Однако и он знал теперь достаточно, чтобы справиться с противником сильнее себя. Утомившись, они зашли в таверну, заказали по стаканчику, а Кот вытащил из кармана колоду карт, засаленных и обтрепанных. Богумил сказал, что сведения надежные, тот, кого они ждали, придет непременно. Дело сулит большую выгоду, и Богумил предпочитает позвать их «генералов» чем каких-нибудь портовых подонков. Они, хоть и мальчишки, заткнут за пояс любого взрослого и к тому же умеют держать язык за зубами. Таверна была почти пуста: только за дальним столиком двое матросов с каботажного парусника пили пиво и тихо переговаривались. Кот бросил колоду на стол и предложил: