Глухой стук пальцев по дереву оборвался, генерал стремительно поднялся на ноги, оттолкнув при этом кресло, обошёл вокруг стола, наклонил ко мне голову:
Но возможно и резко без перехода быстро спросил. Что вы имели ввиду, когда посетовали на отсутствие оцепления на лётном поле во время визита туда великого князя?
С самого утра ждал этого вопроса. Поэтому и ответил без задержки. Так, как думал. Проехался по действиям охраны, по её результативности, когда даже нас не смогли вовремя обнаружить
В другой бы раз обязательно занервничал, но не сейчас. Сейчас я уже был готов к подобным мерам воздействия. Надеюсь, дальше эмоционального и психического давления дело не пойдёт. Не будут же из меня правду силком выбивать?
Глухой стук пальцев по дереву оборвался, генерал стремительно поднялся на ноги, оттолкнув при этом кресло, обошёл вокруг стола, наклонил ко мне голову:
Но возможно и резко без перехода быстро спросил. Что вы имели ввиду, когда посетовали на отсутствие оцепления на лётном поле во время визита туда великого князя?
С самого утра ждал этого вопроса. Поэтому и ответил без задержки. Так, как думал. Проехался по действиям охраны, по её результативности, когда даже нас не смогли вовремя обнаружить
Джунковский
«Да, лучше всего будет провести этот разговор в своих личных апартаментах. Всё-таки здесь обстановка менее казённая, домашним теплом отдаёт, расслабляет. Да и нет на первый взгляд никакой особой причины для этого разговора. Подумаешь, какой-то поручик обратил внимание на ошибки охраны. Но! Вот только охраны не кого-нибудь, а великого князя! Ведь случись чего и первой именно моя голова с плеч полетит! И интуиция правильно подсказала в первый же день собрать все сведения об этом офицере. Результаты получились очень интересные! А уж выводы-то и вовсе удивительные! Чуть не проморгали такого любопытного персонажа! И она же, эта интуиция сейчас настойчиво предупреждает о необходимости личной встречи. Именно личной, а никак не казённой и ни в коем разе не в служебном кабинете. Словно предчувствие какое-то душу теребит, не даёт покоя. А своим предчувствиям я привык доверять» думал командир Корпуса Жандармов, отдавая приказ ротмистру Козловскому:
Павел Семёнович, вы уж аккуратнее там, со всей вежливостью. Не насторожите его раньше времени.
Так всё равно насторожится, Владимир Фёдорович. Не в театр и не в ресторан приглашаем
Тут вы правы. Поэтому и предостерегаю вас отнестись к поручению со всем тщанием.
Будет исполнено, Ваше Превосходительство!
Козловский закрыл за собой дверь, а генерал ещё раз прокрутил в уме все собранные об этом поручике сведения. Нет ли где случайной ошибки в выводах? Поднял трубку, вызвал адъютанта:
Поручика приму в своём личном кабинете. Все звонки переключите туда. И позаботьтесь о чае
Грачёв
Был ли риск в моих откровениях? Безусловно! Но я в последнее время чётко понимал, что сам, в одиночку, ничего не смогу сделать. Нет возможности. И наработанные за это время связи не особо помогут. Не тот масштаб! И если появился хоть какой-то шанс что-то действительно сделать, даже не изменить, а сделать, попытаться из песчинки в механизмах истории превратиться во что-то более значимое, грех его не использовать! Правда, риск в этом случае возрастает многократно, но эта та необходимая цена, которую нужно уплатить!
А моё откровение явно выбило из колеи жандарма. Видно было, что в первый момент он несколько растерялся, даже опешил от моего признания. Явно не ожидал ничего подобного. Впрочем, нужно отдать ему должное быстро пришёл в себя. И начал меня потрошить. Не в буквальном смысле, само собой, но душу мне вывернул наизнанку. Хорошо ещё, что память прежнего хозяина этого тела не подвела, выручала в слишком уж провальные моменты. И чем дальше шёл разговор, а всё-таки я его могу назвать именно разговором, а не допросом, тем чаще мне приходилось ссылаться на последствия ранения, на мою амнезию. Очень неприятно было не знать некоторых моментов.
Не знаю, к каким выводом пришёл генерал, но этот тяжёлый разговор в конце концов всё-таки завершился. И меня даже отпустили на свободу! Честное благородное слово, именно так я себе и сказал: «На свободу!» Потому что в конце разговора уже и перестал надеяться на его благополучный исход. Хорошо ещё, что на все вопросы о новых предстоящих событиях отвечал отказом. Мол, не от меня сие зависит, не властен я над приходящими видениями. Они то валом идут, а то ни одного нет. Вроде бы, поверили. А точно это или нет, кто же мне скажет? Главное, отпустили. Или выпустили. Даже предложили доставить обратно, вернуть, так сказать, на то же место, откуда взяли. Отказался. Даже невзирая на больную руку. Да она уже и не болит. Почти. Так, напоминает о себе изредка, особенно при неудачном движении.
А я лучше пешком пройду. Прогуляюсь. Оно и для здоровья полезно, и на столицу полюбуюсь, а то всё времени не хватает.
А я лучше пешком пройду. Прогуляюсь. Оно и для здоровья полезно, и на столицу полюбуюсь, а то всё времени не хватает.
Мои доводы сочли убедительными и соизволили отпустить. Ротмистр проводил до выхода на улицу. Распрощался, удивился моей протянутой руке. Ну, да, тут я несколько погорячился. По уму, так ему первому нужно было мне протягивать ладонь, он же старше по должности и званию, а я снова всё забыл. Это наверняка меня разговорами домучили, что я контроль утратил. Или уже их за своих считаю? Потому что, к моему облегчению, перед уходом мы договорились о следующей нашей встрече с генералом. На которой, уверен, всё и решится. Для меня.
Распрощался с Козловским, спустился со ступеньки, замер на секунду. Куда пойти, налево или направо? По идее, налево, само собой, но что-то глубоко внутри противится этому. И, хотя, через Троицкий мост мне до моей гостиницы добираться было бы ближе, но я решил пройтись по центру, полюбоваться красотами столицы. Хорошо бы и до Медного всадника дойти, если сил хватит.
Да и слева, даже отсюда видно, за домами дальше по улице начинается какой-то парк, а у меня нет никакого желания именно сейчас в гордом одиночестве находиться. Мне, наоборот, сейчас люди нужны, чтобы отдохнуть от зудящих в голове мыслей, сделать передышку, расслабить мозги. Позже обо всём произошедшем подумаем, постараемся грамотно проанализировать. Так что «налево» отпадает.
Тогда направо? И я развернулся в нужную мне сторону.
Брёл неспешно, глазел по сторонам на вывески. Рука так и болталась на перевязи, что избавляло от воинского приветствия старших офицеров. Чётким поворотом головы в нужную сторону это было делать несравненно легче.
Прошёл немного по Литейному проспекту, прогулялся не спеша по набережной Фонтанки, постоял у парапета, поглядел на волнующуюся воду, задержался у Михайловского замка. Что-то стало холодать. Дело к вечеру с Фонтанки долетел заблудившийся пронзительный порыв ветра, заставил передёрнуть плечами от колкого озноба. Погорячился я в одном кителе на улицу выходить. Да кто же знал, что так дело повернётся? Думал, по-быстрому съездим туда и обратно, а тут вон оно как получилось
Прошедшая мимо быстрым шагом шумная стайка молодёжи заставила отвлечься от набежавших мыслей. Проводил взглядом понравившуюся симпатичную девушку в окружении молодых людей и смутился. Ещё больше смутился, когда та оглянулась. Неужели мой взгляд почувствовала?
Как-то особо не задумываясь, потянулся за ними следом. Ничего вокруг не изменилось, только вывески на фасадах другие, в отличие от моего времени, да вместо асфальта под ногами лежит отполированный булыжник.
Остался справа Михайловский сад, на улице уже заметно стемнело, начали постепенно загораться фонари. Извозчика, что ли, какого найти? Как-то вдруг сразу усталость навалилась, да и проголодался. Передёрнул плечами, бр-р, становится совсем прохладно, что-то я загулялся.
Группка молодёжи скрылась за углом следующего здания, свернула на какую-то поперечную улицу. Ну и я следом за ними повернул. И не то чтобы действительно мне та девушка приглянулась, а как-то скорее на инстинктах ведомого. Они свернули, и я туда же. Потом опомнился, да разворачиваться не стал, всё рано в нужную мне сторону направляюсь. А вот об извозчике мысли всё сильнее донимают. Жаль, ни одного поблизости не видно, то один за одним мимо проезжают, а то словно все разом куда-то провалились.
О, молодёжь за углом здания столпилась, притормозила перед каким-то подвалом и поочерёдно начала в него спускаться. Может, в какой-нибудь ресторанчик? А что? Студенты в дорогой не пойдут, им сие не по карману и не по убеждениям. Да и в дешёвую забегаловку, судя по поведению и одежде, не полезут. Опять же еда там вполне вероятно имеется и неплохая она должна быть, потому как если она плохая, то студенты в такое заведение точно не пойдут. Ладно, решено, спущусь вслед за ними, хоть поем да силы восстановлю. А то что-то переоценил я свои физические кондиции. Или просто устал. Слишком много знаковых событий со мной в последнее время произошло.
Так, вот и угол здания. Не ошибся я в своих выводах. Точно, имеется за углом подвальчик. Что тут у нас? Что-то знакомое. Потому как царапнула взгляд вывеска над ступенями «ПОДВАЛЪ БРОДЯЧЕЙ СОБАКИ». Точно, знакомое, крутится что-то в голове, где-то на самом дне памяти, но наружу пока не всплывает. Спускаюсь вниз, открываю входную дверь и Приходится останавливаться. Потому что вход, точнее проход загораживает некий гражданин в штатском.
Не знаю, как на это реагировать, поэтому предпочитаю быстро осмотреться, сориентироваться.
При этом краем глаза замечаю, как его взгляд неприязненно скользит по моему лицу/лицо-то ему чем не нравится? Шрамом? Так его из-под козырька не видно/, цепляется за фуражку, за погоны, наталкивается на перевязь, и замирает, натолкнувшись на Георгиевский крест. Видимо, увиденное несколько не соответствует сложившимся в голове вышибалы представлениям, поэтому тот и не знает, как поступить. И я стою. Ну не отпихивать же его в сторону. И разворачиваться назад вот так сразу как-то не с руки. Да и публика под низкой кирпичной аркой потолка как-то примолкла вдруг и в нашу сторону смотрит.
Боричка, да пропусти ты господина офицера. Видишь же, он не из этих наших столичных паркетных шаркунов, к нам устремляется странного вида мужчина в возрасте. Почему странного? Да одет не пойми во что. То ли доктор, то ли военный, какая-то смесь непонятная из разнообразной одежды. Подхватывает меня под руку и проводит внутрь, попутно огибая и выговаривая на весь зал этому «Боричке»:
Ты же видишь, офицер с боевыми наградами, опять же ранен, ему тяжело. А ты его не пускаешь и сразу же без перехода обращается ко мне и вежливо приглашает за свой столик.