Но вот музыка смолкла, и я пришел в себя. Мне показалось, будто я услышал шум со стороны скопища черепов и костей.
Но вот музыка смолкла, и я пришел в себя. Мне показалось, будто я услышал шум со стороны скопища черепов и костей.
Вопрос. Ах, вот как Вы слышали шум со стороны скопища черепов и костей?
Ответ. Да, мне почудилось, что черепа усмехаются, и я невольно вздрогнул.
Вопрос. А вы не подумали, что за костями как раз и мог прятаться тот самый божественный музыкант, который так очаровал вас?
Ответ. Еще бы, конечно, подумал и уже не мог думать ни о чем другом, господин комиссар, я даже не последовал за мадемуазель Дое, которая поднялась и спокойно направилась к воротам кладбища. Она была настолько поглощена своими мыслями, что не заметила меня, в этом нет ничего удивительного. Я замер, не спуская глаз с костей, решив до конца разобраться в этой невероятной истории и найти разгадку.
Вопрос. Что же все-таки случилось, если наутро вас нашли полумертвым, распростертым на ступенях главного алтаря?
Ответ. О, все произошло очень быстро К моим ногам скатился череп, потом второй, и еще один Можно было подумать, что я стал мишенью этой зловещей игры в шары. Мне пришло в голову, что какое-то неосторожное движение нарушило порядок в нагромождении костей, за которыми прятался наш музыкант. Такое предположение показалось мне тем более обоснованным, что на залитой ослепительным светом стене ризницы внезапно мелькнула чья-то тень.
Я поспешил вослед. А тень, толкнув дверь, уже проникла в церковь. У меня были крылья, а у тени широкое пальто. Я был достаточно скор и успел ухватиться за полу пальто тени. В этот момент тень и я, мы оба оказались как раз перед главным алтарем, и лунный свет, проникавший сквозь витраж алтарного выступа, падал прямо на нас. Я не отпускал полу, тень обернулась, пальто, в которое она была закутана, распахнулось, и я увидел, господин следователь, так же ясно, как вижу вас сейчас, кошмарный череп, устремивший на меня горящий взгляд, в котором отражалось пламя ада. Я решил, что имею дело с самим Сатаной, сердце мое, несмотря на все свое мужество, не устояло перед этим потусторонним видением, больше я ничего не помню вплоть до того момента, когда очнулся в маленькой комнатке в гостинице «Закатное солнце».
Глава VII
Визит в ложу номер пять
Мы расстались с господином Фирменом Ришаром и господином Арманом Моншарменом в тот момент, когда они собирались отправиться с кратким визитом в ложу номер пять первого яруса.
Широкая лестница, ведущая из административного вестибюля к сцене и подсобным помещениям, осталась позади; они пересекли сцену (сценическую площадку), проникли в театр через вход для абонированных зрителей, а дальше в зал по первому коридору слева.
Пробравшись между первыми рядами партера, они взглянули на ложу номер пять первого яруса. Но из-за царившего там полумрака и наброшенных на красный бархат подлокотников огромных чехлов разглядеть ее хорошенько им не удалось.
В эту минуту они оказались почти одни в огромном сумрачном нефе, их окружала полнейшая тишина. Это был спокойный час, когда машинисты сцены уходят пить.
Вся смена на короткое время покинула площадку, бросив наполовину установленную декорацию; лишь отдельные лучи света (тусклого, зловещего, украденного, казалось, у какого-то умирающего светила) сочились сквозь неведомое отверстие, падая на старинную башню, ощетинившуюся на сцене своими картонными зубцами; предметы в неверном свете этой искусственной ночи или, вернее, обманного дня принимали странные очертания. Полотно, укрывавшее кресла партера, напоминало разбушевавшееся море, чьи сине-зеленые волны внезапно замерли по тайному повелению исполина, властителя бурь, который, как каждому известно, зовется Адамастором.
Господин Моншармен и господин Ришар выглядели жертвами кораблекрушения средь застывшего волнения полотняного моря. Они продвигались к ложам левой стороны большими рывками, наподобие моряков, оставивших свою лодку и пытающихся добраться до берега. Восемь огромных колонн вроде полированных подпорок вставали во тьме, как невероятных размеров сваи, призванные удержать угрожающе нависшую, вот-вот готовую рухнуть вздувшуюся скалу, основание которой избороздили круговые, параллельные, изогнутые линии балконов лож первого, второго и третьего ярусов. А наверху, на самом верху отвесной скалы гримасничали, усмехались, зубоскалили, насмешничали, издевались над беспокойством господина Моншармена и господина Ришара затерянные в медных небесах господина Ленепве[7] лики. Хотя обычно лики эти отличались крайней серьезностью. Вот их имена: Исида, Амфитрита, Геба, Флора, Пандора, Психея, Фетида, Помона, Дафна, Клития, Галатея, Аретуза. Да, сама Аретуза и Пандора, которую все знают из-за ее ящика, глядели на двух новых директоров Оперы, зацепившихся в конце концов за какой-то обломок и молча созерцавших оттуда ложу номер пять первого яруса. Я сказал, они были обеспокоены. По крайней мере, я так полагаю. Господин Моншармен, во всяком случае, признает, что был потрясен. Он говорит буквально следующее:
«Эти бабьи сказки (ну и стиль!) насчет Призрака Оперы, в которые нас так мило пытались заставить поверить с тех пор, как мы стали преемниками господина Полиньи и господина Дебьенна, в конце концов, безусловно, нарушили равновесие моих умственных, а вернее всего, и зрительных способностей, ибо (была ли тому виной необычайная обстановка, в которой мы очутились, и поразившая нас невероятная тишина?.. Или мы стали жертвой своего рода галлюцинации, обусловленной почти полной тьмой в зале и полумраком, царившим в ложе номер пять?), ибо в ложе номер пять я увидел, и Ришар тоже увидел, причем в тот же самый момент, некую фигуру. Ришар ничего не сказал, как, впрочем, и я. Однако мы инстинктивно взялись за руки. Затем подождали несколько минут, не шевелясь и не сводя глаз с одной точки, но фигура исчезла. Тогда мы вышли и уже в коридоре поделились своими впечатлениями, упомянув о фигуре. К несчастью, моя фигура была совсем не похожа на фигуру Ришара. Лично я видел что-то вроде черепа на бортике ложи, в то время как Ришар заметил фигуру старой женщины, походившей на матушку Жири. Тут мы сразу поняли, что действительно стали жертвой обманчивого воображения, и с громким смехом незамедлительно бегом бросились на первый ярус к ложе номер пять, вошли туда, но уже не обнаружили никакой фигуры».
И вот теперь мы в ложе номер пять.
Эта ложа ничем не отличается от остальных лож первого яруса. По правде говоря, она в точности такая же, как соседние.
Господин Моншармен и господин Ришар, демонстративно веселясь и посмеиваясь друг над другом, двигали мебель в ложе, приподнимали чехлы и кресла, с особым вниманием изучая то, в котором имел обыкновение сидеть голос.
Однако им пришлось признать, что это было самое обычное кресло, ничего волшебного они в нем не нашли. Словом, ложа была самая что ни на есть заурядная с красной обивкой, креслами, ковриком и бортиками красного бархата.
Ощупав тщательнейшим образом коврик и не обнаружив в нем, как, впрочем, и во всем остальном, ничего особенного, они спустились в ложу бенуара, находившуюся непосредственно под ложей номер пять.
В ложе бенуара номер пять, расположенной в углу рядом с первым левым выходом из партера, они также не обнаружили ничего, что заслуживало бы внимания.
Над нами все смеются! воскликнул под конец Фирмен Ришар. В субботу мы даем «Фауста» и оба будем присутствовать на представлении в ложе номер пять первого яруса!
Глава VIII,
в которой повествуется о том, как господин Фирмен Ришар и господин Арман Моншармен имели смелость дать «Фауста» в «про́клятом» зале и какое ужасное событие произошло вследствие этого
Однако, явившись в субботу утром в свои кабинеты, директора нашли в двух экземплярах письмо от П. О., составленное таким образом:
«Дорогие директора!
Стало быть война?
Если вы еще дорожите миром, вот мой ультиматум.
Он заключает в себе четыре следующих условия.
1. Вернуть мне ложу я хочу, чтобы она сейчас же перешла в полное мое распоряжение.
2. «Маргариту» сегодня вечером будет петь Кристина Дое. Не беспокойтесь о Карлотте: она заболеет.
3. Я высоко ценю радушные и добросовестные услуги мадам Жири, моей билетерши, которую вы немедленно восстановите на службе.
4. Дайте мне знать письмом, переданным через мадам Жири, что вы, подобно вашим предшественникам, принимаете мои договорные условия относительно причитающегося мне ежемесячного вознаграждения. Позже я сообщу вам, каким образом следует вручать его мне.
В противном случае сегодня вечером вы будете давать «Фауста» в про́клятом зале.
Имеющий уши да услышит!
П. О.».Хватит, он мне надоел!.. Надоел! возопил Ришар, с угрозой подняв кулаки и с грохотом опустив их на письменный стол.
Тем временем вошел Мерсье, администратор.
Лашеналь хочет видеть одного из господ, сказал он. Дело, судя по всему, срочное, человек этот выглядит крайне взволнованным.
Кто такой Лашеналь? спросил Ришар.
Это ваш старший конюший.
Как! Мой старший конюший?
Ну да, сударь, пояснил Мерсье, в Опере несколько конюших, а господин Лашеналь старший над ними.
И чем же он занимается, этот конюший?
В его ведении находится конюшня.
Какая конюшня?
В противном случае сегодня вечером вы будете давать «Фауста» в про́клятом зале.
Имеющий уши да услышит!
П. О.».Хватит, он мне надоел!.. Надоел! возопил Ришар, с угрозой подняв кулаки и с грохотом опустив их на письменный стол.
Тем временем вошел Мерсье, администратор.
Лашеналь хочет видеть одного из господ, сказал он. Дело, судя по всему, срочное, человек этот выглядит крайне взволнованным.
Кто такой Лашеналь? спросил Ришар.
Это ваш старший конюший.
Как! Мой старший конюший?
Ну да, сударь, пояснил Мерсье, в Опере несколько конюших, а господин Лашеналь старший над ними.
И чем же он занимается, этот конюший?
В его ведении находится конюшня.
Какая конюшня?
Ваша, сударь, конюшня Оперы.
В Опере есть конюшня? Я ничего об этом не знал, честное слово! И где она находится?
В подвалах со стороны «Ротонды». Это очень важная служба, ведь у нас двенадцать лошадей.
Двенадцать лошадей! Великий Боже! Зачем они?
Для шествий в «Жидовке», в «Пророке» и так далее нужны дрессированные лошади, которые «имеют понятие о сцене». Учить их этому входит в обязанность конюших. Господин Лашеналь весьма сведущий человек в этом деле. Он бывший директор конюшен Франкони.
Прекрасно. Но что ему от меня надо?
Не знаю. Я никогда не видел его в таком состоянии.
Пусть войдет!
Входит господин Лашеналь. В руках у него хлыст, которым он нервно стегает себя по сапогам.
Добрый день, господин Лашеналь, говорит изумленный Ришар. Чему мы обязаны честью видеть вас?
Господин директор, я пришел просить вас уволить всю конюшню.
Как! Вы хотите уволить наших лошадей?
Речь не о лошадях, а о конюших.
Сколько у вас конюших, господин Лашеналь?
Шестеро!
Шестеро конюших! Двое, по крайней мере, лишние.
Это специально созданные места, прервал его Мерсье. Они навязаны нам секретариатом министерства изящных искусств. Их занимают правительственные протеже, и осмелюсь заметить
Плевать мне на правительство!.. решительно заявил Ришар. Нам не требуется больше четырех конюших для двенадцати лошадей.
Одиннадцати! поправил его старший конюший.
Двенадцати! повторил Ришар.
Одиннадцати! настаивает Лашеналь.
Но господин администратор сказал мне, что у вас двенадцать лошадей!
Было двенадцать, но осталось одиннадцать после того, как у нас украли Цезаря! И господин Лашеналь изо всех сил стегает себя по сапогу.