Петрович понял, что на самом деле начальника интересует, легко ли будет до Радкевича добраться, а потому ответил по существу.
Ни то ни се, по-моему, а вообще, черт его разберет. В наркомат его в свое время пристроил тесть, но, ясное дело, за заслуги. Это те, кто без знакомств, никогда заслуг не имеют. Петрович желчно усмехнулся. Всё тебе написал. Домашний адрес, телефон, семейное положение, номер автомобиля
У него и машина имеется?
Угу. Кстати, он есть и в наших архивах несколько лет назад его приятель, командированный в Москву, устроил дебош в ресторане номер тридцать семь. Наши сгоряча приняли Радкевича за зачинщика дебоша, но потом стало ясно, что он всячески пытался утихомирить приятеля. Короче, в итоге Радкевич проходил как свидетель.
Тридцать седьмой это угол Театрального проезда и Рождественки, пробурчал Опалин, пробегая глазами строки. Да, вот еще: мы говорили с Николаем Леонтьевичем, и я включил тебя в опербригаду. Ты не против?
Нет. Зачем спрашиваешь?
Вот и отлично.
Главное, чтобы он ее не из ревности убил, как бы про себя заметил Петрович, возвращаясь на место. Мы-то думаем «комаровец», а вдруг окажется обычная ерунда? Приревновал, не рассчитал силы
Радкевича мы все равно будем проверять. Важно понять, не пропало ли у жертвы какой-нибудь мелочи. Тогда многое прояснится.
Через несколько часов позвонил Антон Завалинка. Он болтался на Таганке, опрашивал соседей по коммуналке, знакомых Елисеевой и ждал, когда вернутся с работы родители жертвы. Помимо всего прочего, Антон сообщил, что, судя по всему, ни одна вещь у убитой не пропала, все до последней мелочи было при трупе, когда его нашли.
Глава 12. Болезнь
Сколько спичек в коробке? Вопрос, казалось бы, ясный. На коробке ведь написано 52 штуки. Точность поразительная не 50 и не 60, а именно 52.
«Правда», 1 февраля 1935 г.На следующее утро Опалин проснулся и сразу же почувствовал себя странно. Все тело ломило, глаза слезились, в горле словно застрял кусок наждака. «Грипп», сообразил он и мысленно застонал. Весной не болел и даже не простужался, в начале осени не болел, и именно сейчас
Надо было померить температуру, но градусника под рукой не оказалось. Умываясь, бреясь и приводя себя в порядок, Опалин старательно отгонял лезшие в голову скверные мысли а на ум, как назло, приходили только воспоминания о коллегах, которые были известны своей храбростью и не раз уходили от бандитской пули, а потом находили смерть в самой глупой и банальной ситуации. Яшу Шубинского задавил пьяный шофер. Кондратов повесился после того, как от него ушла жена, по общему мнению, и мизинца его не стоившая. Вася Селиванов, до Опалина живший в его комнате, сгорел от скоротечной чахотки. «И от гриппа вполне можно умереть Конечно, я не стану доводить до воспаления легких, но что же теперь, дома отсиживаться, когда меня ждет работа?»
Едва Опалин вошел в свой кабинет, как на столе зазвонил телефон.
Твердовский. Зайди ко мне.
В трубке слышались посторонние шумы, источник которых Иван определил еще до того, как переступил порог кабинета начальника. Перед столом Николая Леонтьевича сидела шоколадного цвета мохнатая собака, походившая на смесь померанского шпица и медвежонка. Величиной она была примерно с пол-овчарки. Проводник немолодой, тощий, как спичка, человек держался поблизости, и в его глазах, когда он смотрел на собаку, светилась сдержанная гордость.
Это что? спросил Опалин.
Вот, познакомься твой тезка Иван Васильич Никифоров и его Фрушка, объяснил Твердовский. Про нападение на милиционера Чагина слышал? Стоял ночью на посту, подбежал человек, стал кричать, мол, в квартире на Володарского кого-то убивают, Чагин пошел за этим типом и в подворотне попал в засаду. Проломили голову, забрали оружие, документы и форму сняли. Собаки пошли по следу и сбились, а Фрушка привела на соседнюю улицу и прямиком на этаж, где засела вся шайка. Взяли с поличным
Собака, как будто поняв ее хвалят, замела хвостом по полу.
А почему Фрушка? спросил Опалин у тощего.
Сам не знаю, признался тот, само собой вышло
Собака облизнулась и с любопытством уставилась на Опалина очевидно, чувствуя, кто в этой комнате далеко не последний человек.
Умнее любой овчарки, добавил Твердовский, опережая вопрос о том, почему к делу предполагается привлечь дворняжку. Так что принимай пополнение в опербригаду. Выделяю тебе Никифорова ну и Фрушку, само собой.
Твердовский потрепал собаку по голове привычным жестом опытного собачника и отпустил Никифорова.
А овчарку никак? спросил Опалин, после того как стало понятно, что проводник его не услышит.
Николай Леонтьевич скривился так, словно у него внезапно заболел зуб.
ЧП у нас, Ваня. И овчарку пока никак.
Это убийство на Коминтерна? Недавно в своей квартире на улице Коминтерна, которая ранее называлась Воздвиженкой, был убит известный журналист.
Угум, промычал Твердовский. Манухин всех собак затребовал.
Манухин был коллегой Опалина, но оба опера друг друга выносили с трудом. Здоровенный детина, Манухин не гнушался получать сведения методами, вызывавшими у Опалина отвращение. В свою очередь, Манухин считал Ивана чистюлькой, «выезжающим» за счет везения.
Кого он может найти? спросил Опалин, не скрывая раздражения. Николай Леонтьевич посмотрел на лицо подчиненного и усмехнулся.
Да неважно, главное развести бурную деятельность, хмыкнул он, возвращаясь за свой стол. Все равно, чую я, дело у нас заберут А Манухину терять нечего. Раскроет молодец, не раскроет отрапортует, сколько человек привлек и какие оперативно-разыскные мероприятия провел А с трупом из Марьиной Рощи как?
Похоже, я ошибся, признался Опалин. Это не «комаровец». Николай Леонтьевич молчал, ожидая продолжения, и Иван стал объяснять: Одиннадцатого ноября девушка ушла из дому, нарядившись, как на свидание. Мать хотела, чтобы она сидела с младшими братьями и сестрами. Последовала бурная ссора, обе стороны наговорили друг другу всякого, и в конце концов Елисеева убежала, хлопнув дверью. Встретилась со своим любовником, Сергеем Александровичем Радкевичем, который повел ее в тридцать седьмой ресторан. Ресторан этот ранее всплывал в связи с подозреваемым, и я поручил Казачинскому проверить. Один из официантов вспомнил, как обслуживал столик Радкевича и Елисеевой. Поужинали, ушли вместе, официант предполагает отправились к кавалеру. У него отдельная квартира это и мать Елисеевой подтверждает, хотя фамилию любовника дочка и не афишировала. Когда Елисеева не вернулась домой, мать решила, что та переселилась к любовнику, а родне сообщить забыла отношения такие.
А тринадцатого числа труп ее дочери нашли в Марьиной Роще, буркнул Николай Леонтьевич, хмурясь. Убита как минимум за сутки до обнаружения тела Что любовник? С ним ты уже говорил?
Говорил, но без толку. Путается, врет, несет какую-то чушь насчет слабой памяти. Обещал жаловаться, намекал на свои знакомства и даже угрожал, в его власти, говорил, испортить мне жизнь. Нужна санкция на его арест. Для невиновного человека он ведет себя подозрительно. К тому же у него есть машина, а Горюнов установил, что Елисееву убили не там, где тело нашли. Как оно попало в Марьину Рощу?
Ну вот, а ты решил, тут замешан «комаровец», заметил Николай Леонтьевич. Никогда не стоит торопиться с выводами Выглядишь ты, Ваня, не ахти. Приболел?
Грипп, похоже.
Так езжай домой, нечего народ заражать.
Но, Николай Леонтьевич
Аспирин, чай с вареньем и никакой работы, оборвал его Твердовский. Насчет Радкевича я договорюсь.
Но
Не волнуйся, как только «комаровец» объявится, обязательно дадим тебе знать. Лично тебе позвоню! Марш домой, лечиться Пусть Харулин тебя подбросит до дома.
Опалин запротестовал.
Ваня, не спорь со мной, проворчал Николай Леонтьевич, и Иван сдался. Впрочем, прежде чем вернуться домой, он все же заглянул в свой кабинет и сообщил сидевшему на месте Петровичу, что заболел и оставляет его за главного.
По Гусеву там, в общем, только уточнить пару деталей
Гусев был рабочим, который убил женщину, делавшую в бане за деньги подпольные аборты. За такую операцию просили от 400 до 700 рублей при том, что в то время зарплата уборщицы составляла рублей двести. Жена Гусева после аборта умерла, и он решил отомстить. Позже выяснилось, что убитая, якобы медсестра, не имела даже начатков медицинского образования и являлась мошенницей со стажем.
Ладно, я закончу, сказал Петрович. Ты, главное, поправляйся.
Шофер отвез Опалина домой. Поднимаясь в лифте, Иван чувствовал, как горят щеки. Он забыл, что в квартире не было не только градусника, но и никаких лекарств. Варенье, рекомендованное Твердовским, тоже отсутствовало. Пришлось ограничиться холодным чаем с хлебом и остатками портвейна. От портвейна по телу немедленно разлилось живительное тепло, и даже голова перестала казаться тяжелой. Где-то за стеной бубнило радио, потом заиграла симфоническая музыка. Опалин лег на кровать, подумал, что спать днем в одежде самое глупое, что только можно себе представить, и провалился в сон. Когда Иван проснулся, уже наступил вечер. Радио все еще работало, и, судя по неестественным голосам и шумам, шла трансляция какого-то спектакля.
«Умрешь тут, на этой продавленной кровати, мелькнуло в голове у Ивана, и успеешь протухнуть, прежде чем догадаются взломать дверь». Перед его мысленным взором предстали лица управдома и дворника, приглашенных в качестве понятых. Дверь, конечно, будет вскрывать Юра, Петрович составлять протокол своим каллиграфическим почерком, фотограф Спиридонов суетиться и шипеть магниевой вспышкой, а Горюнов обстоятельный, спокойный, неулыбчивый человек вздохнет и скажет, что «Ваня сильно изменился». Эксперт был мастером таких двусмысленных фраз, которые выдавал с совершенно равнодушным видом, усиливая производимое впечатление.
Опалин встряхнулся. Он знал за собой этот недостаток слишком живое воображение впрочем, не раз и не два помогавший ему в работе. Неожиданно ему захотелось есть. Поднявшись с кровати, Иван отправился на кухню, где стояли только газовая плита, раковина, стол, один-единственный стул и обшарпанная тумбочка, заменяющая кухонный шкаф. Немногочисленную посуду Опалин держал на тумбе, продукты за ее дверцами. Яйца кончились, но зато нашелся мешочек с рисом, и как раз когда Иван наливал воду в кастрюлю, чтобы поставить ее на плиту, прозвучал звонок в дверь.