Месяц я пахал на колодцах. Два отменных источника с чистейшей водой на расстоянии дневного перехода, способные напоить одномоментно тысячу верблюдов, осталось еще семь. Но, фактически, тракт проложен. Инженеры планируют равнять участки для проезда повозок, что сразу на порядок увеличивает пропускную способность тракта. Что любопытно, специалистов-дорожников наняли вскладчину купцы оренбургские, уральские и восточносибирские. Армейцам это до лампочки, их вполне устраивает просто способность напоить войска, а так для армии дороги мало важны, ей важно направление.
А сейчас я сижу около своей палатки в кресле-качалке, смотрю на звезды, пью крепкий чай с ежевичным вареньем, ем горячую лепешку и мясные нарезки. Тончайшие ломтики бастурмы и казы. Бастурма из жирной говядины, а казы это вяленая конская колбаса. Еще около кресла та самая бутылка с виски, что мне Локи оставил. Пару стаканчиков я усосал, и на душе чуть потеплело. Забавно, но уровень виски в бутылке не уменьшается, ровно половина.
Отломив кусочек лепешки, я с наслаждением вдохнул аромат хлеба. Пожалуй, величайшее изобретение человека хлеб. Как только додумались, что смолотое зерно можно испечь, превратив в универсальную еду. Прометей точно может быть довольным, его дар пошел людям на пользу.
Откинувшись на спинку кресла, я качнулся, бездумно смотря в бескрайнее звездное небо. Миллиарды звезд, всякие разные. Смогу ли я когда-либо поглядеть на них вблизи? Забавно было бы стать командиром космического крейсера, сгонять хотя бы к Альфе Центавра. А что, попробую, если дотяну до таких времен.
С этими мыслями я пару раз качнулся еще. Звезды перечеркнул силуэт каменного филина, живет тут неподалеку семейка. Брызнули огненной россыпью несколько метеоров, и снова тишина и благодать. Только брякает антабка на ружье часового, фыркают сонные кони, смеются на том конце лагеря пьяные господа офицеры. Один из них уж больно задирист, на дуэль нарывается. Убить его завтра, что ли?
Оренбургскому губернатору это, конечно, не понравится. Но Перовский вообще человек непростой, прямо скажем. Еще бы, один из приближенных Николая Первого. Здесь и сейчас почти абсолютная власть. Не удивлюсь, что именно он и окажется наместником императора в Средней Азии или, как начинают говорить, Туркестане. Хотя, по сравнению с Оренбургом азиатские города, как мне говорят, не ахти. Глухая провинция. Да, дворцы знати богаты и прекрасны, но и только. Да еще попади туда, в эти дворцы. Рабочие кварталы (или маххалли) чистые, аккуратные, скромные. Причем непривычные европейцу глухие дувалы, на улицу выходят только ворота и калитки. Даже базары так себе и лавки в большинстве своем тоже убогие. В принципе, правильно, глухая провинция, застрявшая в веках. России придется немало сил приложить, чтобы вывести Туркестан из векового сна. Может, империя и не управится, придется Союзу доделывать. Откровенно говоря, не нравится мне современная Россия. Слишком сильная разница между людьми, крепостные крестьяне вообще за людей не считаются. Дворяне к ним относятся примерно так же, как к папуасам. Да и к солдатам и казакам не намного лучше. По крайней мере, те дворяне, которых я здесь видел. Вон те, например, которые сейчас что-то спьяну поют по-французски. Аристократы-дегенераты, бля. Нет, этого гвардейца я точно убью. Опять про меня несет бред и ахинею. Да еще стихами, мать его.
Нет, похоже, все решится сегодня. Прет сюда сей глупый человек, сопровождаемый офицерами, часть из которых уговаривает его одуматься, а часть напротив готова присоединиться. Право слово я никак не пойму, что тут делает толпа этих кавалерственных неумков? Что их на Кавказ не отправили, там ведь вовсю война идет с черкесами и прочими? О, вот и они
Вы, сударь, мерзки и противны! Надо же, никак он мне решил стихами вызов бросить? Ну-ну.
А вы глупы ультимативно! Что ж, сударь, коль таков удел ваш, готовы ль вы к резне баш на баш? Получи фашист гранату. Глаза выпучил, ротиком хлопает.
А я неторопливо встал и коротко хлестнул его по морде лица, правда, вместо пощечины получилась оплеуха. И офицерик буквально улетел во тьму.
Что-то низко пошел, к дождю, наверное. Не правда ли, Прохор Александрович? Я повернулся к майору Озерову, одному из тех, что уговаривал этого хлыща успокоиться.
Захар-бай, ну как же вы Я думал, вы не подвержены бретерству. Покачал головой умудренный жизнью и войнами старый вояка. Повернувшись к паре молодых, но протрезвевших гвардейцев, которые вытаскивали буяна из кустов, в которые тот улетел, спросил. Как там Михайло Юрьевич?
Вы, сударь, мерзки и противны! Надо же, никак он мне решил стихами вызов бросить? Ну-ну.
А вы глупы ультимативно! Что ж, сударь, коль таков удел ваш, готовы ль вы к резне баш на баш? Получи фашист гранату. Глаза выпучил, ротиком хлопает.
А я неторопливо встал и коротко хлестнул его по морде лица, правда, вместо пощечины получилась оплеуха. И офицерик буквально улетел во тьму.
Что-то низко пошел, к дождю, наверное. Не правда ли, Прохор Александрович? Я повернулся к майору Озерову, одному из тех, что уговаривал этого хлыща успокоиться.
Захар-бай, ну как же вы Я думал, вы не подвержены бретерству. Покачал головой умудренный жизнью и войнами старый вояка. Повернувшись к паре молодых, но протрезвевших гвардейцев, которые вытаскивали буяна из кустов, в которые тот улетел, спросил. Как там Михайло Юрьевич?
Названный гусар стоял на ногах с трудом, пошатываясь и периодически закатывая глаза. Похоже, я его нехило нокаутировал. Махнув рукой, я налил полстакана вискаря и, подойдя к потерпевшему, влил его ему в глотку. Тот выпучил глаза, схватился за горло, что-то засипел и уснул почти мгновенно, свалившись на руки правому из спасителей.
Тащите его в палатку. Проспится, а там поглядим. Махнул рукой на него майор, пара солдат умело подхватили офицера под коленки и под мышки, после чего шустро уволокли его в лагерь. За ним, с моего молчаливого согласия, невесомой и безмолвной тенью ушла Аяна. Остальное офицерство тоже исчезло, после командного рыка майора. Озеров был старшим здесь, за исключением Перовского, но тот появлялся наездами и наскоками: губернаторство такого огромного края плюс неудачный в военном смысле и крайне удачный в политическом поход съедали все его время. Даже в Питер Василий Алексеевич пока не мотался, перебивался голубиной почтой и почтовыми сообщениями. Конечно, телеграф был бы много лучше, но вот чего пока нет, того нет. В России оптический телеграф есть от Петербурга до Варшавы, а электрический пока только в Питере, несколько коротких линий сообщения. Сюда, в Азию, пока только обычная почта. Хотя, надо сказать, весьма шустрая. Газеты из Англии появляются с месячными задержками, что весьма неплохо для конной тяги. Разумеется, срочную связь губернатора осуществляют специальные гонцы, но такое бывает нечасто. Смысла особого в этом нет, надежнее и проще держать голубиные станции. Правда, приходится дублировать сообщения, потому как соколов и ястребов здесь хватает.
Налив майору те же полстакана виски и придвинув к нему блюдо с заедками, я уселся снова на свое кресло и молча уставился на здоровенный месяц.
Глупые мальчишки. Озеров отхлебнул вискаря, хмыкнул, одобрительно прищурился и потянулся за куском бастурмы. Лермонтова ведь уже разок выдернули из-под трибунала за дуэлирование. Отслужил в армии на Кавказе, успешно воевал, так нет, снова влез. На сей раз его к нам сослали, и здесь он успокоиться не может. Просьба к вам, Захар-бай. Если все же поединок состоится, не убивайте его. Михаил хороший человек, просто запутался.
Нихрена себе, это что, я сейчас Лермонтова приласкал? Откуда он здесь взялся, павлин расфуфыренный?
Внезапно я почувствовал рядышком присутствие Аяны. Повернув голову, я вопросительно посмотрел на нее.
Та коротко поклонилась мне и майору.
Господин, нужна ваша помощь. Вот так, похоже, оплеуха вышла слишком сильной. Или еще что? Ладно, пойдем.
Извините, Прохор Александрович, труба зовет. Пойду, посмотрю, что с вашим поэтом случилось. Здесь чувствуйте себя как дома. Я встал и откланялся, оставив майора в задумчивости попивать виски на моей террасе. Ничего, нанятый мною слуга ему его подольет, коль нужно будет, чаю вскипятит свежего или кофе сварит. Мансур, перс из Хорасана, достаточно шустрый и умелый уже немолодой человек, которого я нанял в Хиве. Точнее, выкупил на рынке рабов, куда его с семьей притащил разорившийся хозяин. Вот я его и выкупил с семейством, после чего предложил отработать долг. Семью поселил, после раздумий, в Ак-Молинском приказе, там все безопаснее. А сам Мансур уже три месяца служит мне здесь, на тракте.
Аяна привела меня в палатку Лермонтова, где вокруг него хлопотал немолодой слуга. Денщик стоял рядом с чашкой ледяной воды, куда слуга макал чистую белую тряпицу и прикладывал ко лбу болезного.
Так, отойди, почтенный. Я отодвинул слугу в сторону, положил руку на лоб поэта. Аяна молча вытолкала слуг из палатки и задернула полог. Три керосиновые лампы в разных углах ярко осветили передвижное жилище изнутри. Снаружи негромко молились старые слуги. Ничего, лишним не будет точно, любовь ближних лишней никому не была. Так, похоже, кровоизлияние я ему устроил. Вообще, любой нокаут этим крайне чреват. Потому, скинув халат в угол, закатал шелковые рукава иссиня-черной шелковой рубахи, ополоснул руки в чашке с водой и положил ладони на виски и темя уже потерявшего сознание поэта. Именно потерявшего сознание. Из-под моих пальцев потекла густая темная кровь, тут же превращаясь в светящееся облачко. Кровь это концентрированная сила жизни, если знаешь как ее забрать. Я знаю, потому не упущу. А что, этого задиру и пьяницу я за «просто так» лечить должен?
Полночи я налаживал кровообращение в мозгах у Лермонтова, ладно хоть это от меня практически никаких особых знаний и сил не требует, я просто вижу, как нужно сделать. Аяна стоит рядом и смотрит, прикусив губу. Она тоже пытается, но ей это сложно, потому как не ее специальность. Хилола или Марина справятся с этим много легче, когда сил и знаний наберутся, ибо они тоже Вода. А Аяна Земля. Но Земля и вода друг друга не отталкивают; хоть огненные заклинания у Аяны и выходят много легче, но и водные тоже получаются. Пусть много энергозатратнее, но выходят.