Не сходя с тропы, мы медленно направляемся в сторону причала, у начала которого трепыхается рваная красная лента. Первое время говорили, что тут построят стену настоящую стену из металла и прозрачного пластика, но дальше ленты дело не пошло. Ленты и таблички: «Область обрабатывается. Пожалуйста, подождите».
Здесь мы останавливаемся, и Уэлч, сбросив сумку на землю, начинает в ней рыться. Она достает бинокль и смотрит на горизонт.
Что теперь? спрашиваю я, постукивая ногой об ногу, чтобы хоть немного согреться.
Обычно, поясняет Карсон, приходится немного подождать. Но иногда
И тут я слышу птичий щебет. Я резко оборачиваюсь, всматриваясь в деревья, но глаз никак не может приспособиться к резкой смене картины.
Что это было?
Птицы замолчали, когда мы начали болеть, затихли, словно их никогда не было. Мы видели, как они покидают остров цапли, чайки и скворцы улетали на юг навсегда. Я так давно не слышала птиц, что успела забыть, как они звучат.
Ага, хорошо, говорит Уэлч. Значит, скоро будут.
Я продолжаю недоумевать, почему они не реагируют на птицу, когда с воды раздается гудок. Я подпрыгиваю, сердце ускоряется, дыхание обжигает легкие.
Что это за звук?
Сегодня довольно ясно, и где-то за серыми облаками светит солнце. Оттуда, где мы стоим, видно берег смазанное пятно за волнами. А между нами ни лодки, ни корабля.
Подожди.
Но я ничего не вижу.
Снова гудок, и вид у всех становится такой, будто так и должно быть, а потом из серого марева, словно пробираясь через густой туман, плавно выступает корабль.
Это буксирное судно с тупым носом и выцветшим корпусом. Оно слишком большое, чтобы подойти к берегу с нашей стороны острова, а вот причал, выдающийся далеко в океан, другое дело. Когда судно подходит ближе, я узнаю идентификатор белый номер и желто-синие полоски на трубе. Несколько раз я видела такие в Норфолке. Серия ВМФ, из Кэмп-Нэша на побережье.
Когда буксир разворачивается, волна от него доходит до берега, и, прищурившись, я могу разглядеть на плоской палубе двух людей, слишком больших из-за ярких защитных костюмов. Мотор ревет все громче, пока Карсон не затыкает уши. Я уже могу различить на корме огромный оранжевый кран он вытягивается, удлиняется, а потом поднимает с палубы грузовой поддон и переносит его через борт на край причала.
Манипулятор разжимается, и поддон падает на деревянный настил. Доски причала под нами вибрируют. Я делаю шаг вперед, но Джулия, выставив руку, меня останавливает.
Сначала они должны дать сигнал.
Крюк свободен, и кран втягивается назад, а те двое стоят на палубе и смотрят на нас, и я жду, что один из них махнет рукой или даст сигнал как-то еще, как вдруг раздается очередной гудок так близко и громко, что мы просто стоим, оглушенные, и ждем, когда шум стихнет.
Постепенно гудок затухает, и я, вспомнив о необходимости дышать, жадно хватаю воздух.
Теперь можно, говорит Джулия.
Вода плещется вокруг свай все сильнее, пока буксир удаляется, набирая скорость. Две чайки шумно садятся на ограждение причала. Они наблюдают за нами, за припасами, которые оставил корабль. Они здесь, чтобы попытаться урвать хоть что-нибудь. Вероятно, летели за буксиром с материка.
Вблизи мне видно, что в передаче полно вещей, куда больше, чем обычно приносят в школу. Поддон нагружен заколоченными деревянными ящиками, поверх которых лежат пять или шесть мешков вроде тех, с какими возвращается лодочная смена.
Что это такое? Вот это все? спрашиваю я. Я хорошо знаю, как торчат у Байетт ребра. Ей нужна эта еда. Нам всем нужна эта еда.
То, что останется между нами, говорит Уэлч. Вот что это такое.
Не переживай, говорит Карсон, и я с огромным усилием отвожу взгляд от ящиков. Конечно, такое трудно осознать сразу.
И это всё еда? Этим можно питаться неделю.
И даже дольше, сухо говорит Джулия.
Они наблюдают за мной, ждут чего-то, вот только я не знаю чего.
Ее всегда так много?
Может быть, это впервые, и они потрясены не меньше меня но Уэлч хладнокровно кивает.
Не понимаю: куда она девается? Почему не доходит до школы?
Уэлч выходит вперед и встает между мной и ящиками. Джулия и Карсон придвигаются к ней, и на их лицах я вижу мрачную решимость, из которой выбивается только тревожная складка на лбу Карсон.
Слушай меня очень внимательно, говорит Уэлч. Я не просто так выбрала тебя. Мы защищаем тех, кто остался в школе. Даже если это тяжело. Даже если это выглядит не так, как ты ожидала.
Я мотаю головой, отступаю назад. Это неправильно. Я не понимаю, что происходит.
О чем вы говорите?
Часть еды испорчена, говорит Уэлч. Они присылают много, но в пищу годится едва ли половина. Там внутри всякий мусор. Просрочка, пестициды.
Пестициды? Я не верю своим ушам, но Джулия и Карсон кивают с таким же мрачным выражением. Мы умираем от голода из-за пестицидов?
Вашим организмам и без того нанесен огромный ущерб. Я не уверена, что вы можете позволить себе рисковать еще и с едой.
Поэтому мы просто не едим ничего?
Да. Уэлч произносит это ровным голосом, и ее внимательные холодные глаза смотрят прямо на меня. Я же сказала, Гетти: я выбрала тебя, потому что думала, что ты справишься. Признаю, порой я ошибаюсь в людях. Если я ошиблась в твоем случае, мы можем решить эту проблему прямо сейчас. Она слегка меняет позу и кладет руку на рукоять револьвера, заткнутого за пояс джинсов.
Я легко могу себе это представить: один выстрел промеж глаз, и мое тело под пристальным взглядом Уэлч скрывается под водой. Объяснить исчезновение одной из лодочниц не составит труда.
Но я терпеть не могу ошибаться, продолжает Уэлч. И не думаю, что ошиблась в тебе. Я думаю, что ты справишься, Гетти. Я права?
Я отвечаю не сразу.
Мы дрались за каждый кусок пищи, и все это время ее было гораздо больше. Почему Уэлч решила, что она вправе скрывать от нас правду?
И все-таки на кону моя жизнь. Уэлч убьет меня не поморщившись и будет спать так же крепко, как раньше. Спустя полтора года жизни с токс мы все научились делать то, что должны. И, раз уж на то пошло, я не могу притворяться, что мне неважно, что выбрали меня. Меня, а не Риз.
Ну так что, Гетти?
В чем бы ни заключалась проблема а я не сомневаюсь в том, что она есть, сейчас я сделать ничего не могу. Я расправляю плечи и смотрю Уэлч в глаза. Я не умею лгать, как Байетт, но могу попытаться.
Да, говорю я. Вы правы.
Уэлч сжимает мне плечо, и на ее лице появляется широкая искренняя улыбка.
Я знала, что мы сделали правильный выбор.
Молодчина, говорит Джулия, а Карсон бросается вперед и чмокает меня в щеку обветренными губами. От неожиданности я отшатываюсь: Карсон ледяная на ощупь, а ее губы холоднее зимнего воздуха.
Как хорошо, что ты с нами, говорит она. Они улыбаются с облегчением, как будто уже готовы были возвращаться домой без меня.
Не сомневаюсь, так оно и есть.
Уэлч обнимает меня за плечи.
Разумеется, мы не рассказываем об этом девочкам, говорит она, подталкивая меня к ящикам, но директрису мы тоже стараемся не тревожить такими вещами.
Не тревожить? Я не могу сдержать удивления. Все это очень странно, но самое странное то, что Уэлч и директриса могут что-то друг от друга скрывать.
У нее и без того много забот. Зачем грузить ее такими подробностями? Уэлч улыбается. Проще решить этот вопрос самим. Ты ведь знаешь, как она любит всё контролировать.
Конечно, говорю я, потому что это звучит как безопасный ответ, а она выразилась предельно ясно: она готова на все, лишь бы сохранить секрет.
Отлично. Она отходит от меня. Приступим. Тебе нужно это осмыслить, так что предлагаю тебе сперва просто понаблюдать. Постепенно ты втянешься.
Карсон начинает передавать мешки Джулии; та развязывает тесемки и вываливает на землю содержимое.
Овощи, фрукты, даже пачка бекона все упаковано, словно прямиком из супермаркета. Но когда я вглядываюсь повнимательнее, то вижу, что некоторые ящики уже открывали, некоторые пакеты вскрыты и заклеены скотчем с гербом Кэмп-Нэша: компас, глобус и лента с мелким текстом, который невозможно разобрать.
Уэлч поднимает пакет моркови, подносит его к носу, и в животе у меня бурчит.
Не пойдет, говорит она и кидает его в океан. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы нырнуть за ним следом.
За морковью отправляются бекон, пакет винограда и бушель [2] болгарского перца. Два мешка стремительно пустеют, а на волнах вокруг причала покачивается все больше еды.
Вот вы где, бормочет Уэлч. Она добралась до третьего мешка в нем лежат бутылки воды со знакомыми этикетками. Только эту воду мы и пьем; у школы есть колодец, но после прихода токс флот запретил им пользоваться мол, вода может быть заражена.
Карсон начинает пересчитывать бутылки с водой. Джулия, устроившись рядом, сортирует в две горки спички и мыло. Из ее мешка выглядывают бутылки шампуня бледного, перламутрового, никому не нужного шампуня.
На сортировку уходит довольно много времени, но вот наконец опустошают мешки и упаковывают все, что хотят сохранить; еда, оставшаяся в оригинальной упаковке, крекеры, вяленое мясо и даже пакет бейглов, твердых, как камень.
После этого Джулия с помощью ножа вскрывает первый ящик. Ветер подхватывает бумажную стружку, и она разлетается по поверхности воды, как пепел.
Ящиков четыре штуки. В одном аптечки, пакеты для биологически опасных материалов, маски, которые обычно носят врачи; примерно половину мы выбрасываем, остальное забираем с собой. Второй ящик до краев заполнен патронами, а в третьем лежат два пистолета, аккуратно упакованных в поролон. Уэлч забирает оружие и прячет в сумку, а коробки с патронами раздает нам.
Наконец мы открываем последний ящик. Он почти полностью набит бумагой и соломой, но в самом центре лежит плитка шоколада настоящего, темного, качественного шоколада. Сгрудившись вокруг Уэлч, мы наблюдаем, как она вынимает шоколад из ящика.
Это начинаю я, но замолкаю, потому что Уэлч разрывает фольгу, и я чувствую запах я забыла, какой он, забыла, как его сладость виноградной лозой вплетается в воздух, и, не успев сообразить, что делаю, я протягиваю руку.
Карсон смеется.
Погоди, тебе тоже достанется.
Его уже присылали раньше? спрашиваю я, и Джулия кивает. Я знаю, что должна злиться. Но меня хватает только на зависть.
Уэлч отламывает от плитки первые два квадратика, и это лучший звук на свете густой, настоящий, почти физически ощутимый.
Каждый раз присылают.
Не каждый, поправляет Уэлч. Вторые два квадратика отправляются Джулии. Но довольно часто.