Мартин Борман младший
«Ведь Гиммлер был сыном баварского учителя, который воспитывал принца. Он полностью находился под влиянием родительского дома. В нем всегда было что-то от менторской педантичности: холодный, замкнутый, оценивающий. В нем вообще не было доброты. Его самым важным методом воспитания всегда было наказание».
Эрнст-Гюнтер Шенк, врач СС
«Он не слишком умен, но усерден и исполнителен».
Йозеф Геббельс о Гиммлере, запись в дневнике от 28 апреля 1930 года
«Инородец, который совращает немецкую женщину или немецкую девушку, подлежит повешению. Немецкие мужчины и женщины, которые вступают в половую связь с инородцами, а также женщины-инородки, вступившие в такую связь с немецкими мужчинами, направляются в концентрационные лагеря».
Запись Гиммлера 24 июня 1940 года
«Я стал случайно очевидцем одной из оккультных причуд Гиммлера, в которые он втягивал даже командиров СС. Во время судебного процесса над Карлом фон Фритчем он направил около 42 своих преданных командиров СС в смежное с комнатой допросов помещение и приказал им всем внутренне сконцентрировать свою волю и тем самым гипнотически повлиять на обвиняемого генерал-полковника. Гиммлер был убежден, что внушение на расстоянии может заставить обвиняемого говорить правду».
Вальтер Шелленберг, шеф службы внешней разведки СС, мемуары
Вальтер Шелленберг, шеф службы внешней разведки СС, мемуары
«По распоряжению Гиммлера длительное время собирались очень редкие травы, а сам он также сотрудничал с неким алхимиком, которому предоставили для работы все возможности. Потом Гиммлер приказал, как в средние века, его повесить, когда золота не получилось».
Рейнхард Шпицы, в то время сотрудник министерства иностранных дел при Риббентропе
«Гиммлера насмешливо называли «имперским шутом». Все знали, что он никогда не был солдатом, а теперь стал самым высоким военачальником. Анекдоты о Гиммлере были, собственно говоря, издевательскими и унизительными для него. Фронтовик смотрел на него несколько снисходительно, несмотря на то, что тот имел над ним власть».
Эрнст-Гюнтер Шенк, врач СС
«Мне не известен ни один случай, чтобы какая-нибудь заявка на людей для экспериментов, требующая предварительного разрешения Гиммлера, была бы отклонена».
Ганс Мюнх, врач СС в Аушвице
«Различия между соперниками были, как внешние, так и по характерам, очень велики. В то время как Борман походил на удачливого кабана в картофельном поле, Гиммлер в сравнении с ним напоминал аиста в салате».
Вальтер Шелленберг, шеф службы внешней разведки СС, мемуары
«Я считаю правильным и уместным желательных в расовом отношении маленьких детей в Польше забирать к нам с целью их дальнейшего воспитания в особых (не очень крупных) детских садах и приютах».
Генрих Гиммлер в письме. Июнь 1941 года
«Последний доклад и прощание у рейхсфюрера СС остались для меня незабываемыми. Он улыбался и был в хорошем настроении, тогда как мир обрушился, наш мир. Если бы он сказал: «Итак, господа, теперь баста! Вы сами знаете, что вам делать». Это я бы понял, это отвечало бы полностью тому, что он много лет проповедовал нам, войскам СС: самопожертвование во имя идеи. А он под видом последнего приказа заявил: «Растворитесь в массе вермахта».
Рудольф Гесс, бывший комендант концлагеря Аушвиц, о последней встрече с Гиммлером. 1945 год
«Гиммлер, видимо, до конца тешил себя ложной надеждой, что сможет договориться с американцами и они признают его».
Эрнст-Гюнтер Шенк, врач СС
«Находясь под моей охраной, Гиммлер вел себя очень корректно. Он производил впечатление человека, который осознал свою судьбу и с этим смирился».
Капитан Том Селвестер, комендант британского лагеря военнопленных 31
«Он умирал, а когда был уже мертв, мы накрыли его одеялом и оставили так лежать».
Старшина Эрвин Остин, переводчик в лагере
Рейхсфюрер СС был очень занятым человеком. Его рабочий календарь за 13 октября 1941 года показывает, как много дел решалось в сжатые сроки, и насколько широким и разнообразным было поле его деятельности.
После просмотра утренней корреспонденции и дачи указаний относительно наследства его умершей матери в начале сентября Генрих Гиммлер в 12.30 передал своей секретарше в Берлине распоряжение, чтобы она послала цветы некоему Аугусту Мейне. Мейне был сотрудником его «личного штаба», который был ранен в России, а вчера стал отцом новорожденного ребенка. Затем в 12.40 Гиммлер осведомился по телефону о самочувствии имперского министра иностранных дел Йоахима фон Риббентропа, который несколько прихворнул в эти осенние дни. Среди людей, очень близких к Гитлеру, Риббентроп относился к тем немногим, кто имел прохладные отношения с Гиммлером. Год назад он получил почетное звание обергруппенфюрера СС.
В 14.30 у секретарши Гиммлера в Берлине раздался очередной звонок телефона: на этот раз счастье улыбнулось самой Эрике Лоренц, которая получила цветы от шефа и в придачу к ним декоративную статуэтку лося, выполненную в истинно «германском» стиле.
Через час состоялся телефонный разговор с дочерью Гудрун, а затем с Рейнхардом Гейдрихом в Праге, своим самым могущественным и важным подчиненным. Оба они, опаснейшие люди в империи, договорились встретиться в ближайшее, по возможности, время.
На 16.00 был назначен разговор с командным пунктом «Волчье логово», где располагался штаб Гитлера. И хотя сам Гиммлер находился в спецпоезде «Генрих» в Аргербурге (это в получасе езды в автомобиле от штаба), он приезжал к своему «фюреру» только по вызову. У телефона находился Карл Вольф), третье лицо после Гейдриха в гиммлеровской иерархии. Вольф, внешность которого, в противоположность шефу, почти полностью отвечала нордическому идеалу СС, должен был обеспечивать связь с Гитлером и передавать шефу СС важнейшую информацию о ежедневно проводимых в ставке совещаниях по обстановке на фронте.
В этот день вести были особенно приятные. Группа армий «Центр», в течение недели продвигаясь в направлении Москвы, добилась таких успехов, что Советы, очевидно, уже подготовили эвакуацию своего правительства. Похоже, что у Гиммлера хорошее настроение. Хронические боли в желудке, которые мучили его с молодости, почти не дают о себе знать в эту осень. В 18.00 он приступил к последнему из намеченных на этот день делу переговорам с важными подчиненными, прибывшими из оккупированной Польши: обергруппенфюрером Фридрихом-Вильгельмом Крюгером, бывшим управляющим службой мусоровывоза из Берлина, а ныне «главным фюрером СС и полиции» в Кракове, а также с Одило Глобочником по прозвищу «Глобус», ответственным офицером в Люблинском округе. Оба наместника в Польше намеревались обсудить спланированные «мероприятия по переселению» на территориях их округов. За этим скрывалось не только предусмотренное освоение польских земель немецкими крестьянами, но и «постепенная чистка генерал-губернаторства» так замаскированно называлось уничтожение местного населения в плане Глобочника. Не опасаясь свидетелей, Гиммлер говорил на этот раз открытым текстом и приказал «Глобусу» построить в Белцеке специальный лагерь для этой самой «чистки». Это и было распоряжение на строительство первого лагеря смерти. К концу 1942 года в Белцеке было уничтожено 600 000 человек.
Днем цветы, вечером «фабрика» смерти. Кажется, Гиммлер без особых эмоций приспособился к смене «лечебных ванн», прием которых был обусловлен его должностью.
Потомкам остается только удивляться. Как человек становится способным к таким поступкам? Как это возможно, что память дочери Гудрун сохранила для нее образ Гиммлера «как особенно любимого отца», когда этот человек лично ответствен за массовые убийства, не имеющие аналогов и истории человечества?
Для современников Генрих Гиммлер был малопонятным феноменом. Швейцарец Карл Якоб Буркхардт угадывал в нем нечто «жуткое», «нечто узколобо-бессовестное, бесчеловечно-методическое с элементом автоматизма». Альберт Шпеер, который при его помощи координировал использование десятков тысяч узников лагерей для выполнения программы создания ракеты Фау-2, характеризовал его как «учителя-недоучку, взбалмошного полудурка, совершенно незначительную личность, которая необъяснимым образом поднялась на такой особо высокий пост». Многие, кто с ним встречался, были разочарованы его внешностью. «Довольно незначительный чиновник» такова оценка Гиммлера шведским дипломатом Бернадоттом, который перед крахом Германии в 1945 году вел совершенно бесперспективные переговоры с шефом СС о заключении сепаратного мира.
Даже финский массажист Феликс Керстен, много лет находившийся рядом с Гиммлером и, наверное, имевший наибольшие возможности познать великого инквизитора Третьего рейха, смог после войны написать, но не объяснить, что «в нем никогда не проявлялся собственно человек». «Не было никогда и признаков откровенности, а если Гиммлер боролся, он интриговал. Если он спорил, защищая свои так называемые идеи, то применял хитрость и обман. Его методы были методами трусливой, слабой, лживой и бесконечно жестокой змеи. Мысли Гиммлера не принадлежали XX столетию. Его характер был средневековым, феодальным, макиавеллевским и злым».
История Генриха Гиммлера отпугивает, до сих пор нет полной его биографии, написанной в соответствии с научными стандартами. Некоторые области теневого мира, которым он управлял, были освещены исследователями, другие до сих пор продолжают находиться в полной тени. А документов в наличии много. Поскольку Гиммлер был педантом и записывал почти все, к тому же вел обширную переписку, после него остались поистине горы бумаг, повествующие о его преступной деятельности. Да и большинство многочисленных и порой бесконечно долгих речей Гиммлера сохранились в целости. Но интерес к личности рейхсфюрера СС оставался удивительно незначительным.
Наверное, потому что бледный человек в очках с малоприметной внешностью на фоне других блестящих властителей национал-социалистического государства не впечатлял. Достаточно назвать имена Геринга, помешанного на роскошных мундирах, и Геббельса, который имел репутацию ловкого болтуна-подстрекателя и дамского волокиты.
А может, это объясняется тем, что к концу войны перечень почти необозримых компетенций неизбежно превратил бы его биографию в толстенный фолиант? Или истина кроется в том, что занятие прошлым Гиммлера обязательно привело бы к нежелательным результатам? Потому что, если сразу отбросить в сторону демонический образ, к созданию которого приложили руку особенно его бывшие соратники, дабы приуменьшить собственную вину, то перед нами предстанет, в общем-то, нерешительный человек, который в первую очередь был продуктом своей эпохи.