Дело, которое я вам поручу, и легкое и сложное. А самое главное держать язык за зубами.
Мы не проболтаемся, отвечает тот.
Хозяин смотрит на карманные часы:
Четверть второго. Раньше половины третьего он не вернется Во взгляде, которым он окидывает мальчишек, все еще сквозит легкая растерянность.
Времени мало, говорит Педро Пуля. Чтобы поспеть, нам надо выйти сейчас.
Хозяин наконец решается:
Третья улица отсюда. Предпоследний дом справа. Будьте осторожны, на ночь там спускают собаку и зубастую.
Нет ли у вас кусочка мяса? прерывает его Большой Жоан.
Зачем тебе?
Не мне, а собаке. Небольшой кусочек.
Сейчас поищу. И снова оглядывает троицу, словно спрашивает себя, не зря ли доверился он этим мальчишкам. Итак, войдете. Рядом с кухней, над гаражом, комната слуги. Его самого там не должно быть: он ждет хозяина в доме. Вот в эту комнату вы и должны проникнуть. Надо отыскать там вот такой сверток, точно такой. Он достает из кармана плаща маленький пакетик, перевязанный розовой ленточкой. Точно такой. Может, его и не окажется в комнате, может, слуга носит его при себе. В этом случае все. Ничего не попишешь. На секунду лицо его искажается гримасой отчаяния. Эх, если бы я сам мог Да нет, конечно, он в комнате. А если нет?! И он закрывает лицо руками.
Можно будет принести пакетик, даже если он у слуги в кармане говорит Педро.
Нет. Самое главное: никто не должен знать о краже. Ваше дело подменить сверток.
Ну а если в комнате мы его не найдем?
Тогда Лицо мужчины снова искажается гримасой, Жоану кажется, что губы его шевельнулись, произнесли какое-то имя вроде Элиза. А может, и нет: Жоан иногда слышит и видит то, чего никто больше не видит и не слышит. Негр любит приврать.
Тогда мы все равно подменим свертки, будьте покойны. Вы не знаете «генералов»!
Как ни велико отчаяние этого человека, бравада Педро смешит его, он улыбается:
Ну что ж, ступайте. Постарайтесь управиться до двух часов. Возвращайтесь сюда, только смотрите, чтоб никто вас не заметил. Я буду ждать. Тогда и сочтемся. Но вот что я вам хочу сказать: если вас схватят, меня в это дело не впутывайте. Я вам ничем не помогу, мое имя не должно даже упоминаться. Если накроют уничтожьте сверток, а обо мне забудьте. На карту поставлено все.
В таком случае, говорит Педро, давайте договоримся о цене сейчас. Сколько вы нам даете?
Сотню. По тридцати на брата и еще десятку сверху тебе.
Ну что ж, ступайте. Постарайтесь управиться до двух часов. Возвращайтесь сюда, только смотрите, чтоб никто вас не заметил. Я буду ждать. Тогда и сочтемся. Но вот что я вам хочу сказать: если вас схватят, меня в это дело не впутывайте. Я вам ничем не помогу, мое имя не должно даже упоминаться. Если накроют уничтожьте сверток, а обо мне забудьте. На карту поставлено все.
В таком случае, говорит Педро, давайте договоримся о цене сейчас. Сколько вы нам даете?
Сотню. По тридцати на брата и еще десятку сверху тебе.
Кот ерзает в кресле, но Педро не дает ему произнести ни слова:
Нет, сеньор. По пятидесяти. Вы и так внакладе не останетесь. Полторы сотни или мы отказываемся.
Хозяин колебался недолго. Взглянув на циферблат, по которому бежит секундная стрелка, он соглашается:
Ладно.
Тут вмешивается Кот:
Вот какое дело, сеньор Не подумайте, что мы вам не доверяем, но мы ведь можем погореть, а вы сами сказали, что помогать нам не станете
Ну и что?
Так нельзя ли задаточек? Это было бы по совести.
Большой Жоан одобрительно кивает Коту:
Да, это было бы по совести. Мало ли что может случиться, где мы вас будем искать? говорит Педро.
Верно. Хозяин вытаскивает из бумажника кредитку в сто мильрейсов, протягивает ее Педро.
Ну а теперь ступайте. Пора.
Уже в дверях Педро сказал:
Не беспокойтесь. Через час получите ваш пакет.
Перед домом (улица совершенно пустынна, в окошке горит свет и мелькает взад-вперед силуэт женщины) Большой Жоан хлопает себя по лбу:
Мясо-то я забыл!
Педро глядит на освещенное окно, поворачивается к друзьям:
Я все понял. Тут любовная история. Наш клиент соблазнил здешнюю девицу, а слуга перехватил письма, которые они писали друг другу. Теперь он хочет поднять шум. От сверточка пахнет духами, значит и от другого должно пахнуть.
Жестом приказав Коту и Жбану ждать на противоположном тротуаре, он подходит к воротам дома. Не успел прикоснуться к створке, как с лаем появился большой пес. Педро привязывает к щеколде шнурок, а пес, рыча, носится из стороны в сторону. Педро зовет друзей.
Ты, говорит он Коту, стой тут, на стреме. Жоан, пойдешь со мной.
Они влезают на решетчатую ограду, Педро тянет за шнурок, и калитка отворяется. Кот отходит за угол. Собака кидается в открытую калитку, выскакивает на улицу, с грохотом катает пустую консервную банку. Педро и Жоан перемахивают через стену, захлопывают калитку, чтобы собака не могла вернуться, и идут к дому через сад. Женщина в окне все ходит взад-вперед.
Жалко ее, шепнул Жоан.
Никто ее не заставлял изменять мужу.
Возле дома негр останавливается: если Кот условным свистом подаст сигнал опасности, он предупредит Педро, который подходит к кухне, огибая дом. Двери на кухню и в комнату прислуги открыты, но, прежде чем подняться, Педро заглядывает на кухню. За столом какой-то мужчина раскладывает пасьянс. «Это, наверно, и есть тот слуга», соображает Педро и, шагая через четыре ступеньки, взлетает по лестнице. В комнате темно. Педро притворяет за собой дверь, чиркает спичкой. Кровать, чемодан, вешалка на стене. Спичка догорает, но Педро уже роется в простынях. Ничего! Под матрацем тоже пусто. Педро берется за чемодан: приподнимает крышку, зажигает еще одну спичку, которую держал в зубах, осторожно перебирает пожитки слуги. Ничего. Тут он спохватывается, что слуга, может быть, не курит, и, загасив огонек, прячет спичку в карман. В карманах висящей на распялке одежды пусто. Еще одна спичка. Педро оглядывает комнату.
Ясное дело, он носит их с собой. Больше им негде быть.
Он выходит из комнаты, спускается по лестнице. Замирает в дверях кухни, где по-прежнему сидит за столом слуга. Только теперь замечает Педро, что под ногами у него сверток. «Все пропало», думает Педро. Как вытащить письма? Он идет навстречу Большому Жоану. Напасть на слугу? Начнется свалка, крик, шум, все узнают о пропаже. Нельзя. И тут его осеняет: он свистом подзывает Жоана, и тот появляется рядом.
Слушай, приглушенно говорит Педро, слуга сидит на свертке. Сбегай ко входной двери, нажми звонок, а когда он пойдет открывать, я сверточек уведу. Только как позвонишь дуй оттуда вовсю, чтоб он тебя не заметил и подумал: почудилось. Только выжди немного, я должен вернуться к кухне.
И он бежит обратно. Через минуту раздается звонок. Слуга торопливо поднимается, застегивает пиджак и, зажигая по дороге свет во всех комнатах, бежит открывать. Педро врывается в кухню, подменяет свертки и, перескочив через забор, свистит Коту и Жоану. Кот тут как тут, а Жоан исчез. Они высматривают его в темноте, но негра нет. Педро начинает тревожиться: может быть, слуге удалось сцапать Жоана и он сейчас вытряхивает из него душу? Но ведь все тихо
Еще подождем немножко. Не придет вернемся в дом.
Они снова посвистывают, но ответа не получают. Педро Пуля принимает решение:
Пошли в дом.
В эту минуту слышится условный свист, а вскоре перед ними вырастает фигура Жоана.
Где тебя носило? спрашивает Педро.
Кот, ухватив собаку за ошейник, вталкивает ее за ворота. Они отвязывают шнурок от щеколды и исчезают в конце улицы. Тут Жоан начинает рассказывать:
Только я притронулся к звонку, эта сеньора наверху перепугалась. Распахнула окно, перегнулась, я уже подумал: сейчас выкинется. И плачет все время. Ну, мне жалко ее стало, я и влез по трубе, чтоб сказать: не из-за чего больше плакать, письмишки-то мы свистнули. Ну а в двух словах всего не объяснишь, вот и припоздал малость.
С неподдельным любопытством Кот спрашивает:
Хороша?
Хорошая. Погладила меня по голове, спасибо, говорит, помоги тебе Бог
Что ж ты за дурень, Жоан? Я спрашиваю, хороша ли она для этого дела, какие ножки
Негр не отвечает. На улицу въезжает машина. Педро Пуля хлопает Жоана по плечу, и негр знает: атаман одобряет его поступок. Лицо его расплывается в довольной улыбке:
Дорого бы я дал, чтобы увидеть, какая рожа будет у этого португальца, когда его хозяин развернет пакет. А там фига.
И, уже свернув за угол, все трое начинают хохотать вольный, громкий, неумолчный смех «генералов» звучит как гимн народа Баии.
Она называлась «Большая японская карусель», хотя размерами не поражала и ничего японского в ней не было. Карусель как карусель: уныло странствовала из города в город по баиянскому захолустью в те зимние месяцы, когда льют затяжные дожди, а Рождество, кажется, вовсе не наступит. В былые времена ярко выкрасили ее в два цвета красный и синий, но красный превратился теперь в бледно-розовый, синий в грязновато-белый, а лошадки лишились кто головы, кто ноги, кто хвоста. Потому дядюшка Франса и решил обосноваться не на одной из центральных площадей Баии, а в Итапажипе: народ там победнее, целые улицы сплошь заселены рабочим людом, детишки рады будут и такой забаве облупленной и обветшавшей. Брезентовый верх давно прохудился, а теперь зияла там здоровенная дыра, так что в дождь карусель не работала. Канули в прошлое те времена, когда была она красивой, когда гордились ею все ребятишки Масейо, когда на площади было у нее свое постоянное место рядом с «чертовым колесом» и театром теней, когда по воскресеньям приходили мальчики в матросских костюмчиках и девочки, одетые голландскими крестьянками или в платьицах тонкого шелка: те, кто постарше, садились верхом, маленькие вместе с боннами катались в лодочках. Отцы отправлялись на «чертово колесо» или в театр теней, где всегда можно было потискать или ущипнуть зазевавшуюся зрительницу. В те времена увеселительный аттракцион дядюшки Франсы и вправду веселил весь город, и карусель, сияя разноцветными огнями, крутилась без остановки и приносила своему хозяину немалый доход. Жизнь была прекрасна, женщины неотразимы, мужчины приветливы, а стоило лишь опрокинуть рюмочку, как женщины делались еще краше, мужчины еще дружелюбнее. Так вот и пропил он сначала «чертово колесо», а потом и театр теней. Расставаться же со своей любимицей ему не захотелось, и потому однажды ночью он с помощью друзей разобрал карусель и пустился странствовать по городам Алагоаса и Сержипе, а вдогонку за ним полетела отборная брань кредиторов. Немало мест сменил он; вдоволь наездился по дорогам двух сопредельных штатов, побывал во всех городах, выпивал во всех барах и тавернах, прежде чем пересек границу Баии. Тут, в сертанах, в крошечном городишке карусель его послужила для увеселения банды знаменитого Лампиана. Дядюшка Франса завяз в этом городке безнадежно не было денег на дорогу, и не только на дорогу: нечем было расплатиться за номер в единственной убогой гостинице; не на что было выпить рюмку кашасы или хотя бы кружку пива. Пиво, кстати, всегда подавали теплое, но он и от такого бы не отказался. Дядюшка Франса ждал субботнего вечера, надеясь поправить дела и перекочевать в какое-нибудь место повеселее, как вдруг в пятницу в городок нагрянул Лампиан с двадцатью двумя бандитами. С этой минуты карусель без дела больше не простаивала. Матерые душегубы у каждого на совести было по двадцать тридцать человеческих жизней обрадовались карусели, как малые дети, и поняли, что нет большего счастья, чем в сиянии огней, под дребезжащие звуки дряхлой пианолы взобраться на спины покалеченных деревянных лошадок. Карусель дядюшки Франсы спасла городок от разграбления, девиц от бесчестья, а мужчин от смерти. Что же касается двоих полицейских, что чистили сапоги у входа в караулку и были застрелены наповал, то ведь бандиты сначала увидели их, а потом уже карусель. Быть может, попадись они на глаза Лампиану чуть позже, он пощадил бы и их, чтоб не омрачать счастья своих молодцов. Разбойники, выросшие в глухих деревнях и никогда в жизни не видевшие карусели, предались чистой детской радости и ни за что не хотели слезать с деревянных лошадок, бежавших по кругу под музыку пианолы и мелькание разноцветных огней синих, желтых, зеленых, малиновых и ярко-алых, алых, как кровь, хлещущая из простреленной груди