Некогда поле пересекала протоптанная сотнями ног тропинка. По ней четверо ничего не подозревающих подростков тринадцать лет назад шли навстречу приключениям.
А оказались в смертельной ловушке.
Автомобиль остановился у старого русла. Люди забеспокоились, начали подниматься со своих мест. Открылась дверь микроавтобуса, внутрь заглянуло бородатое лицо.
А оказались в смертельной ловушке.
Автомобиль остановился у старого русла. Люди забеспокоились, начали подниматься со своих мест. Открылась дверь микроавтобуса, внутрь заглянуло бородатое лицо.
Сидите пока, ищем место для проезда. Берега крутые слишком, но вроде есть спуск пологий и удобный подъем.
Нужно проехать еще примерно двести метров, подал голос Марк. Там будет ориентир сгоревшее дерево. Когда-то в него ударила молния.
Вот она сила экстрасенсорики, то ли восхитился, то ли сыронизировал бородач. Может, еще чего видите? Мост не построили нигде?
Мост обвалился лет пятьдесят назад, спокойно продолжил Марк, надеясь, что тот не станет развивать тему. В самом деле откуда он мог знать про дерево? Вот про мост уже можно было навести справки перед поездкой. Если присмотреться, у того самого дерева сохранились остатки деревянных опор. Но вряд ли по нему могла проехать машина даже в те времена.
Ясно. Дверь хлопнула, и вскоре машина мягко тронулась с места.
Марк понимал он один воспринимает это место как-то особенно. Другие видят поле, лес и больше ничего.
Дождь закончился, и контраст бросался в глаза. Небо со стороны поля растекалось голубой скатертью насколько хватало взгляда. Но стоило перевести взгляд за старое русло, как пейзаж менялся. Обманчиво-зеленые сосны раскачивались, хотя в открытое окно не проникало даже слабого ветерка, а их верхушки подметали серую, будто запыленную высь. Возможно, то был просто визуальный обман, мираж или еще что-то, ведь, кроме Марка, никто не обращал на странный и пугающий контраст никакого внимания.
Хотя, нет. Была одна женщина, которая точно так же всматривалась вдаль через стекло и едва заметно качала головой. На шоу ее представляли якутской шаманкой. Смуглая, с раскосыми глазами, в которых, кажется, плескалась живая тьма. Марк опасался ее и одновременно испытывал странный трепет. На испытаниях она вела себя уверенно, хотя, часто выдавала не ту информацию, которую сообщали перед съемками редактора. Несколько раз ее пытались выгнать, но выпуски с ее участием подбирались по рейтингам едва ли ни к его собственным и под разными предлогами «шаманку» оставляли. У нее было необычное для русского уха имя Алдана. Наверняка, оно что-то означало, но подойти и спросить неудобно, а заглянуть в интернет он все как-то забывал.
Алдана почти не общалась с участниками шоу, после съемок старалась поскорее скрыться. Но как-то раз она подошла к Марку, взяла его за руку, посмотрела исподлобья, чуть склонив набок голову, и сказала:
Тебе нельзя быть здесь. У тебя другая судьба. Если не уйдешь, сильно пожалеешь.
В тот момент уважение к женщине поубавилось. Он решил, будто таким глупым способом она пытается избавиться от конкурента. Однако, как выяснилось впоследствии, больше ни с кем из участников она не говорила. Выбрала именно его, что, с одной стороны, логично: нужно убрать сильного соперника и властвовать в одиночку. А с другой Марк видел, что Алдана не стремится победить. Ему вообще не понятно, для чего она участвовала в шоу. И будь он чуточку наивнее, даже заподозрил бы у нее наличие сверхспособностей.
Теперь, сказанные однажды слова начинали обретать смысл, или он сам притягивал этот смысл за уши.
От неожиданного удара все вздрогнули. Микроавтобус резко затормозил, пассажиров швырнуло вперед. Люди с первых сидений попадали на пол.
Эй, ты там заснул что ли?
Охренел совсем! Мы тебе не дрова!
Да тихо вам! Смотрите. Голос водителя звучал глухо, но в наступившей вдруг тишине его услышали все. Что за чертовщина?
Народ встал с мест, сгорбившись потянулись по проходу.
Марк смотреть не хотел.
Он единственный из всех остался сидеть. Если там то, о чем он думает, нужно срочно поворачивать процессию обратно. Лишь бы не было слишком поздно.
Никто не выходил на улицу, что, конечно, было плохим знаком. Захотелось зажмуриться, закрыть голову руками и не видеть, не слышать, не вспоминать.
Он больной что ли? спросил кто-то, не получив ответа.
Да точно псих! Помните, нас хотели на съемки в психушку везти? Наверняка, где-то здесь неподалеку больница или интернат какой.
Может, ему помощь нужна? Почему никто не выходит?
Ну выйди ты! прикрикнул водитель. Сейчас остальные подтянутся и решим, как быть. Вон и дерево горелое, значит, приехали.
У Марка, кажется, лопнули барабанные перепонки. Оказывается, страх просто отстал по пути и теперь вот нагнал его. Голоса потонули в протяжном гуле. В голове зашумело, ушам стало горячо и больно. Он коснулся их кончиками пальцев, поднес руки к глазам, но крови не увидел.
У Марка, кажется, лопнули барабанные перепонки. Оказывается, страх просто отстал по пути и теперь вот нагнал его. Голоса потонули в протяжном гуле. В голове зашумело, ушам стало горячо и больно. Он коснулся их кончиками пальцев, поднес руки к глазам, но крови не увидел.
На подгибающихся ногах, не видя ничего перед собой, он прошел, открыл дверь и шагнул в высокую траву.
За тринадцать лет здесь ничего не изменилось. Старое русло едва угадывалось. Заваленное ветками, перегнившими прошлогодними листьями, оно все так же задыхалось невидимыми легкими, прося воды. Прошедший дождь не спас от жажды, лишь раздразнил. Ощущение покинутости и запущенности подкреплялось отсутствием хоть какого-то мусора, ни малейшего намека на присутствие здесь человека.
Он увидел то, что заставило народ кучковаться в тесном проходе микроавтобуса. Зрелище действительно пугало. У самого берега стояла почерневшая от времени лодка. Откуда она взялась и сколько здесь простояла, неизвестно. В прошлый его визит сюда, лодки точно не было.
Конечно, лодка сама по себе не могла никого удивить. Ужас наводил сидящий в ней бугай. Здоровенный, со зверским выражением на небритом лице и седым ежиком волос.
Это уже присмотревшись, Марк увидел ежик и щетину. А сначала ему показалось будто у бугая вовсе нет никакого лица и череп абсолютно лысый, обтянутый тонкой пленкой прозрачной кожи.
Бугай вел себя странно. Изо всех сил налегал на весла, от каждого движения которых жутко скрипели ржавые уключины, вспахивал лопастями песок, вперемешку с глиной, раскисшей от недавнего дождя. В свете отмытого до блеска солнца глина казалась багряно-бурой, будто запекшаяся кровь. Марка замутило. Он отвернулся, не желая смотреть на странного человека, а после и вовсе вернулся в машину.
Бугай продолжал «грести», не замечая постороннего присутствия, но в какой-то момент резко остановился, провел широкой ладонью по щеке и забормотал что-то себе под нос. Если бы кто-то подошел ближе, смог бы разобрать слова: «Еще не время». Но никто, кроме Марка, так и не вышел из машины. Бугай же вдруг проворно вскочил на ноги и вскарабкавшись по пологому берегу, рванул через поле.
Шоу начинается? неуклюже пошутил один из пассажиров. Почему нет камер? В сценарии ничего такого не прописано.
Жертва. Голос Алданы, тихий, будто шелест реки о берега, заставил Марка напрячься. Все правильно. Страшно, но так должно быть.
Она сидела, отвернувшись к окну, но Марк был уверен, что обращается она к нему. Точнее к его полупрозрачному отражению на стекле.
Нас точно не снимают? возбудился все тот же «шутник». Где камера? Водитель, почему нас не предупредили?
Угомонись, устало произнес водитель, заводя мотор. Вон едут ваши, у них все и спросишь. А у меня тут никаких камер нет.
Тринадцать лет назад
Набивая сообщение, Марк не особо рассчитывал на ответ. А если и ждал чего-то, то вопросов в духе «кто это?». Но она смогла его удивить. Никаких расспросов и сомнений. Ника прислала короткий текст: «Я свободна завтра». Без кокетства и жеманства. По-настоящему.
И вот здесь его, что называется, накрыло. Когда она стояла в его прихожей вся такая из себя строгая и натянутая как струна, он чувствовал себя спокойно, даже фривольно и немного нагло. А уж когда она потянулась губами, то ничего не смог поделать и ответил на ее желание.
Дальнейшее объяснить трудно. Зачем-то он сделал вид, что ничего не было. Хотя, на это «зачем-то» ответ у него нашелся быстро и очень просто. Не хотел он начинать отсчет их поцелуев с такого. А то, что поцелуев будет много он не сомневался.
Еще ни одна девчонка так его не волновала. Ни одна из них не заставляла биться чаще сердце и не вызывала того странного зуда внизу живота, который ничего общего не имеет с низменными желаниями. Со всеми другими и зуд был другим: ниже и куда яростнее. С ней же хотелось быть мягким, во всех смыслах, податливым и смирным. Его не смущала их разница в возрасте, пройдет пару лет, и она будет не важна вовсе. И он обязательно подождет эти пару лет, не позволит себе ничего, кроме поцелуев. Лавины поцелуев, огромного цунами поцелуев.
Этой вот ванильной приторности с другими тоже не было. Но Марку нравились новые ощущения, он хотел упиваться ими, будучи абсолютно уверенным ему не надоест. Ника совершенно особенная, он понимал это и в школе. Чем-то она его цепляла. И вовсе не «слепым обожанием подростка», как говорила его последняя подружка. Теперь до него начал доходить смысл ее молчаливых посланий. Глупая, почему не подошла и не сказала все прямо? Подумал и сразу одернул себя. Если бы подошла, то была бы уже не она, а совсем другая девчонка. Обычная, почти не отличимая от десятков таких же, вьющихся вокруг него.
В тот день, когда Ника упала на лестнице, он почти ощутил ее боль как свою собственную, хотел подойти, помочь по мере сил. Но та, которая оказалась тогда ближе, оттащила его в сторону: грубо, бесцеремонно. Она никогда не спрашивала, чего хочет он, делала лишь то, что нужно ей. Наверное, поэтому Марку совершенно не совестно за те свои проявления, порывы и желания, которые рождались в нем, стоило ей начать расстегивать на нем рубашку: пуговицу за пуговицей. К тому же оказалось, что он у нее далеко не первый.
Откуда в девчонке было столько похоти и какой-то необузданной страсти, граничащей с истерией, он не думал и не хотел анализировать, просто пользовался тем, что давали. Перед глазами сгущался алый туман, и Марк уже не мог сдерживаться, вел себя, возможно, как животное. Странно, но ей нравилось буйство его инстинктов. Он видел сквозь алую пелену прикрытые глаза, закушенную до крови губу. Да и царапины на его собственной спине были красноречивее любых слов.