Три товарища - Эрих Мария Ремарк 11 стр.


Мы вернулись в мастерскую, смазали скрипучий шарнир капота, вложили в него резиновую прокладку, залили в радиатор горячую воду, чтобы двигатель завелся с полуоборота, и обрызгали низ машины из керосинового распылителя, чтобы и здесь все блестело. После всего этого Ленц воздел руки к небу:

Так явись же нам, о благословенный покупатель. Приди, о милый обладатель туго набитого бумажника! Мы ждем не дождемся тебя, как жених невесту.

Однако невеста не спешила. Поэтому мы вкатили на яму бензиновую тарахтелку булочника и начали демонтировать переднюю ось Часа полтора-два мы спокойно работали и почти не разговаривали. Вдруг Юпп, стоявший у бензоколонки, стал насвистывать мелодию песенки «Чу! Кого сюда несет?..».

Я вылез из ямы и посмотрел в окно. Какой-то невысокий, коренастый мужчина ходил вокруг «кадиллака». С виду это был вполне солидный буржуа.

Глянь-ка, Готтфрид,  шепотом сказал я.  Уж не невеста ли это?

Безусловно!  заявил Ленц, едва взглянув на пришельца.  Но ты посмотри на его лицо. Еще никто с ним слова не сказал, а он уже полон недоверия. Пойди схлестнись с ним. Я остаюсь в резерве. Подключусь, если у тебя ничего не выйдет. И не забывай про хитрости, которым я тебя учил.

Ладно.  Я вышел во двор.

Мужчина смотрел на меня умными черными глазами.

Локамп,  представился я.

Блюменталь.

Обязательно представиться такова была первая хитрость Готтфрида. Он утверждал, что это сразу же создает более интимную атмосферу. Вторая хитрость сводилась к тому, чтобы начинать разговор предельно сдержанно, по возможности раскусить характер покупателя и в нужный момент нанести удар по его слабому месту.

Вы пришли насчет «кадиллака», господин Блюменталь?  спросил я.

Блюменталь кивнул.

А вот он стоит.  Я указал рукой на машину.

Это я и так вижу,  откликнулся Блюменталь.

Я окинул его быстрым взглядом. «Осторожно!  сказал я себе.  Он и сам хитер».

Мы пересекли двор. Я распахнул дверцу машины и запустил мотор. Я молчал, чтобы не мешать ему подробно осмотреть все. Он, несомненно, начнет что-нибудь критиковать, и тогда я перейду в контратаку.

Но Блюменталь ничего не осматривал. И ничего не критиковал. Он тоже молчал и стоял передо мной как истукан. Мне оставалось только одно заговорить первому.

Медленно и детально я начал описывать «кадиллак» так, вероятно, мать говорит о любимом ребенке. При этом я пытался выяснить, смыслит ли этот человек хоть что-нибудь в автомобилях. Если он знаток, то нужно побольше расписывать двигатель и шасси, а если он в технике не разбирается, то следует упирать на удобства езды и всякие финтифлюшки.

Но и теперь он не выдавал себя ничем, предоставляя говорить мне одному. Мне начало казаться, будто я разбухаю, как воздушный шар.

Зачем вам нужна машина? Для города или для путешествий?  спросил я наконец, надеясь все-таки сдвинуть разговор с мертвой точки.

Смотря по обстоятельствам.

Понимаю! Вы намерены водить сами или пользоваться услугами шофера?

И то и другое.

И то и другое! Он отвечал мне, как попугай. Видимо, он принадлежал к ордену монахов, давших обет молчания.

Чтобы как-то оживить его, я решил заставить его самостоятельно проверить что-нибудь. В этом случае клиенты обычно делались более разговорчивыми. Иначе, подумал я, он вот-вот заснет.

Прекрасно функционирует откидной скользящий верх. Обслуживать его исключительно легко, особенно если учесть крупные габариты этого кабриолета,  сказал я.  Попробуйте закрыть его. Достаточно усилия одной руки

Но Блюменталь сказал, что делать это ни к чему. Мол, и так видно. Я с треском открыл и захлопнул дверки, подергал за ручки.

Ничто не разболтано. Все прочно и надежно. Проверьте сами.

Блюменталь снова отказался от проверки. Он полагал, что иначе и быть не может. Ну и орешек попался мне!

Я продемонстрировал ему работу стеклоподъемников.

Ручки вы крутите прямо-таки играючи. Стекла фиксируются в любом положении.

Он не пошевельнулся.

К тому же стекла небьющиеся,  уже впадая в отчаяние, продолжал я.  Это неоценимое преимущество! Вон там, в мастерской, стоит «форд»  Я приукрасил историю про гибель жены булочника, добавив еще одну жертву ребенка, хотя тот не успел родиться.

Но прошибить Блюменталя было не легче, чем взломать сейф.

Небьющееся стекло ставят на все машины,  прервал он меня.  Ничего особенного в этом нет.

Небьющееся стекло не относится к серийному оборудованию,  возразил я мягко, но решительно.  Разве что лобовое стекло на некоторых моделях. Но никоим образом не боковые стекла.

Я нажал на кнопку в середине руля оба клаксона взревели. Затем перешел к описанию комфорта, говорил про багажники, сиденья, боковые карманы, панель с приборами. Я даже включил прикуриватель и, пользуясь случаем, предложил Блюменталю сигарету, рассчитывая с ее помощью хоть чуточку умилостивить его. Но он отказался.

Спасибо, я не курю,  сказал он и посмотрел на меня с таким скучающим видом, что вдруг мне подумалось: может, он вообще не намеревался идти сюда, а зашел по ошибке заблудился; может, ему нужно было купить что-то совсем другое машину для обметывания петель или радиоприемник; может, в силу врожденной нерешительности он еще немного потопчется на месте, а потом двинет дальше.

Давайте, господин Блюменталь, сделаем пробную поездку,  наконец предложил я, чувствуя, что уже порядком выдохся.

Пробную поездку?  переспросил он, явно не понимая, о чем речь.

Ну да, пробную поездку. Должны же вы сами убедиться в высоких ходовых качествах этой машины. На улице или на шоссе она устойчива, как доска. Идет как по рельсам. А как приемиста будто это не тяжелый кабриолет, а пушинка

Ах уж мне эти пробные поездки  сказал он, пренебрежительно махнув рукой.  Пробные поездки ни о чем не говорят. Недостатки автомобиля всегда выявляются только впоследствии.

«Конечно, впоследствии, дьявол ты чугунный!  с досадой подумал я.  Не ожидаешь ли ты, что я тебя ткну носом во все дефекты?»

Что ж, ладно. Нет так нет,  сказал я, утратив всякую надежду на успех. Мне стало ясно, что он не собирается покупать машину.

Но тут он внезапно повернулся, посмотрел на меня в упор и тихо, резко и очень быстро спросил:

Сколько стоит эта машина?

Семь тысяч марок,  ответил я не моргнув глазом, словно выпалил из пулемета. Ни в коем случае он не должен был заметить, что я не уверен в цене. Это я хорошо понимал. Каждая секунда колебания могла бы встать нам в тысячу марок, которую он выторговал бы в свою пользу.  Семь тысяч марок, нетто,  твердо повторил я, а сам подумал: «Предложи мне пять, и машина твоя».

Но Блюменталь ничего не предложил.

Слишком дорого!  коротко выдохнул он.

Конечно!  сказал я и решил, что окончательно проиграл.

Почему вы сказали «конечно»?  спросил Блюменталь, впервые довольно человечным тоном.

Господин Блюменталь,  ответил я,  встречали ли вы в наше время хоть кого-нибудь, кто реагирует иначе на цену?

Он внимательно посмотрел на меня. Затем на его лице мелькнуло подобие улыбки.

Вы правы. Но машина действительно слишком дорога.

Я не верил ушам своим. Вот он наконец-то, настоящий тон! Тон заинтересованного человека! Или то был опять какой-нибудь коварный ход?

В это мгновение в воротах появился щегольски одетый господин. Он достал из кармана газету, проверил по ней номер нашего дома и подошел ко мне.

Здесь продается «кадиллак»?

Я кивнул и, не в силах сказать что-либо, смотрел на желтую бамбуковую трость и замшевые перчатки этого франта.

Можно посмотреть?  снова спросил он, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

Да вот же он,  с трудом выговорил я.  Но прошу вас подождать Я еще не освободился Не угодно ли посидеть вон там?

Франт с минуту прислушивался к гудению мотора и состроил сперва критическую, а затем одобрительную гримасу. Потом я проводил его в мастерскую.

Идиот!  прошипел я ему в лицо и быстро вернулся к Блюменталю.

Если вы прокатитесь в этой машине, ваше отношение к цене наверняка изменится,  сказал я.  Вы вольны испытывать ее сколько пожелаете. Или, быть может, вам удобнее, чтобы я заехал за вами вечером? Пожалуйста. Тогда и покатаемся.

Но порыв уже угас. Блюменталь вновь стоял передо мной, как гранитный монумент какому-нибудь председателю певческого общества.

Ну хватит,  сказал он.  Я должен идти. А захочу совершить пробную поездку, то еще успею позвонить вам.

Я понял, что пока сделать ничего нельзя. Этот человек уговорам не поддавался.

Хорошо,  заявил я,  но не записать ли мне ваш телефон, чтобы известить вас, если появится другой претендент?

Блюменталь как-то странно посмотрел на меня:

Претендент еще не покупатель.

Он достал кожаный кисет с сигарами и протянул его мне. Выяснилось, что он все-таки курит. Да еще такие дорогие сигары, как «Корона-Корона». Значит, денег у него навалом. Но мне все это уже было безразлично. Я взял сигару.

Он дружелюбно пожал мне руку и ушел. Я глядел ему вслед и тихо, но выразительно ругал его. Затем вернулся в мастерскую.

Ну как?  приветствовал меня сидевший там франт Готтфрид Ленц.  Здорово это я, правда? Вижу, мучаешься вот и решил немного помочь тебе. Счастье, что перед поездкой насчет налогов Отто переоделся здесь. Смотрю на плечиках висит его выходной костюм. Я в момент переоделся, пулей вылетел в окно, а обратно вернулся как серьезный покупатель! Здорово, верно?

Не здорово, а по-идиотски,  ответил я.  Этот тип хитрее нас с тобой, вместе взятых! Посмотри на сигару! Полторы марки за штуку! Ты спугнул миллиардера.

Готтфрид взял у меня сигару, обнюхал ее и закурил.

Я спугнул жулика. Миллиардеры таких сигар не курят. А курят они те, что продают вроссыпь по десять пфеннигов.

Чушь болтаешь,  ответил я.  Жулик не назвал бы себя Блюменталем. Жулик представился бы как граф фон Блюменау или что-нибудь в этом роде.

Этот человек вернется,  со свойственным ему оптимизмом заметил Ленц и выпустил дым моей сигары мне же в лицо.

Этот не вернется,  убежденно сказал я.  Но скажи, где ты раздобыл бамбуковую дубинку и эти перчатки?

Одолжил. Напротив, в магазине «Бенн и компания». Я там знаком с продавщицей. Трость, может быть, даже оставлю себе насовсем. Она мне нравится.

Довольный собой, он стал быстро вертеть в воздухе эту толстую палку.

Готтфрид,  сказал я,  в тебе явно пропадает талант. Пошел бы ты в варьете, на эстраду,  вот где твое место!

 Вам звонили,  сказала мне Фрида, косоглазая служанка фрау Залевски, когда в полдень я ненадолго забежал домой.

Назад Дальше