Лиза подошла к нему и попыталась обнять грузное, пахнувшее дорогим парфюмом тело:
Сережа, что люди будут говорить обо мне, зависит только от тебя. Я тоже могу поступить в институт, когда-то я хорошо училась в школе. У тебя есть деньги, почему бы тебе не помочь? Ты сам поступил за деньги, в этом я уверена. Ты же давно забыл школьную программу.
Он побагровел и оттолкнул ее:
Давай быстрее. С такими, как ты, я не собираюсь разговаривать. И сказал же, что на улице тебя не брошу. Сейчас я подвезу тебя в твою новую хату. Я подумал, что ты все же была рядом в самое трудное для меня время и негоже тебе побираться на улице. Начнешь новую жизнь в трешке.
Он посмотрел на Лизу, пытаясь отыскать радость в синих глазах, но ее не было лишь пустота.
Давай. Сергей взял ее за локоть и подвел к шкафу, где висела ее одежда. Быстрее, быстрее.
Она принялась бросать вещи в чемодан, который сожитель заботливо раскрыл, ни о чем не думая и ни на что не реагируя, как робот.
Всю дорогу до новой квартиры Лиза сидела молча на заднем сиденье новой машины, тупо глядя на пробегающие улицы, потом, когда они остановились и вышли из машины, как сомнамбула, пошла за Сергеем на второй этаж и очнулась от оцепенения только тогда, когда за сожителем захлопнулась дверь. Наверное, навсегда.
Глава 9
Парутино, 1891 г.
Прошел год, братья копали каждый день и в жару, и в холод. Кожа на их лицах задубела, их не пугал ни снег, ни дождь, они упрямо шли к мечте, к своей Трое, воображая себя новоявленными Шлиманами, но Троя не показывалась.
Однажды, перегревшись на солнце, тихий и всегда покорный Лейба не выдержал. Он сжал кулаки с кровавыми мозолями, швырнул лопату в кусты и, оскалившись, как шакал, пошел на брата, которого всегда почитал и слушался.
Шепсель, увидев безумный блеск в черных глазах Лейбы, тоже перестал копать и напрягся, готовый к худшему. Он ждал, что бедняга в конце концов взорвется. Год бесплодной работы многовато для любого одессита, тем более для его старшего брата.
Ты говорил, что мы разбогатеем. Лейба шипел угрожающе, как змея, пот, как кровь из раны, сочился из пор его лица, уголок его рта, покрытого серой пылью, дергался, на губах пузырилась белая пена. А еще ты говорил, что мы станем известными археологами и антикварами. Он стукнул себя по выпуклому лбу, оставив след грязных пальцев. И я был идиотом, потому что верил тебе. Как называется это место, братец? Сто могил? Еще год такой работы и его окрестят местом Сто одной могилы, моей, понимаешь? Лейба поднял голову, посмотрел в небо, безмятежно голубое, по которому проплывало одинокое облачко, похожее на старую монету, и расхохотался, размазывая соленый, как морской ветер, мутный пот. О, я идиот. Только идиот упрямо продолжает идти к своей цели, хотя каждая вещь, каждый камешек, каждая пылинка говорит ему, что это бесполезно. Здесь ничего нет. Нет и все.
Ты действительно идиот. Шепсель сплюнул в серую пыль и растоптал слюну, превратившуюся в комок грязи. Тебе прекрасно известно, сколько археологов обогатились в Ольвии.
Сейчас мне на это глубоко наплевать, отозвался брат. В его глазах по-прежнему горел недобрый огонек. Кончено, братишка. Я не собираюсь больше ишачить. Я знаю, что дурак, но поговорка «Работа дураков любит» не про меня. По мне, лучше иметь дело с проходимкой тетей Лесей и торговать лавровым листом, чем дышать грязью и грезить о мифических сокровищах. Он прижал руку к бешено бьющемуся сердцу. Представляю, как смеялась бы над нами Молдаванка.
Ты хочешь соскочить, когда у нас только-только пошли дела? поинтересовался Шепсель, поддевая носком мелкий белый камень. Когда мы уже продали несколько монет, кучу черепков и пару мраморных могильных плит? Чем же ты собираешься заняться? Только не нужно заливать, что ты готов снова таскать мешки с капустой. Насколько я тебя знаю, ты никогда не радел ни к какой работе.
Лейба скривился:
В гробокопатели я точно не нанимался. Так что прощай, братишка. Я возвращаюсь в Одессу. Там, по крайней мере, у меня есть братья, которые помогут первое время, не давая мне в руки лопату. Богатей сам, если хочешь.
Он круто развернулся и пошел, оставляя в пыли следы больших ступней.
Шепсель хотел громко послать его к черту, но его хитрый мозг работал, как всегда, безукоризненно, и он сразу сообразил, что в одиночку ему не выжить. Его тут же выдавят местные и приезжие. Дармоглот урядник позаботится о том, чтобы он не заработал и ломаного гроша.
Лейба, подожди. Он кинулся вслед и схватил брата за плечо. Лейба, прошу тебя, потерпи еще немного. Если в течение еще одного года мы не разбогатеем, даю слово, мы вернемся в Одессу. Я придумаю, чем нам заняться.
Старший брат лишь презрительно усмехнулся:
Таки да, ты даешь слово, только я тебе уже не верю. На этой проклятой земле я потерял последние силы. Дай мне уйти, Шепсель, дай уйти по-хорошему.
А если не дам? В вопросе младшего Гойдмана прозвучала угроза, и Лейба, почувствовав это, сжал кулачищи.
Тогда я уйду сам. Мне не хотелось бы драться с тобой, как с местной босотой.
Он с силой толкнул брата в грудь, и щуплый Шепсель еле удержался на ногах.
Ах, вот ты как? Он заскрипел зубами, смуглое лицо налилось кровью. Слушай, недаром наши родители считали тебя недоноском.
Лейба глотал раскаленный воздух, как вытащенная на берег рыба.
Как ты меня назвал?
Недоносок. Кулак Шепселя опередил кулак старшего брата лишь на долю секунды и успел впечататься в длинный нос с горбинкой. Брызнувшая кровь, как жидкость из раздавленного гнилого томата, сразу охладила Лейбу.
Больно, дурак. Он достал грязную тряпку, служившую ему платком, и приложил к носу.
Прости, братишка, но ты не оставил мне выбора. Шепсель подошел к котомке и вынул бутылку с водой. Держи, умойся. Нам нужно быть вместе, неужели ты это еще не понял?
Я понял только то, что мы здесь ничего не найдем, вздохнул Лейба, и недобрый огонек в его глазах погас, словно его затушили водой. Не всем быть Шлиманами. Тебе ли не знать, сколько археологов до него пытались найти эту проклятую Трою Мы сгнием здесь, но счастье нам не улыбнется.
Шепсель вздохнул, вспомнив слова отца о еврейском счастье, которое переменчиво, как погода, и, чтобы сменить тему разговора, указал брату на могильную мраморную плиту, выкопанную утром:
Как думаешь, за нее сколько удастся выручить?
Не больше, чем за предыдущую. Лейба подошел к куску мрамора и осмотрел его еще раз с видом знатока. Хватит на еду и оплату жилья.
И все же побольше, чем за черепки Шепсель вдруг осекся и странно посмотрел на брата. Губы его задрожали, глаза заблестели. Послушай меня, Лейба. Ты видел, что счастливчики гребут за эти плиты большие деньги.
Счастливчики это те, кто напал на мраморную жилу и выкапывает их по пять штук в день, буркнул брат.
Младший Гойдман кивнул. Его тонкие артистические пальцы прошлись по куску мрамора, потрогали древнегреческие надписи.
Скажи, можно ли отличить этот мрамор от современного? вдруг спросил он, слегка побледнев.
Лейба пожал плечами:
По мне, так не очень. Этот выглядит старее.
Наверное, и кусок современного мрамора можно сделать старее. Шепсель провел грязной рукой по лицу, оставив серую полосу на потной щеке.
Брат насторожился:
Зачем ты спрашиваешь?
Младший Гойдман придвинулся к нему и прошептал:
Раз так, нам ничего не стоит подделать несколько плит.
Туповатый Лейба сразу понял, чем хочет заняться его братишка.
Ты понимаешь, к чему это может привести? спросил он.
Шепсель махнул рукой:
Таки да, понимаю. Ни к чему такому, что позволит полиции посадить нас в тюрьму.
Где ты возьмешь мрамор, как будешь делать плиты? не отставал старший брат. Ты немного изучил древнегреческий, но этого мало, чтобы делать надписи.
Шепсель усмехнулся:
Шепсель усмехнулся:
Дорогой, мы недаром обзавелись многими знакомыми в Очакове. Помнишь, совсем недавно мы пили с Яшей Нахумовичем? Он, правда, стоил мне больше, чем я рассчитывал, выпил две бутылки водки вместо одной, но это неважно. Ты помнишь, чем он занимается?
Лейба наморщил большой лоб, на котором тяжелая работа гробокопателя уже оставила свои следы в виде глубоких морщин.
Он много лет делает памятники для очаковского кладбища.
И, заметь, лучшие памятники! Шепсель дернул себя за пыльный рыжеватый тараканий ус. Ну, скажи, что ему стоит соорудить могильную плиту или обломок колонны, имея в распоряжении куски мрамора? Для него это плевое дело.
Лейба открыл рот и стал похож на недоразвитого мальчишку.
Ты хочешь сказать, на этом можно заработать?
Вот в чем вопрос. Младший брат деловито потер руки. Ты прав, современный мрамор заметно отличается от старого. Это говорит только о том, что нам нужен еще один специалист. Наверняка есть технологии, которые позволят состарить кусок камня. Ну и, напоследок, мы обзаведемся человеком, знающим древнегреческий. Он и сделает надписи.
Лейба закусил полную нижнюю губу и отогнал муху, норовившую усесться на его горбатый материнский нос.
А ведь может выгореть! Он шлепнул себя по колену. Может, может, братишка. Ты голова!
Шепсель отряхнул запыленные брюки и поднял котомку и лопаты.
На сегодня работа окончена. Мы немедленно отправляемся к Нахумовичу. Думаю, старик согласится, если мы посулим ему хорошие деньги. От них, как известно, еще никто не отказывался.
Они медленно пошли по дороге в город, и младший Гойдман подумал: как правильно он делал, пытаясь прослыть известным антикваром в Очакове. День и ночь, не ленясь, он штудировал учебник Штерна, находил другие книги по археологии, и вскоре о нем заговорили как о грамотном специалисте.
Молва всегда бежит впереди паровоза, к нему шли люди, чтобы он оценил антикварные вещи, и Шепсель старался не ударить лицом в грязь. И таки да, пока ему это удавалось.
Глава 10
Дивногорск, наши дни
А потом потянулась унылая, серая жизнь.
Когда закончились деньги, которые оставил сожитель, Лиза поняла, что нужно искать работу. Она не представляла, куда отправиться, потому что умела только готовить, убирать и ублажать в постели. Готовить Братки говорили, что это у нее неплохо получается.
Может быть, попробовать устроиться в ресторан или кафе? Однако везде требовали диплом кулинарного училища.
Ей казалось это странным: кто-то с дипломом, может быть, готовил гораздо хуже ее, однако администрация не желала проверить ее способности, просто чеканила металлическим голосом: