Тут милиционеры снова принялись задумчиво хныкать на все лады, и снова самый смекалистый остановил хмыканье свежей идеей:
Если в бомбу выстрелить из нагана, то она, безусловно, может всех поранить, а вот если ее выбросить в окно, то тогда мы окажемся вне зоны досягаемости ее зловредного действия, сказал этот смекалистый милиционер, рассчитывая видимо на какое-нибудь поощрение в виде грамоты за смекалку и находчивость, и, без лишних слов распахнув окно на лестничной площадке, выбросил в него коробку.
Вот видите, радостно сказал смекалистый милиционер, Мы даже не услышали взрыва!
Хм сказали остальные милиционеры и, похлопав смекалистого по плечу, все вместе уехали ловить какого-то жулика.
Хм произнес Егор Кузьмич и, пожавши плечами, вернулся в квартиру.
А хмыкал ли Сергей Петрович, затеявший всю эту канитель неизвестно зачем, нам уже неизвестно. Как и то, что было в таинственной анонимной посылке.
Неприветливые люди
Прогуливался как-то раз Михаил Витальевич по весьма живописному берегу реки и заприметил, что на противоположном берегу так же неспешно прогуливается его давний хороший знакомый Семен Петрович.
И по всему было видно, что Семен Петрович тоже заприметил Михаила Витальевича, да только, подлец эдакий, и виду не подает. Лицо, как говориться, кирпичом и что-то наглое насвистывает.
Пробовал Михаил Витальевич Семена Петровича камнем достать, да больно река широка не докинуть, а свое старенькое ружьишко Михаил Витальевич, как назло, дома забыл. А то, конечно, достал бы наглеца. И не то, чтобы Михаил Витальевич недолюбливал Семена Петровича, а просто терпеть не мог, когда не отвечают на его приветствия.
А вот Семен Петрович маху-то не дал и был при ружьишке. И поэтому, на одном из очень шумных перекатов, он, как будто бы, заприметил Михаила Витальевича, поприветствовал его и, не дождавшись ответа (а тот, надо сказать, попросту его не услышал) взял и пальнул дуплетом. И вполне себе удачно.
Так, что Михаил Витальевич больше по берегу реки не прогуливается. Впрочем, как и по другим живописным местам.
По законам логики
Владимир Аркадьевич, прогуливаясь по городскому парку, размышлял о том, что все в жизни подвержено законам логики. И если что-то в эти законы не вписывается, то просто наблюдатель не совсем глубоко копнул.
Так, что Михаил Витальевич больше по берегу реки не прогуливается. Впрочем, как и по другим живописным местам.
По законам логики
Владимир Аркадьевич, прогуливаясь по городскому парку, размышлял о том, что все в жизни подвержено законам логики. И если что-то в эти законы не вписывается, то просто наблюдатель не совсем глубоко копнул.
Когда машина подъехала, Егорыч несильно ударил ломом по лобовому стеклу, отчего у машины отвалились дверцы и выхлопная труба. Само же стекло осталось целым. Как и водитель, который не стал дожидаться второго удара, а, вдаривши по газам, слегка наехал на Егорыча, отчего потерял одно из колес. Так на трех колесах и скрылся в подворотне.
Таким образом, и выходило, что Владимир Аркадьевич был, безусловно, прав, когда разложил Тамаре Петровне создавшуюся ситуацию по полочкам, по законам логики, отчего Тамара Петровна вернулась к своему мужу и с Егорычем более не связывалась.
Доносчик поневоле
Решил как-то раз Федор Лукич разыграть Валентина Павловича, для чего вырядился Валентином Павловичам и, нацепивши роскошную рыжую бороду, явился в отделение милиции, где от имени Валентина Павловича написал лживый донос на Федора Лукича, то есть на самого себя.
Суть доноса была настолько запредельной и омерзительной, что даже видавшие виды следователи по особо важным делам после прочтения содрогнулись и приняли сердечных капель. После чего, вместе со взводом автоматчиков, отрядом саперов и отделением психически неуравновешенных немецких овчарок, отправились арестовывать Федора Лукича, который к тому моменту уже сидел дома и ехидно посмеиваясь потирал руки.
Арест произошел без излишнего кровопролития, хотя от дома, где проживал Федор Лукич, мало что и осталось, а не дожеванные бешеными овчарками куски нескольких мирных жителей еще долго собирали по всей округе.
Самого же Федора Лукича по началу определили в морг, но он умудрился каким-то образом подать признак жизни и был переведен в реанимацию, и примерно через полгода пошел на поправку.
Что же до следствия по доносу, то вскорости его прекратили, так как ни один из перечисленных в нем фактов не был подтвержден, но зато следователи возбудили уголовное дело в отношении Валентина Петровича за злостную клевету, и вскоре ничего не понимающий Валентин Петрович оказался на нарах.
А после того, как отсидевши приличный срок он оказался на свободе, то быстро покинул свой родной город, так все его теперь считали поганым доносчиком и не подавали руки.
А Федор Лукич и по сей день не может унять безудержный смех, вспоминая, как ловко разыграл своего старого друга.
Моралист, или по стопам Даниила Хармса
Дмитрий Петрович забрался в окно,
К Ольге Семеновне прямо в окно,
Все через двери, а он, гад, в окно.
Свинство какое-то к даме в окно!
А Ольга Семеновна голой лежит!
Прямо к окну срамным местом лежит!
Прям на полу не стесняясь лежит!
Другой было б стыдно, а эта лежит!
Дмитрий Петрович срывает штаны.
Может, руками срывает штаны.
Может, нечаянно спали штаны.
И в Ольгу Семеновну эти штаны!
Как вам не стыдно! он ей говорит,
Срам разложили тут, ей говорит.
Стыдно смотреть, прямо! ей говорит.
Штанами прикройтесь! ей говорит.
Тут Ольга Семеновна начинает истерично визжать, отчего прибегают милиционеры, арестовывают вора-домушника Дмитрия Петровича и убегают. А Ольга Семеновна кричит им вслед: «Штаны!!!»
Занавес.
По щам
Некто, прихвативши бутылку водки, пришел в гости к своему старому знакомому, и сходу ударил по щам.
После щей ударили по картошке с котлетами и еще по водке.
Потом, в ходе дружеской беседы, они не сошлись в каком-то вопросе и снова ударили по щам.
После взаимных ударов, помирились и, ударивши по водке, ударили по рукам.
И по щам больше не ударяли.
Никаким.
Глупый мужлан
Павел Семенович, ну что же вы как в штаны наклавши! Ну прибавьте же шагу-то!
Да я и так, Мария Сергеевна, бегу почти!
Ну так и не отставайте! Бежит он! Плететесь как черепаха!
Да к чему же такая спешка-то, я понять не могу?..
А вам, Павел Семенович, и понимать тут нечего! Сказано поторапливайтесь, значит поторапливайтесь, и лишних вопросов не задавайте!
А вам, Павел Семенович, и понимать тут нечего! Сказано поторапливайтесь, значит поторапливайтесь, и лишних вопросов не задавайте!
Да хоть скажете, куда мы так несемся-то?
Вы что, газет не читаете и телевизора не смотрите?
Не читаю и не смотрю там же муть одна!
Сами вы муть, прости господи! Да прибавьте же шагу-то! Ну, прямо, не могу я с вами!
Мария Сергеевна, у меня сейчас дыхание кончится! Я же не гоночный автомобиль!
Да что вы ноете? Скоро придем уже! Поднажмите!
Да куда придем-то? Ради бога, вы можете объяснить, наконец, куда мы так ломимся?
Вот не называли бы газеты с телевидением мутью, то знали бы, что сегодня в универмаге распродажа будет в женском отделе!
И только-то?!
Что значит и только?! Вам этого мало?! Вы что, совсем уже что ли? Впрочем, конечно вы же глупый мужлан, Павел Семенович! Вы же ничего не понимаете! В общем, молчите, прибавьте шагу и не нойте! Мы уже почти пришли!
Отчаянный кулинар
Валерий Петрович решил сделать приятное Галине Семеновне, приготовив на ужин что-нибудь необычное.
Дело несколько осложнялось тем, что готовить Валерий Петрович не умел совершенно. Курицу, к примеру, он варил до тех пор, пока мясо само не отваливалось от костей, что было ярким свидетельством его готовности. Макароны обычно обращались в клейстер. Рыба в мелкую дисперсию, если конечно не сгорала вовсе. Крупы либо нельзя было разгрызть, либо уже нельзя было есть. Количество соли и перца превышало все мыслимые пределы. А пожарные и соседи уже не обращали внимания на перманентную задымленность всего дома.
Но, невзирая на полную несовместимость с кулинарным искусством, Валерий Петрович не отчаивался, и мужественно продолжал вести на кухне неравный бой с продуктами, ставя при этом какие-то немыслимые кулинарные эксперименты.
Вот и на этот раз, желая произвести приятное впечатление на Галину Семеновну, он взялся приготовить что-нибудь эдакое.
Для начала он обжарил грибы, не забыв, конечно, о соли с перцем. Обжаренные грибы он уложил в брюхо палтуса, которого предварительно так же слегка обжарил. Рыбу с грибами он поместил в нутро утки, немного обваренную кипящим маслом. А снаряженную таким образом утку, он поместил в молочного поросенка, вываренного в молоке.
Поросенка зашил суровой ниткой и, возложив на противень, засыпал его мелкорублеными сырыми овощами. Все это он щедро полил маслом, засыпал солью и перцем и, за неимением вина, обливши самогонкой, поместил томиться в раскаленную духовку
В общем, надо сказать, ужин удался на славу и Валерий Петрович произвел на Галину Семеновну прямо-таки неизгладимое впечатление. На всю, как говориться, жизнь. И после того, как ее выписали из больницы, более они не встречались.
Что же до Валерия Петровича, то впоследствии он более не рисковал, и производил благоприятное впечатление на дам в роскошных ресторанах.
Повезло
Павел Евгеньевич решил устроить, как говорится, финт ушами. И, конечно, не на пустом месте, а на самом, что ни на есть, рабочем.
Во-первых пятница, во-вторых за окном чудеснейшая погода, в-третьих запах шашлыков намного приятнее парфюма работников и пластикового амбре перегретой оргтехники. И что характерно ни единого атома, способного хоть как-то повлиять на химические реакции в организме, способствующие рабочему настроению.
И вот Павел Евгеньевичи и решил, что чем напрасно растрачивать драгоценное время, сидя в затхлом душном офисе, лучше отколоть какой-нибудь номер и, сославшись на плохое самочувствие, поскорее воссоединиться в гармонии с «заофисным» миром.
А дело это было не такое уж и тривиальное судя по физиономиям и блуждающим взглядам остальных работников, в их головах царили примерно те же самые мыслишки, так что действовать тут надо хитро и оперативно.
Но как назло ни одной путной идеи в голове Павла Евгеньевича не возникало. Просто прикинуться больным банально и не поверят, изобразить приступ чего доброго в больницу упекут, сломать компьютер техники сегодня не очень миролюбивы, что опять-таки светит больницей, сымитировать поджог уж слишком большая крайность.