О чем?
Ну, что я не могу прибавить руки уже не в состоянии разгребать воду, что Холл я его видел боковым зрением под водой тоже не может прибавить, что ни в коем случае нельзя снижать темп, что у меня вот-вот начнет темнеть в глазах До Атланты всегда, когда доводилось плавать «сотню», у меня на последних гребках неизменно присутствовало чувство, что я выиграл. В Атланте такого чувства не было.
А что было после финиша?
Отчетливо помню лишь сумасшедший страх от мысли, что я должен посмотреть на табло
Глава 4. Репортаж из полицейского участка
По-моему, это была пятница. Впрочем, это совершенно точно была пятница, потому что все репортажи, запланированные на субботний номер, были переданы в Москву с утра, впереди маячил выходной последний на Играх в Атланте и по этому поводу в офисе «Спорт-Экспресса» планировалась грандиозная вечеринка с участием соседей по пресс-центру, журналистов французской LEquipe. На сдвинутых в центре столах громоздилась нарезанная закуска, черная икра и в меру запотевший «Сабонис» так на нашем журналистском сленге именовалась трехлитровая бутылка водки «Smirnoff».
Прыжки в воду заключающий соревнования мужчин финал на десятиметровой вышке я намеревалась посмотреть по телевизору. По уговору с шефом бригады Владимиром Гескиным мне в этот день было дозволено не ехать в бассейн. С одним, правда, «но»: в случае победы Дмитрия Саутина я была обязана любым способом хоть лично, хоть по телефону взять у него интервью.
Свой первый финал в Атланте на трехметровом трамплине Саутин проиграл. Не попал даже в призеры. И я почему-то решила, что парень просто не в форме. Соответственно, и ехать в бассейн не видела никакого смысла. Тем более что после предварительных соревнований на вышке Дима шел вторым.
Телевизор в пресс-центре мы тоже включили не сразу. Но когда включили, выяснилось, что после второго из шести произвольных прыжков Саутин опережает ближайшего соперника на десять с лишним баллов. После третьего разрыв увеличился до 30,24. После четвертого он уже составлял 49,05. Космический показатель
Сейчас кому-то придется ехать в бассейн сочувственно произнес мой коллега Сергей Родиченко. И, взглянув на часы, стрелки которых приближались к одиннадцати ночи, добавил, повернувшись в мою сторону: Пойдем, несчастная Я провожу тебя до такси.
Такси перед пресс-центром не оказалось. Первая машина появилась из-за угла спустя пятнадцать минут, когда на тротуаре, помимо меня, уже скопилась целая группа страждущих. Все вместе мы бросились наперерез автомобилю, и в этот момент на проезжей части вдруг нарисовался лилово-черный, бритоголовый, двухметрового роста регулировщик.
Сейчас кому-то придется ехать в бассейн сочувственно произнес мой коллега Сергей Родиченко. И, взглянув на часы, стрелки которых приближались к одиннадцати ночи, добавил, повернувшись в мою сторону: Пойдем, несчастная Я провожу тебя до такси.
Такси перед пресс-центром не оказалось. Первая машина появилась из-за угла спустя пятнадцать минут, когда на тротуаре, помимо меня, уже скопилась целая группа страждущих. Все вместе мы бросились наперерез автомобилю, и в этот момент на проезжей части вдруг нарисовался лилово-черный, бритоголовый, двухметрового роста регулировщик.
Вернитесь на тротуар, вопил он во весь голос. Это приказ!
Я уже успела первой распахнуть дверь машины, поэтому посчитала, что ко мне эти вопли не относятся. Полицейский вцепился в мою руку и стал оттаскивать меня в сторону. Недолго думая, я наотмашь ударила его по запястью.
В следующую секунду моя рука оказалась вывернутой за спину, и черные пальцы сменились металлическим кольцом. Сопротивляться почему-то больше не хотелось
В полицейском отделении было почти пусто. Несмотря на все попытки Родиченко прорваться вместе со мной внутрь, его не пропустили оставили ждать в коридоре. В комнате трое столь же здоровенных, как и мой сопровождающий, негра лениво пили кока-колу и смотрели телевизор. Почему блюстители законности выбрали для просмотра прыжки в воду, было полной загадкой: параллельно транслировали баскетбол.
Видимо, мне просто повезло. И я нахально прямо в наручниках уселась перед экраном досматривать финал, предварительно потребовав начальника. Его не было.
Впрочем, в тот момент и мне было не до него: Саутину оставалось выполнить заключительную попытку.
Десятиметровая вышка оставалась в Атланте последней Димкиной надеждой и, в какой-то степени, последней надеждой белых: синхронных прыжков в программе Олимпиад тогда еще не было, и все три предыдущие золотые медали в индивидуальных видах были выиграны китайцами.
В 1979 году, когда китайские прыгуны впервые появились на международных соревнованиях (это случилось на Универсиаде в Мехико), Саутин еще и не начинал прыгать в воду. В бассейн он пришел вместе с тренером Татьяной Стародубцевой два года спустя из гимнастики. В 1991-м Дмитрий впервые выиграл юниорское первенство Европы. В 1992-м завоевал бронзовую медаль на Олимпийских играх в Барселоне. В 1993-м стал первым на взрослом чемпионате Европы на десятиметровой вышке, а еще через год выиграл чемпионат мира. Правда, уже тогда его «вышечное» будущее выглядело крайне неопределенным: у Димы начались серьезные проблемы с кистью руки.
Уберечься от подобных травм в прыжках с вышки еще не удавалось никому. Постоянная нагрузка на кисти рук при входе в воду неизменно приводит к растяжению связок столь привычному, что на боль просто не обращаешь внимания. Бинтовать кисть целиком, чтобы зафиксировать ее в неподвижном положении, нельзя: нарушается чистота входа в воду. Без бинтов каждый прыжок становится пыткой.
К олимпийскому сезону рука у Саутина превратилась в комок пульсирующей боли: в запястье защемились нервные окончания, началось воспаление сухожилий. Врачи рекомендовали лишь один метод, и тот неприемлемый: перестать прыгать с вышки. Оставалось терпеть.
Самое удивительное, что, несмотря на травму, приблизиться к Саутину на каких бы то ни было соревнованиях олимпийского сезона не удавалось никому. Перед Играми газета USA Today опубликовала статью, озаглавленную «Русский робот», подразумевая несокрушимость чемпиона мира. Американским журналистам было проще думать именно так: в этом случае поражение своих прыгунов, у которых против китайцев не было ни единого шанса, выглядело не столь обидным. Однако, увидев заголовок, больше всех оскорбились именно американские прыгуны: в их кругах Саутин уже несколько лет имел уважительное прозвище The Man Человечище! Что тут скажешь действительно, последняя надежда белых
Точка была поставлена Саутиным эффектно: он стал олимпийским чемпионом и единственным спортсменом, которому за последний прыжок была почти единогласно выставлена высшая судейская оценка 10 баллов.
Кажется, в этот момент я завизжала. Во всяком случае, офицер, который периодически в течение соревнований пытался выяснять, говорю я по-английски или нет (в чем я решительно не сознавалась), подошел снова. Уже вместе со своим шефом сонным полутораметровым черным колобком, который был поперек себя шире, и обиженным мной громилой.
Она меня побила, плаксиво нудил регулировщик.
Вы его ударили потому, что он черный? грозно спросил колобок.
Говорите, пожалуйста, медленнее, наивно хлопая глазами, попросила я, выгадывая время. Я очень плохо понимаю по-английски.
Начальник чуть ли не по буквам повторил:
Вы ударили нашего сотрудника потому, что он черный?
В голове тревожно звякнул предупреждающий сигнал. Я улыбнулась, продолжая строить из себя идиотку.
Вообще-то мне наплевать, черный он, зеленый или красно-коричневый. В моей стране мужчины так не ведут себя по отношению к дамам. Мне рассказывали, что в Америке тоже. Видимо, обманули Зовите консула и переводчика, сэр! Я действительно не понимаю, чего вы от меня хотите
Толстяк уже молча, с тяжелым вздохом открыл ключом наручники и положил передо мной предусмотрительно составленный его служащими протокол, предписывающий явиться 15 августа в городской суд Атланты. За избиение полицейского.
Вы всерьез рассчитываете, что я это подпишу? почуяв близкую свободу, язвительно поинтересовалась я. Консула, босс, консула
Он лишь устало махнул рукой: «Вы можете идти»
История имела совершенно неожиданное продолжение. Ни в какой суд я, естественно, не явилась и всю обратную дорогу из Атланты в Москву выслушивала соболезнования коллег относительно того, что американскую визу мне, скорее всего, не дадут больше никогда в жизни. А спустя пару месяцев в США полетел мой младший брат. В России у него был солидный по тем временам оружейный бизнес, он мотался на все без исключения профильные выставки, одна из которых и проходила в 1996-м в Атланте.
К тому же по образованию Михаил был военным переводчиком. Прекрасно владел английским в самых разнообразных его диалектах, был чертовски обаятелен и без труда находил общий язык со всеми заграничными партнерами. Один из этих партнеров и пригласил его на прием, который по случаю выставки был организован главным полицейским управлением города.
В процессе совместного выпивания и последующего братания с блюстителями порядка Мишка вслух вспомнил инцидент, «приключившийся в Атланте с его любимой сестрой». Шеф полиции изменился в лице:
Господи, это был такой позор Не представляете, сколько времени нам пришлось потом отдуваться за те Игры. Мои охламоны ухитрились точно так же приволочь в участок в наручниках жену канадского посла, посчитав, что она как-то не так переходила улицу А вашей сестре передайте, умоляю, что если когда-нибудь она захочет еще раз приехать в Атланту, она будет персональным гостем всего нашего управления
Вернувшись в Москву и изложив мне в красках всю эту историю, Михаил потянулся за сумкой и извлек из нее полицейскую фуражку с кокардой и нагрудный, величиной с ладонь, эмалевый номерной знак.
А вот это меня просили передать тебе лично в руки. Считай, что это скальп
Глава 5. Перекур с легендой
Под раскидистым деревом у служебного входа в олимпийский бассейн стоял четырехкратный олимпийский чемпион Грег Луганис и курил. Захотелось зажмуриться и потрясти головой. Что с того, что двадцать лет назад мы выступали с ним на одних Играх в Монреале? Там Луганис был всего-навсего дебютантом шестнадцатилетним дарованием американской команды, которому, несмотря на феноменальное выступление, так и не удалось победить. Но потом он дважды стал олимпийским чемпионом в Лос-Анджелесе, дважды в Сеуле, несколько лет снимался в различных голливудских студиях, играл в бродвейском мюзикле, наконец признался в том, что со времен Сеула ВИЧ-инфицирован и написал книгу о своей жизни, которая разошлась по стране миллионным тиражом. То есть превратился в легенду. А легенды, согласитесь, не могут просто так стоять под деревом и курить.