Эрих Мария Ремарк
Три товарища
Erich Maria Remarque
Drei Kameraden, 1936
© The Estate of the Late Paulette Remarque, 1937
© Перевод. И. Шрайбер, наследники, 2012
© Издание на русском языке AST Publishers, 2012
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
I
Небо было желтым, как латунь, и еще не закопчено дымом труб. За крышами фабрики оно светилось особенно ярко. Вот-вот взойдет солнце. Я глянул на часы. До восьми оставалось пятнадцать минут. Я пришел раньше обычного.
Я открыл ворота и наладил бензоколонку. В это время первые машины уже приезжали на заправку. Вдруг за моей спиной послышалось надсадное кряхтенье, будто под землей прокручивали ржавую резьбу. Я остановился и прислушался. Затем прошел через двор к мастерской и осторожно открыл дверь. В полумраке, пошатываясь, сновало привидение. На нем были испачканная белая косынка, голубой передник и толстые мягкие шлепанцы. Привидение размахивало метлой, весило девяносто килограммов и было уборщицей Матильдой Штосс.
С минуту я стоял и разглядывал ее. Переваливаясь на нетвердых ногах между радиаторами автомобилей и напевая глуховатым голосом песенку о верном гусаре, она была грациозна, как бегемот. На столе у окна стояли две бутылки коньяка одна уже почти пустая. Накануне вечером она была не почата. Я забыл спрятать ее под замок.
Ну, знаете ли, фрау Штосс вымолвил я.
Пение прекратилось. Метла упала на пол. Блаженная ухмылка на лице уборщицы погасла. Теперь привидением был уже я.
Иисусе Христе с трудом пробормотала Матильда и уставилась на меня красными глазами. Не думала я, что вы так рано заявитесь
Понятно. Ну а коньячок ничего?
Коньяк-то хорош но мне так неприятно. Она вытерла ладонью губы. Прямо, знаете, как обухом по голове
Не стоит преувеличивать. Просто вы накачались. Как говорится, пьяны в стельку.
Она едва удерживалась в вертикальном положении. Ее усики подрагивали, а веки хлопали, как у старой совы. Но вскоре она кое-как овладела собой и решительно сделала шаг вперед.
Господин Локамп!.. Человек всего лишь человек Сперва я только принюхивалась потом не выдержала, сделала глоток потому что в желудке у меня всегда, знаете ли, какая-то вялость Вот а потом а потом, видать, бес попутал меня И вообще нечего вводить бедную женщину в искушение нечего оставлять бутылки на виду.
Уже не впервые я заставал ее в таком виде. По утрам она приходила на два часа убирать мастерскую, и там можно было спокойно оставить сколько угодно денег, к ним она не прикасалась А вот спиртное было для нее то же, что сало для крысы.
Я поднял бутылку.
Коньяк для клиентов, вы, конечно, не тронули, а любимый сорт господина Кестера вылакали почти до дна.
Огрубевшее лицо Матильды исказилось гримасой удовольствия.
Что правда, то правда В этом я знаю толк. Но, господин Локамп, неужто вы выдадите меня, беззащитную вдову?
Я покачал головой:
Сегодня не выдам.
Она опустила подоткнутый подол.
Ладно, тогда улепетываю. А то придет господин Кестер ой, не приведи Господь!
Я подошел к шкафу и отпер его.
Матильда
Она торопливо подковыляла ко мне. Я поднял над головой коричневую четырехгранную бутылку.
Она протестующе замахала руками:
Это не я! Честно вам говорю! Даже и не пригубила!
Знаю, сказал я и налил полную рюмку. А вы это когда-нибудь пробовали?
Вопрос! Она облизнулась. Да ведь это ром! Выдержанный ямайский ром!
Правильно. Вот и выпейте рюмку!
Это я-то? Она отпрянула от меня. Зачем же так издеваться, господин Локамп? Разве можно каленым железом по живому телу? Старуха Штосс высосала ваш коньяк, а вы ей в придачу еще и ром подносите. Да вы же просто святой человек, именно святой Нет, уж лучше пусть я умру, чем выпью!
Значит, не выпьете?.. сказал я и сделал вид, будто хочу убрать рюмку.
Впрочем Она быстро выхватила ее у меня. Как говорят, дают бери. Даже если не понимаешь, почему дают. Ваше здоровье! А у вас, случаем, не день ли рождения?
Да, Матильда. Угадали.
Да что вы! В самом деле? Она вцепилась в мою руку и принялась ее трясти. Примите мои самые сердечные поздравления! И чтобы деньжонок побольше! Она вытерла рот. Я так разволновалась, что обязательно должна тяпнуть еще одну. Ведь вы мне очень дороги, так дороги прямо как родной сын!..
Хорошо.
Я налил ей еще одну рюмку. Она разом опрокинула ее и, прославляя меня, вышла из мастерской.
Я спрятал бутылку и сел за стол. Через окно на мои руки падали лучи бледного солнца. Все-таки странное это чувство день рождения. Даже если он тебе, в общем, безразличен. Тридцать лет Было время, когда мне казалось, что не дожить мне и до двадцати, уж больно далеким казался этот возраст. А потом
Я достал из ящика лист бумаги и начал вспоминать. Детские годы, школа Это было слишком давно и уже как-то неправдоподобно. Настоящая жизнь началась только в 1916 году. Тогда я тощий восемнадцатилетний верзила стал новобранцем. На вспаханном поле за казармой меня муштровал мужланистый усатый унтер: «Встать!» «Ложись!» В один из первых вечеров в казарму на свидание со мной пришла моя мать. Ей пришлось дожидаться меня больше часа: в тот день я уложил свой вещевой мешок не по правилам, и за это меня лишили свободных часов и послали чистить отхожие места. Мать хотела помочь мне, но ей не разрешили. Она расплакалась, а я так устал, что уснул еще до ее ухода.
1917. Фландрия. Мы с Миддендорфом купили в кабачке бутылку красного. Думали попировать. Но не удалось. Рано утром англичане начали обстреливать нас из тяжелых орудий. В полдень ранило Кестера, немного позже были убиты Майер и Детерс. А вечером, когда мы уже было решили, что нас оставили в покое, и распечатали бутылку, в наши укрытия потек газ. Правда, мы успели надеть противогазы, но у Миддендорфа порвалась маска. Он заметил это слишком поздно и, покуда стаскивал ее и искал другую, наглотался газу. Долго его рвало кровью, а наутро он умер. Его лицо было зеленым и черным, а шея была вся искромсана он пытался разодрать ее ногтями, чтобы дышать.
1918. Это было в лазарете. Несколькими днями раньше с передовой прибыла новая партия. Бумажный перевязочный материал. Тяжелые ранения. Весь день напролет въезжали и выезжали операционные каталки. Иногда они возвращались пустыми. Рядом со мной лежал Йозеф Штоль. У него уже не было ног, а он еще не знал об этом. Просто этого не было видно проволочный каркас накрыли одеялом. Он бы и не поверил, что лишился ног, ибо чувствовал в них боль. Ночью в нашей палате умерло двое. Один медленно и тяжело.
1919. Я снова дома. Революция. Голод. На улицах то и дело строчат пулеметы. Солдаты против солдат. Товарищи против товарищей.
1920. Путч. Расстрел Карла Брегера. Кестер и Ленц арестованы. Моя мама в больнице. Последняя стадия рака.
1921 Я напрасно пытался вспомнить хоть что-нибудь. Словно этого года вообще не было. В 1922-м я был железнодорожным рабочим в Тюрингии, в 1923-м руководил отделом рекламы фабрики резиновых изделий. Тогда была инфляция. Мое месячное жалованье составляло двести миллиардов марок. Деньги выплачивали дважды в день, и после каждой выплаты предоставлялся получасовой отпуск, чтобы обежать магазины и что-нибудь купить, пока не вышел новый курс доллара и стоимость денег не снизилась вдвое
А потом?.. Что было в последующие годы? Я отложил карандаш. Стоило ли воскрешать все это в памяти? К тому же многое я просто не мог вспомнить. Слишком все перемешалось. Мой последний день рождения я отмечал в кафе «Интернациональ», где в течение года работал пианистом должен был создавать у посетителей «лирическое настроение». Потом снова встретил Кестера и Ленца. Так я и попал в «Аврема» «Авторемонтную мастерскую Кестера и К°». Под «К°» подразумевались Ленц и я, но мастерская, по сути дела, принадлежала только Кестеру. Прежде он был нашим школьным товарищем и ротным командиром; затем пилотом, позже некоторое время студентом, потом автогонщиком и, наконец, купил эту лавочку. Сперва к нему присоединился Ленц, который несколько лет околачивался в Южной Америке, а вслед за ним и я.
Я вытащил из кармана сигарету. В сущности, я мог быть вполне доволен. Жилось мне неплохо, я работал, силенок хватало, и я не так-то скоро уставал в общем, как говорится, был здоров и благополучен. И все же не хотелось слишком много думать об этом. Особенно наедине с самим собой. Да и по вечерам тоже. Потому что время от времени вдруг накатывалось прошлое и впивалось в меня мертвыми глазами. Но для таких случаев существовала водка.
На дворе заскрипели ворота. Я разорвал листок с датами моей жизни и бросил клочки в корзинку. Дверь распахнулась настежь, и в ее проеме возник Ленц длинный, худой, с гривой волос цвета соломы и носом, который подошел бы совсем другому человеку.
Робби, рявкнул он, старый спекулянт! Ну-ка встать и стоять смирно! Начальство желает говорить с тобой!
Господи Боже мой! Я поднялся. А я-то надеялся, что вы и не вспомните. Помилосердствуйте, ребята, прошу вас!
Так легко от нас не отделаешься! Готтфрид положил на стол пакет, в котором что-то здорово задребезжало. За ним вошел Кестер. Ленц встал передо мной во весь свой огромный рост.
Робби, что тебе сегодня бросилось в глаза раньше всего другого?
Танцующая старуха, вспомнил я.
Святой Моисей! Дурная примета! Но, знаешь ли, она в духе твоего гороскопа. Только вчера я его составил. Итак, рожденный под знаком Стрельца, ты человек ненадежный и колеблешься, как тростник на ветру. А тут еще эти подозрительные тригоны Сатурна. Да и Юпитер в этом году подкачал. Но поскольку мы с Отто вроде как твои отец и мать, то я первым преподношу тебе нечто для самозащиты. Возьми этот амулет. Когда-то я получил его от девы, чьими предками были инки. В ней текла голубая кровь, были у нее плоскостопие, вши и дар предсказывать будущее. «О, белокожий чужеземец, сказала мне она, этот талисман носили на себе короли, в нем заключены все силы Солнца, Земли и Луны, уж не говоря о более мелких планетах. Дай доллар серебром на водку и бери его». И дабы не обрывались звенья счастья, я передаю его тебе, Робби.
С этим он надел мне на шею крохотную черную фигурку на тонкой цепочке.
Вот так-то! Это против горестей высшего порядка. А от повседневных неприятностей вот шесть бутылок рому. Их дарит тебе Отто! Этот ром вдвое старше тебя!
Он развернул пакет и одну за другой поставил бутылки на стол, залитый светом утреннего солнца. Бутылки сверкали, как янтарь.
Великолепное зрелище, сказал я. И где ты их только раздобыл, Отто?